Чёт и нечёт - Лео Яковлев

Так кто же сейчас сидел передо мной по человеческим меркам? Гений? В мои сокровенные размышления вдруг проник тихий голос Ли:

— Нет, я не гений. Я — палач Господень, вы же это хорошо знаете!

Я забыл, что в присутствии Ли думать тоже нужно осторожно. На меня внимательно смотрели Зеленые глаза, а там, за этой изумрудной зеленью угадывались бесконечные космические пространства и прозрачные, вечно клубящиеся облака, и даже не облака, а струящийся и сверкающий золотом и серебром воздух в ослепительно солнечный день над раскаленной Дорогой — вечная игра Материи, образующей Информационное поле, — обитель Хранителей его Судьбы, очередной раз заключивших свой Договор со смертным.

Я чувствовал, что наша беседа уже в тягость Ли, что он все чаще посматривает на лежащие возле его руки два умеренно толстых красивых томика с одинаковой надписью на корешках: «В.В. Розанов: Pro et contra», и понял, что ему очень хочется погрузиться на часок-другой в этот мир давно затихших философских и литературных дискуссий, чтобы еще раз услышать шум Времени.

И я откланялся.

Готовя к печати свои беглые заметки, я еще раз шаг за шагом пережил всю эту необычную беседу, временами принимавшую совершенно фантастический характер. Несколько дней ушло у меня на обдумывание того, что я услышал и увидел. И я убедился, что далеко не со всеми утверждениями Ли я был согласен.

Прежде всего, я никак не мог отнести к «шалостям» его научные занятия. Осмысливая его жизнь от самых младенческих лет, я уже давно пришел к убеждению, что любой его даже самый незначительный поступок хоть в какой-то степени был отражением воли Хранителей его Судьбы. Тем более, так должно было быть, когда речь шла о деле, занимавшем его внимание и пусть даже относительно малую часть его времени в течение более чем десятка лет. Естественно, что это мое убеждение относилось к его инициативным, случайным начинаниям, а не к повседневной рутине, отражавшей данное ему изначально жизненное условие «быть как все».

И уж во всяком случае я не мог согласиться с тем, что созидание мнимых научных величин в разных концах Империи Зла он предпринял исключительно по своей воле и исключительно для повышения благосостояния своей семьи. У Хранителей его Судьбы несомненно были и есть в запасе десятки «случайностей», обеспечивающих достижение этой несложной цели: от очередной «выгодной коммерции» вроде той, что была ему «подброшена» в трудные годы болезни Исаны, до неожиданного наследства откуда-нибудь из-за границы от забытых и потерянных родственников. И поэтому я принялся анализировать кармическую сущность этого направления его деятельности.

Мой ход рассуждений основывался на том, что, придавая своим абитуриентам ученый облик и делая из них кандидатов и докторов кавказских или туркестанских наук (термины, введенные Ли в его юмористических рассказах «из жизни ученых»), Ли не только потешался над «партийно-государственной политикой в области высшего образования и научных исследований», но и придавал довольно большой группе людей — группе действующих человеческих воль — новые качества и новые возможности влияния на ход текущих событий. Случай помог мне убедиться в моей правоте. Среди знакомых моих знакомых был «перспективный деятель», начавший лет в сорок довольно стремительное продвижение вверх. Пройдя за следующие пять лет все необходимые периферийные ступени, он получил наконец перевод в Киев, где стал начальником одного из главных управлений одного из министерств, и мои знакомые рассказали мне, что он в любой момент мог бы стать заместителем министра, если бы, работая администратором, одновременно трудился над обучением молодого поколения специалистов своей отрасли или хотя бы написал какое-нибудь учебное пособие. Через некоторое время он все же стал заместителем министра.

После моего разговора с Ли я почему-то вспомнил об этом случае. Стать «учителем» молодых специалистов у героя этой притчи явно не было ни времени, ни условий. Значит, у него, чтобы взять карьерный барьер, оставалась лишь одна возможность — написать учебное пособие. Я еще раз пересмотрел все книги, написанные Ли, и в одной из них, «рекомендованной в качестве учебного пособия», нашел в числе соавторов фамилию этого новоиспеченного заместителя министра, ставшего впоследствии еще и парламентским депутатом. Как «влиял» на развитие и состояние своей отрасли и общества этот получивший определенную власть деятель, был ли он разрушителем, созидателем или просто крупным вором, как и многие другие его соратники, для моих рассуждений принципиального значения не имело, так как кармическая сущность «шалостей» Ли в любом случае была здесь налицо. Думаю, что и некоторая часть остальных двухсот «соавторов» Ли также внесла свою, ставшую после общения с Ли более весомой, лепту в ход нашей Истории, в тот самый вектор всей совокупности человеческих воль, который, по словам Льва Толстого, определяет ее направление. Конечно, Ли был одиноким волком, но отнюдь не единственным деятелем «теневой науки» — были сотни, а может быть, и тысячи других. Как теперь стало известно, ученым-«теневиком» пришлось побывать и Бахтину — человеку с явными признаками гения. Но вряд ли кто-нибудь из этих «теневиков» был так производителен, как Ли. Он был уникален и в этом отношении, как и во всех иных сторонах своей жизни.

Было еще одно последствие «научных забав» Ли: они открыли ему доступ в достаточно высокие сферы управленческой иерархии тогдашней Системы. Воспользовался ли он этим своим достижением, и было ли оно связано с его Предназначением — мне еще предстояло разобраться, работая над последней частью его записок.

Не мог я исключить и возможность иного кармического аспекта научных занятий Ли. В результате этой его «случайной» деятельности в библиотеки Империи и в ее реестры изобретений легли сотни «единиц хранения» — книг, статей и документов, подготовленных Ли. И я думал о том, что, может быть, спустя много лет, когда утихнут все политические бури и победит дело всех Корректоров Земли, а я верю, что человечество станет единым, как того требует космический Разум, и захочет воссоздать в памяти свою Историю во всех ее подробностях, какой-нибудь дотошный исследователь из далекого Будущего отберет и положит перед собой все, сделанное Ли в науке, и еще десяток-другой его этюдов о людях, которых он чтил, и задумается: кто это был? И может быть, во всей совокупности сделанного Ли люди Будущего найдут понятные им знаки, предсказания и предостережения, как мы, умудренные двадцатым веком, теперь ясно видим грозные пророчества, спрятанные в бисере строчек «милых вещиц» Антона Павловича Чехова: о фашизме — в «Дуэли», о связи человека с Космосом — в «Черном монахе», об угрозе злоупотребления психиатрией — в «Палате номер 6», о необходимости беречь прошлое — в «Вишневом саде», об одушевленности «братьев меньших» — в «Каштанке» и об отсутствии альтернативы единению всех народов Земли — в «Скрипке Ротшильда». А сколько этого у него еще припасено для будущих веков — Бог знает!