Другая сторона времени. Осада вечности. Дальние берега времени. - Фредерик Пол

Зеленый помолчал, очевидно, обдумывая мое предложение, потом сказал:

— Рассказывай.

Я хотел рассказать роботам о своей бабушке, какой запомнил ее, когда мне было шесть или семь лет. Тогда родители как раз начали привозить меня летом в дом дядюшки Кабби на побережье Джерси.

Дядя Кабби, Дж. Катберт Даннерман, был человек денежный. Я не очень любил проводить несколько недель в его доме. Ему же нравилось, когда рядом были дети, потому что своих у дядюшки не имелось. Мой отец, карьера которого сложилась далеко не так успешно, как у старшего брата, хотел, чтобы я почаще гостил у дяди Кабби, после смерти которого останется приличное наследство.

По разным причинам мне в этом отношении не повезло, но те посещения Нью-Джерси оказались не столь уж плохими. Понемногу привыкнув к новой обстановке, я начал получать удовольствие от пребывания в гостях. Моя кузина Пэт тоже приезжала туда и по тем же самым причинам. К несчастью, она была девочкой, но все же с ней можно было играть, и со временем я оценил ее способности. Одной из наших любимых игр стала та, которая называется «покажи мне, что есть у тебя, а я покажу, что у меня». Минусом этих летних каникул мы считали присутствие бабушки Даннерман.

Она была стара, умирала, но цеплялась за жизнь, и это у нее неплохо получалось. Слабая, страдающая недержанием, прикованная к постели. Хотя окна в ее спальне, выходящие на реку, держали открытыми, в комнате постоянно пахло мочой. После пятой или шестой серьезной операции старуха обратилась к религии и захотела приобщить к ней меня и Пэт. Она объяснила, что после смерти попадет в Рай, потому что была доброй христианкой. В ее намерения входило, чтобы и мы впоследствии последовали туда же, а потому каждый день, после сна и до того времени, когда нам разрешалось сходить искупаться, она читала нам Библию своим негромким скрипучим голосом.

То было тяжкое испытание. После этого игры казались еще более интересными, но странно, что все усилия бабушки Даннерман никогда не давали нужного ей эффекта. Она так и не пробудила в нас желания попасть в Рай. По ее словам, там не существовало греха, а какое удовольствие попасть туда, где не разрешается хоть немного погрешить.

То было тогда. Теперь пришло другое время, и я решил, что нашел наконец-то полезное применение увещеваниям бабушки Даннерман. Я пересказал их «зеленой» елке и, помня, чему меня учили, постарался извлечь из них хоть какую-то пользу. Ангелы в Раю: не будут ли хорши при Эсхатоне играть примерно такую же роль? Не схожи ли огненные мечи ангелов с оружием хоршей?

Когда мы все будем там, станем ли распевать песни, играть на арфах и не делать ничего такого, что соответствует понятию «грех»? Вот так я постарался.

Ничего хорошего из этого не вышло. Зеленый не желал, чтобы я задавал вопросы. Он хотел только фактов. Вначале он просто игнорировал мои вопросы. Потом посоветовал не отвлекаться. Затем случилось худшее.

Понимаете, я не мог остановиться. Я был убежден, что другого способа получить информацию нет, а потому упрямо гнул свою линию. И «рождественская елка» сделала неизбежный ход.

Мне во второй раз дали шлем. Все было как прежде, но результат получился удивительный.

Наверное, я много кричал. Когда мой мучитель снял с меня шлем и я, раздавленный и потрясенный, остался лежать на полу, кое-что изменилось. Одна из дверей открылась, и на нас посмотрело нечто, совершенно мне незнакомое.

Существо было страшноватое.

Больше всего оно походило на уменьшенную версию динозавра, которую я видел ребенком в музеях — кажется, его называли апатозавром, — только он стоял на задних конечностях и был одет во что-то расшитое. Ручки, однако, отличались от лап динозавра. Слегка покрытые шерстью и волнисто-гибкие, как хобот у слона. На длинной шее маленькая змеиная голова. Круглый живот прикрыт чем-то расшитым. В общем, он был похож на существо, изображенное на одной из картинок, которые показывал Чудик.

Это был враг. Я понял, что его привлекли мои крики и что передо мной живой, дышащий хорш.

Когда хорш вошел в комнату, роботы прекратили работу и повернулись к нему, почтительно опустив ветки. Он ничего не сказал им, а подошел ко мне. Его руки и шея постоянно покачивались, маленькая головка подергивалась. Хорш как будто обнюхал меня, заглянул в глаза, потом резко отвел голову и повернулся к двери «туалетной комнаты». Дверь сразу же открылась, и он прошел в нее, сопровождаемый одним из роботов.

Я не видел, что они там делали, но слышал какие-то звуки. Хорш и «рождественская елка» о чем-то переговаривались, хотя я не понимал ни слова. Происходило там что-то еще, судя по писклявым, придушенным то ли выкрикам, то ли стонам, идентифицировать которые мне было не по силам. Потом хорш вернулся в комнату для допросов, но задерживаться не стал, а вышел через другую дверь, лишь в последний момент обратив на меня пронзительный взгляд маленьких темных глаз.

Розовая машина подкатила ко мне. Она никак не прокомментировала визит живого хорша. Но возобновлять допрос не стала.

— Отправьте биологические потребности, — сказал робот, и на этом допрос закончился.

Загадочные звуки, как оказалось, издавал Чудик. Он тоже был не один. Бронзовый робот держал бедолагу за руки, а желтоватый проделывал с ним что-то болезненное.

Мне эта пытка, разумеется, не понравилась, но, кроме того, что-то в ней было не так. Нельзя проводить допросы в туалете! Это нарушение установленного порядка! Это непристойно! Пленники не любят, когда меняются правила, потому что перемены всегда происходят в худшую сторону, и я тоже попытался издать слабый писк протеста. Дальше этого дело не пошло. Желтый робот угрожающе вытянул ветку в моем направлении, и я понял намек. Я заткнулся. Но не смотреть не мог. Каждый раз, когда машина дотрагивалась до Чудика, он вздрагивал и кричал от боли, хотя никаких вопросов ему не задавали. Потом роботы отпустили его и выкатились из комнаты.

Как только они исчезли, я опустился на колени рядом с Чудиком. Он тяжело дышал и явно страдал от боли.

— Ты в порядке? — спросил я.

На меня посмотрели грустные кошачьи глаза.

— Нет, агент Даннерман. Я не в порядке. Оставьте меня в покое.

Этого я сделать не мог.

— Ты видел? Это же был живой хорш, да? Чудик презрительно фыркнул.

— Конечно. — Собравшись с силами, он неуверенно поднялся и прохромал к кувшину с водой.

Я последовал за ним.

— Ты не удивился, увидев его?

Он ответил не сразу, а сначала напился из сложенных чашечкой рук. Вода придала ему сил.