Жизнеописание Михаила Булгакова - Мариэтта Омаровна Чудакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
23 декабря в 11 часов читает «Мольера» в МХАТе новым исполнителям. «Сегодня звонил Вересаев, жаловался, что книжку его „Сестры“, выпущенную ГИХЛом, ГИХЛ же (Государственное издательство художественной литературы. – М. Ч.) поместил в витрину брака с надписью, что книга вредная. – Жаль старика».
25 декабря. Утром – репетиция «Мольера». «К 4-м часам заехала в театр за М. А., поехали на Якиманку в Институт переливания крови. Брюхоненко (Сергей Сергеевич) очень жалел, что не может показать оживление отрезанной головы у собаки – нет подходящего экземпляра. Показывал кое-какие свои достижения. Но главное – настойчиво предлагал М. А. написать пьесу – вместе с ним – положив в основу какой-нибудь из его научных опытов.
Тут же приехал знакомый режиссер из Союзкино с уговорами написать фильм вместо пьесы или и то и другое. Но вместе с тем было ясно, что фамилия „Булгаков“ его пугает. Он все время бормотал, горестно вздыхая:
– Да… ведь вы же сатирик! ведь я помню ваши «Роковые яйца»… да-а… – и качал грустно головой.
Потом и он, и Брюхоненко, оба в пиджаках, несмотря на сильнейший мороз, выскочили во двор, провожая нас и приглашая еще приезжать к ним».
Елена Сергеевна, чувствительная к деталям такого рода, неизменно будет памятлива на знаки такого почтительного отношения к Булгакову.
29 декабря. «Сегодня впервые у нас Егоров и Рипси, а потом и Федя (Н. В. Егоров – заместитель директора МХАТа, Р. К. Таманцева – секретарь дирекции МХАТа; Ф. Н. Михальский. – М. Ч.). Рипси одна из немногих, которая приветствовала наш брак.
За ужином Ник[олай] Вас[ильевич] с громадным темпераментом стал доказывать, что именно М. А. должен бороться за чистоту театральных принципов и за художественное лицо МХАТа.
– Ведь вы же привыкли голодать, чего вам бояться! – вопил он исступленно.
– Я, конечно, привык голодать, но не особенно люблю это. Так что вы уж сами боритесь».
30 декабря удается вновь обратиться к роману – написать страничку.
31 декабря Булгаков встречал новый, 1934 год в кругу друзей и близких – Я. Л. Леонтьев и А. А. Арендт (потомок врача, лечившего Пушкина), женатые на сестрах, О. С. Бокшанская с Калужским. За столом было весело: «Женя Калужский и Леонтьев помирали над шуточными неприличными стихами, которые Михаил Афанасьевич сочинил к Новому году, т. е. стихи были абсолютно приличные, но рифмы требовались другие».
4 января 1934 года Булгаков вернулся к роману; в этот день пишется страница, где Маргарита, встретясь с Воландом не на балу (которого в этой редакции нет), а на шабаше (описанном гораздо более раблезианскими красками, чем в поздних редакциях), просит его: «Верни мне моего любовника».
В течение всего января автор то и дело обращается к страницам рукописи. Фьелло, нахлобучив меховую шапку, отправлялся за любовником. История его исчезновения, изложенная на двух страницах, вырвана из тетради (по-видимому, по тем же причинам, что и история с Босым), однако появлялся герой на страницах романа в ватнике и сапогах, как уже упоминалось.
9 января: «М. А. – сцена за сценой – намечает пьесу. В какой театр?
– С моей фамилией никуда не возьмут. Даже если и выйдет хорошо».
Речь идет о пьесе «Блаженство».
14 января. «Пропустила несколько дней. (Е. С. стремится вести дневник аккуратно, регулярно. – М. Ч.). За это время две смерти: Луначарского и Андрея Белого». Оба эти человека были Булгакову небезразличны, первый имел прямое отношение к его судьбе. Литературное отношение Булгакова к Белому было отрицательным, а с 1933 года к этому примешалось, пожалуй, раздражение – Белый выступал против постановки «Мертвых душ» в МХАТе, уверяя, что ни постановщики, ни автор инсценировки не поняли Гоголя (в тот год А. Белый выпустил свою труднодоступную для чтения и замечательную богатством мысли книгу «Мастерство Гоголя»). Можно думать, что в постоянной и творчески многообразной ориентации Булгакова на Гоголя в эти и последующие годы была какая-то доля внутренней полемики с Белым, который считал себя «возобновителем» Гоголя, «новым Гоголем». Это усиливало ту неприязнь Булгакова к Белому, которая и продиктовала резкие слова, зафиксированные в той же записи Еленой Сергеевной и важные для нас главным образом как один из немногих случаев прямых высказываний Булгакова:
«Всю жизнь, прости господи, писал дикую ломаную чепуху. В последнее время решил повернуться лицом к коммунизму. Но повернулся крайне неудачно… Говорят, благословили его чрезвычайно печальным некрологом». И в той же записи: «В МХАТе начались репетиции „Врагов“ (пьесы Горького. – М. Ч.). На каком-то спектакле этой пьесы недавно в Малом театре в правительственной ложе была произнесена фраза: – Хорошо бы эту пьесу поставить в Художественном театре». Так репертуар МХАТа только подвергался непредсказуемым переменам, что, с одной стороны, делало в глазах Булгакова, да и других драматургов, неустойчивым положение уже репетируемых пьес, а с другой стороны, заставляло все время ожидать чудес – например, возвращения на сцену «Бега».
В 20-х числах января шла работа уже над последними главами романа, как намечены они были в «Разметке глав» еще в октябре 1933 года: «17.26/VI (разметка точных дат событий. – М. Ч.). Возвращение Степы. 18. Выпуск Босого. 19. Следствие у Иванушки. 20. Бой с Воландом. Город горит. К вечеру самоубийство. 21. Полет. Понтий Пилат. Воскресенье».
Страницы главы, которая, по-видимому, называлась «Город горит», вырваны, и можно разобрать лишь обрывки рассказа о том, как к дому № 10 подкатила закрытая машина. Но содержание ее частично восстанавливается по записи в дневнике Елены Сергеевны от 23 января, где рассказано, как Булгаков работал над сценой пожара в Берлиозовой квартире и как в ту же ночь (т. е., видимо, с 22-го на 23-е) начался пожар на их кухне, как Булгаков собственноручно тушил его и в какой-то момент уже крикнул, отчаявшись: «Вызывай пожарных!» – но вслед за тем сумел все же сбить огонь и затушить…
Далее на сцене в Торгсине работа над романом опять оставлена; на этот раз вернуться к нему удалось только летом того же года.
5 февраля Булгаков с женой смотрят генеральную репетицию пьесы Горького «Егор Булычев», и Елена Сергеевна резюмирует в дневнике их впечатления: «Спектакль бесцветный», a 11 февраля, на другой день после премьеры, им звонит О. С. Бокшанская, как всегда, сообщая театральные новости: «На спектакле были члены правительства, был Сталин. Огромный успех. Велели ставить „Любовь Яровую“».
Возвращаясь к дневнику после долгого перерыва –
