100 ВЕЛИКИХ ЗАГАДОК ИСТОРИИ - Непомнящий Николаевич

Комиссия получила от Конгресса очень широкие полномочия и набрала штат сотрудников. В конце сентября 1964 г. был готов отчёт. До этого в сотрудничестве с Федеральным бюро расследований и службой безопасности было проведено более 27000 допросов; показания опрошенных тщательно проверялись, причём прежде всего комиссия расследовала всевозможные догадки и предположения. В оригинальном варианте отчёт содержит почти 900 страниц. Этот том дополняли 26 томов «Приложений», включавших документы следствия, схемы и фотографии, результаты проверки слухов, а также биографии Освальда и Руби.

Публикация отчёта вызвала международный резонанс. Первые отклики появились тогда, когда стал известен лишь главный результат деятельности комиссии, а сам отчёт ещё не был опубликован (вначале его представили президенту Джонсону). А результат был таков: Освальд является убийцей-одиночкой; президент Кеннеди убит им одним, кроме того, Освальд застрелил полицейского Типпита; ни о каком сговоре между Освальдом и Руби не может идти речи так же, как не может идти речи ни о каком заговоре, организованном Освальдом и какими-либо другими лицами или властными группировками с целью убийства президента.

Ещё до публикации и проверки отчёта выводы, сделанные в нём, были тотчас и безоговорочно приняты большей частью международной прессы. С исторической точки зрения, это — вовсе не такой уж незначительный факт. Хотя подобная реакция ничуть не должна удивлять, а наоборот, является — если оставить без внимания подоплёку — вполне понятной. Убийство молодого американского президента, которого многие миллионы американцев считали гарантом свободного мира, породило страх и неуверенность. В том числе и в Восточном блоке. И прежде всего на Кубе. Люди боялись, что, если будет открыт политический заговор, последствия могут оказаться такими же тяжёлыми, как и последствия знаменитого политического убийства, потрясшего весь мир в 1914 г.

Хотя через десять месяцев после убийства Кеннеди непосредственная опасность казалась уже не столь велика, как в ноябре 1963-го, однако чувство неуверенности было ещё сильно, поэтому к выводам, сделанным комиссией Уоррена, отнеслись с доверием, их приняли без всякой критики. Неуверенность сменилась убеждённостью в том, что это преступление, каким бы жутким оно ни было, уже дело прошлого; ни к каким роковым последствиям оно не привело. Пребывая под этим впечатлением, американские представители ещё в конце сентября 1964 г. направили экземпляры отчёта комиссии Уоррена премьер-министру СССР Хрущёву и другим ведущим советским функционерам.

Подобно тому, как многие политики и обозреватели — ввиду желанных для них выводов, сделанных в документе, безоговорочно признали отчёт ещё до того, как прочитали его, так и критики, придерживавшиеся совсем иной точки зрения, вынесли свой вердикт, даже не удосуживаясь проверить отчёт. Так поступил, например, английский философ Бертран Рассел. Согласно достоверным сведениям, он, даже не читая отчёт, назвал его «жалким и негодным» и заклеймил как «постыдную махинацию». Он прислушивался лишь к мнению нью-йоркского адвоката Марка Лейна, который считал Освальда невиновным и по просьбе матери Освальда пытался доказать его невиновность.

В июне 1964 г. по инициативе 92-летнего философа и противника атомного оружия Рассела в Англии был образован комитет, получивший название «Кто убил Кеннеди?». В этот комитет вошли ведущие интеллектуалы Великобритании, например, Д.Б. Пристли, писатель Майкл Фут, член парламента, Джон Арден, Виктор Голланч и лондонский театральный критик Кеннет Тинан. В декабре 1964 г. в английской воскресной газете «Санди таймс» появилась статья, написанная в поддержку комитета и принадлежавшая перу профессора новейшей истории Оксфордского университета Хью Тревора-Ропера.

Тревор-Ропер сомневался в достоверности отчёта, подготовленного комиссией Уоррена; он указывал на ряд противоречий и несообразностей. Однако позволял себе не считаться с фактами, приведёнными в отчёте, и самовольно искажал их, причём весьма существенным образом. Например, он утверждал, что полиция уничтожила бумажный пакет, изготовленный Освальдом: завернув винтовку в этот пакет, Освальд пронёс её в здание склада школьных учебников; позднее же полицейские собственноручно изготовили пакет, его стали считать важнейшей уликой и предъявлять свидетелям для последующего опознания. Однако Тревор-Ропер заблуждался. Впрочем, полицейским действительно пришлось изготовить новый пакет, поскольку подлинный пакет после проведения различных лабораторных тестов вылинял и потому предлагать его для опознания свидетелям событий было уже нельзя. Однако подлинный пакет, на котором полиция обнаружила отпечатки пальцев и ладоней Освальда, не был уничтожен.

Ещё одна поправка, внесённая Тревором-Ропером, касается допроса. Освальда допрашивали в общей сложности двенадцать часов. Однако никаких записей не сохранилось (не говоря уже о магнитофонных записях). Поэтому Тревор-Ропер писал: «Если в распоряжение комиссии не удалось предоставить никакого протокола, то случившемуся можно дать лишь одно объяснение: протокол уничтожен ФБР или полицией, а комиссия Уоррена, проявляя преступную халатность, даже не потрудилась расспросить о причинах его отсутствия». Тревор-Ропер полагал, что американская полиция «даже в самых тривиальных случаях автоматически фиксирует протокол допроса», однако потом уже, задним числом, он узнал, что американские полицейские очень редко составляют протоколы допросов, делают это лишь когда дело доходит до признаний подозреваемого или уличающих свидетельств.

Профессор Тревор-Ропер позволил себе подправить ещё один факт — он исказил мнение одного из оперировавших врачей о характере ранений президента, поэтому критическую статью, написанную оксфордским историком, сочли необоснованной. И более того: раз уж в «сочинении легенд» уличили довольно известного профессора, то отмести возражения прочих критиков, оспаривавших выводы комиссии, было ещё легче. Всех прочих критиков можно было счесть «неисправимыми скептиками» — или даже «левыми или правыми радикалами», или же коммунистами, и, уж конечно, все они были «бессовестными журналистами, любителями сенсаций».

Вот ещё штрих, дополняющий картину трагедии: дискуссия об обстоятельствах преступления и его подоплёке велась с ужасающей необъективностью. Это относится прежде всего к сторонникам отчёта, которые объявляли — в лучшем случае — фантазёром любого, кто осмеливался усомниться хотя бы в том, что в цепочке улик не было никаких пробелов.

Вот что писал в своём предисловии издатель и комментатор полного немецкого издания отчёта Роберт М.В. Кемпнер, бывший заместитель главного американского обвинителя на Нюрнбергском процессе: «Так называемые „тайны“ остались лишь для тех персон, которым по каким-либо личным, политическим или иным соображениям нужна завеса таинственности вокруг убийства. Каждый объективный наблюдатель современной истории, будь то политик, юрист, „простой человек с улицы“ или азартный читатель криминальных историй, обязан считать… результат расследования доказанным». Конечно, эти или подобные им утверждения нелепы, ведь они с самого начала исключают любое возражение или же объявляют его подозрительным, ведь они прямо-таки хотят запретить любое сомнение.

Тот, кто объявляет доказанным результат — «приговор», — к которому пришла комиссия Уоррена, заходит слишком далеко. Так, английский юрист, лорд Девлин, однозначно стоявший на стороне комиссии, принял участие в дискуссии, задавшись вопросом: «Был ли виновен Освальд?» Вот какое заключение он сделал: «Если бы Освальд был заочно приговорён к смертной казни, то следовало бы сказать лишь одно: он осуждён на основании улик, которые кажутся неопровержимыми».

Разумеется, лорд Девлин считает, что любой адвокат оказался бы в отчаянном положении, решись он истолковать в пользу Освальда все те факты, которые были выдвинуты против него. Однако можно полагать, что защитник, выступая перед судом, не стал бы просто соглашаться с фактами и свидетельствами очевидцев, собранными в отчёте комиссии Уоррена. Он мог бы оспаривать их, и, естественно, он попытался бы опровергнуть достоверность высказывания того или иного свидетеля обвинения.

Вопрос о достоверности свидетельских показаний ставился и комиссией, впрочем, ставился не всегда, а преимущественно в тех случаях, когда высказывания свидетелей давали почву для каких-либо предположений, которые не согласовывались с выводами, сделанными ещё полицейскими, задержавшими Освальда.

Так на допросе Освальд сказал, что в момент убийства президента он обедал в служебной столовой; затем, взяв бутылку «кока-колы», вышел на улицу и — так написано в отчёте комиссии Уоррена, — поговорив минут пять-десять со старшим рабочим Биллом Шелли, пошёл домой. Освальд заявил, что ушёл с работы, потому что Билл Шелли сказал ему, что в этом здании сегодня работать уже никто не будет. Далее в отчёте имеется лишь следующее примечание: «Шелли отрицал, что видел Освальда после 12 часов; он вообще не видел его после покушения».