Собрание сочинений в 10 томах. Том 3 - Генри Райдер Хаггард

— Вот и исполнились слова Зибальбая, — заговорил сеньор, — что скоро будет вашим по праву то, что вы взяли силой!

— Нет! По праву власть принадлежит Майе, но она моя по насилию, если только…

Обращаясь к Майе, он добавил:

— Тебе разве нечего мне сказать?

— Оставь меня! Видишь, отец мой, быть может, мертв! Сеньор что-то хотел сказать, но я поспешил его остановить и возобновить просьбу о врачах.

Через несколько минут к нам вошел Маттеи, слуга нес за ним ящик с лекарствами и инструментами. Он осмотрел Зибальбая и насильно влил ему в горло какую-то жидкость.

— Дело его плохо. Мне кажется, что он не встанет… Как это все произошло? — спросил он у нас.

— Отец мой умер, проклиная меня, — ответила Майя.

— Почему он тебя проклял?

— Отошли своего слугу, и я все скажу тебе.

Когда это было исполнено, она продолжала:

— Вот почему: пока мы странствовали в пустыне, Тикаль, мой жених, взял себе другую жену, Нагуа. Но если он дал твоей дочери власть и почет, то не дал ей любви. Теперь, после нашего возвращения, он предложил моему отцу признать его опять касиком с тем, чтобы я согласилась быть его женой!

— Но ведь жена касика не может быть разведена или удалена от трона и ложа Повелителя Сердца! — воскликнул Маттеи.

— Тикаль собирался убить ее и тебя, чтобы я могла занять ее место.

Глаза Маттеи сверкнули, как молнии.

— Продолжай, Майя, продолжай! Я покажу ему!

— Отец мой согласился, но я отказалась, потому что мне нет до него никакого дела. Вот почему отец проклял меня!

— Но если ты не хочешь выйти замуж за Тикаля, то, верно, желаешь быть женой другого человека?

— Да, — ответила она, опуская глаза, — я люблю этого белолицего, которого вы называете Сыном Моря, и хочу быть его женой… Но Тикаль очень силен, и возможно, что для спасения жизни моего возлюбленного и его друга мне придется броситься в объятия Тикаля. Он ждет моего ответа. Теперь ты сам знаешь, в каком мы положении. Одна, в темнице, я не могу бороться с Тикалем… Скажи, настолько ли я еще любима в народе, чтобы он смог низложить Тикаля в мою пользу?

— Не знаю! Но ты не захочешь, чтобы я сам помогал тому, что повлечет за собой мою гибель и позор дочери. Я буду откровенен с тобой. Я подал голос за избрание Тикаля с тем, чтобы он женился на моей дочери. Таким образом я сделался первым после него… Теперь скажи мне, что тебя больше прельщает: быть касиком этой страны или стать женой человека, которого любишь?

— Я желаю быть женой своего белого друга и потом навсегда оставить эту страну, чтобы поселиться среди живых людей. Желаю, чтобы Игнасио дали столько золота, сколько нужно для его целей, а затем пусть Тикаль и Нагуа правят страной до конца света.

— Ты просишь немного, и я постараюсь тебе помочь. Я ухожу, но если Тикаль придет опять, ничего ему не говорите. Ваша жизнь зависит от этого.

В следующие два дня приходили еще другие врачи, но сознание не возвращалось к Зибальбаю, царило уныние. Наконец Майя сказала:

— В несчастный день мы встретились тогда на Юкатане!… Здесь ожидает нас всех только горе. Поэтому не лучше ли мне согласиться на условия Тикаля? Я потребую, чтобы я сама проводила вас по ту сторону гор, одаренными всем, чего только пожелаете, и богатствами до конца жизни. За меня нет надобности беспокоиться. Я отдамся не Тикалю, а смерти и умру за вас, но неопозоренной.

— Не говорите так, Майя! Я виноват в том, что мы пришли сюда. Меня увлекло любопытство, кроме того, если бы мы вернулись, мне пришлось бы покинуть Игнасио… Не теряйте мужества, я уверен, что мы еще счастливо выберемся из этой темницы.

Я слушал их беседу и сам предавался довольно грустным размышлениям. В дверях нашей комнаты показался Маттеи. Его первый вопрос был о Зибальбае.

— Он жив еще, но больше ничего нельзя сказать, — ответил я.

— Он недолго проживет, — сказал Маттеи, внимательно осмотрев больного. — Оно и к лучшему: смерть ему вернейший друг… В народе многие обвиняют Тикаля в убийстве дяди и требуют провозглашения Майи касиком. Он собрал там тайный совет, на котором почти всеми было решено для подавления смуты предать смерти и тебя, Майя, и, конечно, обоих иноземцев. Тикаль утвердил этот приговор, но, прежде чем исполнитель успел уйти с заседания, отменил решение, говоря, что не может принять участие в смерти невинной девушки… Впервые я видел, что сердце одолело у него разум. Вы спаслись, но лишь на время. Смерть ожидает вас с часу на час.

— Есть ли у вас какой-либо план для нашего спасения? — спросил я.

— Зачем? Я первый выгадаю от вашей смерти.

— В таком случае, ты первый и умрешь! — воскликнул сеньор, быстро становясь между Маттеи и входной дверью и подходя к нему с сжатыми кулаками.

Старик только усмехнулся.

— Если я не вернусь в совет, то они придут сюда и тогда…

— Найдут твою дохлую шкуру! — добавил сеньор.

— Может быть! Но от этого всего будет в выгоде моя дочь, которую я люблю больше жизни. Впрочем, я ведь не говорил, что у меня нет плана для вашего спасения, я только спросил, какая мне в нем надобность.

— Говорите скорее!

— Я не знаю, насколько он будет приятен Майе, но другого нет, и надо выбирать между ним и смертью. Ваша жизнь в моих руках, и если бы она была нужна для счастья моей дочери, то я бы не задумался ее взять.

— Если мы не примем твоего плана, то я сверну тебе шею! — с угрозой произнес сеньор, но старик, казалось, не обращал на него никакого внимания и спокойно продолжал:

— Тикалю удалось прекратить волнение обещанием, что совет старейшин разберет это дело в день подъема вод, сначала в святилище, а потом на глазах у всего народа. Слова Зибальбая крепко запали в память, и народ жаждет знать, что случится, если пророчество исполнится. Народ, многие сановники и даже некоторые старейшины думают, что безумие Зибальбая ниспослано свыше, с неба, и что небесный голос побудил его идти в далекое странствие… Я уже стар, давно служу богам и приношу им жертвы, но еще никогда не случалось, чтобы они исполнили те просьбы, которые к ним обращены, или чтобы бессмертные что-либо говорили смертным. У этих чужеземцев свои, не наши, божества… И вот я думаю, что, будь я на вашем месте, я нашел бы удобным вселить голос в безмолвные уста наших богов.

— Что это значит? — спросила Майя.

— Вот что: когда разъединенные части сердца соединятся в условленном месте на алтаре, то боги дадут какой-либо закон, который будет нам путеводным лучом в будущем. Я знаю, что древний символ на алтаре имеет внутри пустоту, и возможно, что там мы найдем какое-либо откровение, имеющее отношение к нынешним событиям. Может быть, там совершенно пусто… Недавно я нашел в храме письмена, которые, если бы они оказались в алтаре, имели бы большое значение для вас…