Жизнь после Пушкина. Наталья Николаевна и ее потомки [с иллюстрациями] - Татьяна Рожнова

После смерти Жуковского его вдова с дочерью Александрой (1842–1890) и сыном Павлом (1845–1912), приехав из Германии, поселилась в России и приняла православие. Жизнь ее без Жуковского длилась недолго, и спустя четыре года после его кончины, в возрасте 35 лет, она умерла и была похоронена вместе с ним. На саркофаге появилась еще одна надпись:

Здесь погребена близъ супруга ея Елисавета Алекстьевна Жуковская родившаяся въ Лифляндии 19 июня 1821-го скончавшаяся въ Москвть 26 ноября 1856 года

В. А. Соллогуб писал: «Гоголь благоговел перед Пушкиным, Пушкин перед Жуковским. <…> Жуковский был типом душевной чистоты, идеального направления и самого светлого, тихого добродушия, выражавшегося иногда весьма оригинально. Возвратившись из Англии (в 1838 г. — Авт.), где он восхищался зеленеющими тучными пастбищами, он говорил с восторгом: „Что за край! Что за край! Вот так и хочется быть коровой, чтоб наслаждаться жизнью“»{917}.

Горько оплакивали Жуковского его друзья, среди которых уже не было ближайшего из них — А. И. Тургенева. Еще в июле 1808 г. тот признавался брату Николаю: «Жуковский еще более мне полюбился, и я дружбу его почитаю лучшим даром Промысла. По талантам, по душе и по сердцу — редкий человек и меня любит столько же, сколько я его»{918}. «Жуковский криво видит вещи, потому что во многом не просвещен. Но на деле он свят, и жизнь его вся из благих дел»{919}, — писал Александр Иванович брату уже в сентябре 1832 г.

24 апреля 1852 года

М. П. Погодин. Дневник. Москва.

«К Елагиной. Известие о смерти Жуковского. Что за черный год! Плакали».

«Не стало нашего патриарха, нашего несравненного, ангельски-доброго Жуковского»{920}, — в августе того же года писала П. А. Плетневу графиня Ростопчина.

Ф. И. Тютчев, потрясенный смертью поэта Жуковского, писал в прощальном стихотворении: «Поймет ли мир, оценит ли его?..»

| |

29 апреля 1852 года

Фрейлина Александрина Гончарова получила официальное разрешение вступить в брак с 45-летним бароном Густавом Фризенгофом:

«Милостивая государыня Александра Николаевна! На письмо Вашего превосходительства от 27 февраля имею честь уведомить, что их императорские величества высочайше соизволяют на вступление Ваше в брак с Австрийским подданным уроженцем города Вены бароном Густавом фон Фризенгофом.

С искренним почтением имею честь быть Вашего превосходительства покорнейший слуга.

Кн. Петр Волконский»{921}.

Александрина, прожив восемь лет в семье Ланских и выйдя замуж, навсегда покинула Россию, поселившись в замке мужа — Бродзянах, близ Вены. Ей было почти 42 года.

«Со свадьбой и отъездом тетушки, в доме водворился ненарушимый мир и безмятежное спокойствие. Матери стало все улыбаться в жизни, но не на долгий срок»{922}, — писала позднее дочь Натальи Николаевны Александра Ланская о тяжелом характере А. Н. Гончаровой.

Тогда же, в 1852 году, племянником Петра Петровича — Николаем Ланским, была выполнена серия карандашных рисунков. Следует заметить, что одним из наиболее удачных стал портрет 40-летней Натальи Николаевны, приведенный в книге.

10 мая 1852 года

В Потсдаме состоялась встреча Николая I с Дантесом, представлявшим интересы будущего Наполеона III. Правда, во французской депеше от 15 мая на имя Николая Дмитриевича Киселева, состоявшего послом в Париже с 1844 по 1854 г., указывалось, что российский император, давая согласие на эту аудиенцию, приказал «предупредить, что он не может принять его (Дантеса. — Авт.) в качестве представителя иностранной державы вследствие решения военного суда, по которому он был удален с императорской службы.

Если же он хотел бы явиться как бывший офицер гвардии, осужденный и помилованный, то его величество был бы готов выслушать то, что он желал бы ему сказать от имени главы французской Республики»{923}.

На подлиннике депеши осталась резолюция Николая I: «быть по сему».

Встреча царя и Дантеса была довольно продолжительной. «Царь был очень любезен и полушутливо называл своего бывшего офицера „Господин посол…“». Однако после аудиенции Николай I, верный себе, в секретной депеше, адресованной русским дипломатам, участвовавшим в этих переговорах, настаивал на том, чтобы «проконтролировать отчет барона Геккерена», которого к тому времени в Европе уже называли «известнейшим выкормышем Империи» и «сволочью».

Позднее сын Дантеса на вопрос постоянного парижского корреспондента газеты «Новое время» И. Яковлева (И. Я. Павловского) «Ваш отец никогда не бывал после своей печальной истории в России?» ответит:

«Нет, но он дважды видел после того императора Николая I в Берлине. В первый раз он был послан Наполеоном, тогда еще президентом республики, чтобы позондировать мнение императора насчет предстоявшего государственного переворота. Ответ был положительный. Во второй раз он был послан Наполеоном, уже императором, чтобы просить руки для него дочери великой княгини. На этот раз ответ был более чем резким»{924}.

11 июня 1852 года

В местечке Манциана близ Рима внезапно умер Карл Павлович Брюллов, находившийся там с весны 1849 года на лечении. Ему было всего 46 лет. Похоронен на римском кладбище Тестаччо для иностранцев-некатоликов.

Так уж случилось, что Карл Брюллов венчался со своей избранницей, 17-летней Эмилией-Карлоттой-Катариной Тимм, дочерью рижского бургомистра (проживавшего с семьей в 1836–1839 гг. по делам службы в Петербурге), 27 января 1839 г., то есть ровно 2 года спустя со дня дуэли Пушкина. Есть в этом что-то мистическое. «Юное, очаровательное создание», певческий талант и красота которой покорили сердце художника (он был старше своей избранницы на 22 года), но не принесли ему счастья. Надежды на семейный очаг были разбиты о непостоянство невесты (а затем и жены), и спустя чуть более месяца последовал разрыв, хотя бракоразводный процесс был окончен лишь в 1841 году. (Прелестная особа вскоре стала невесткой Н. И. Греча, выйдя замуж за его сына Алексея. Она словно спешила жить. В 1850 году, находясь в Италии, Эмилия-Карлотта-Катарина умерла.)

«Я так сильно чувствовал свое несчастье, свой позор, разрушение моих надежд на домашнее счастье, что боялся лишиться ума»{925}, — писал в отчаянии Карл Брюллов. Будучи глубоко и несправедливо раненным в самое сердце, он живо откликнулся на верность и понимание Юлии Самойловой, которая на долгие годы стала предметом его душевной привязанности, вернула к жизни и творчеству.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});