Убийца, мой приятель (сборник) - Артур Дойл

Некоторое время юноша сопротивлялся искушению, но после напряжённых душевных терзаний (он всё же обожал свою семью) сдался, влез в долги и – притом, что дерзостью этой лишь приумножил себе страдания, – не решившись вернуться на путь истинный, устремился к полному краху.

Незадолго до нашего приезда в Т*** Чарльз, подгоняемый разного рода угрозами, тоже явился сюда на каникулы. Чтобы успокоить, по крайней мере, самых назойливых кредиторов, ему необходима была внушительная сумма денег. В Оксфорде он заверил всех, что вернёт долги. Но где взять такие деньги? Во всяком случае, не у родителей – это уж наверняка. Во всём белом свете не было у Чарльза друга, на помощь которого он мог бы рассчитывать в экстренной ситуации.

Совершенно отчаявшись, Ловелл-младший готов был решиться на бегство – в Австралию, Америку, Новую Зеландию, – но даже это было ему не под силу. Юноша страдал неописуемо и не видел перед собой никакой надежды на спасение.

В те дни полк Герберта квартировался в Т***. Фамилия эта упоминалась в письмах сестры, и Чарльз знал, что среди здешних офицеров есть некто Герберт, но тот ли? – в этом он не был уверен. Когда же молодой человек случайно оказался в обществе младших офицеров на ужине (куда Гербертом как раз и был приглашён), гордость помешала ему спросить об этом прямо – очень уж не хотелось, чтобы все здесь узнали о том, что сестра его – гувернантка.

Герберт, со своей стороны, был прекрасно осведомлён о том, что его гость – брат Эмили Ловелл, но – отчасти по своим причинам, отчасти не желая ранить болезненное самолюбие своего знакомого – воздержался от упоминания её имени.

Стоит заметить, что Т*** был в те дни и, наверное, остаётся и сейчас скучнейшим местом во всей Англии. Офицеры сразу же возненавидели этот городок: ни охоты, ни танцев, ни возможности развлечься флиртом – тут не было ничего! Служаки постарше болтались по городу, то тут, то там перебрасываясь в вист; молодые офицеры предпочитали «хазард» и «тройку», начиная, как правило, с небольших ставок и постепенно забирая всё выше.

В числе двух-трёх штатских, присоединившихся к офицерской компании, был и Чарльз Ловелл. Будь исходная ставка чуть выше, он не смог бы и сесть за стол, однако – рискнул и, начав с мелких выигрышей, увлечённо включился в игру. Нельзя сказать, чтобы впоследствии удача так уж и отвернулась от Чарльза, – скорее, наоборот, чаще он оставался в выигрыше. Но что-то подсказывало ему: одна ночь невезения, и всё кончено – придётся выйти из игры навсегда, за удовольствие расплатившись позором.

С пиком этого душевного кризиса и совпало одно маленькое происшествие, повлёкшее за собой крупный выигрыш: оно-то и натолкнуло Чарльза на мысль о том, что случайности такого рода вполне можно сделать закономерностью.

Тасуя карты, он уронил нечаянно пикового туза, поднял его с колен, вернул в колоду, а потом невзначай подбросил себе. Игроки не заметили подвоха, никто не проронил ни слова – тут-то и зародилась у него ужасная мысль!

С этой ночи, независимо от того, играла ли компания в «лу» или в «хазард», Чарльзу Ловеллу везло постоянно и самым необыкновенным образом. Выиграв одну за другой несколько крупных сумм, он впервые увидел шанс расплатиться с долгами и таким образом разрешить все свои проблемы.

Состоятельным игрокам проигрыши не доставляли особых переживаний, но были тут офицеры и победнее. К числу последних относился Эдвард Герберт, родители которого ограничивали себя во всём, чтобы определить его в полк. Ценой огромных лишений мать-вдова сумела собрать сумму, которая должна была обеспечить ему должность ротного командира, оставшуюся вакантной. Бумаги офицера, вышедшего в отставку, уже были приняты к рассмотрению, и деньги Герберта были переведены в «Кокс и Гринвудс», но… до того, как из канцелярии конной гвардии пришёл ответ, он успел лишиться последнего пенни. Почти все его сбережения перешли в собственность Чарльза Ловелла.

Юный Герберт был человеком честным, импульсивным и очень совестливым. Решив расплатиться с долгами немедленно, он отправил агентам письмо с просьбой выслать ему все деньги и одновременно вывести его из числа соискателей звания. Но чем утешить мать? И как смотреть теперь в глаза обожавшей его девушке, чьей руки он намеревался просить сразу же после того, как будет произведён в капитаны?

Острая душевная боль вызвала сильнейшую лихорадку, и несколько дней юноша находился между жизнью и смертью, в беспамятстве обретя счастливое избавление от осознания постигшего его несчастья.

Тем временем за стенами комнаты Герберта развернулись новые события. Постоянно проигрывавшие офицеры поначалу и мысли не могли допустить о том, что стали жертвами нечестной игры. Наконец один из них заметил нечто подозрительное и стал присматриваться к происходящему за столом. Ему не потребовалось много времени, чтобы разгадать смысл той особой манеры, какой Ловелл бросал кости, и понять, что происходит.

Слух об этом открытии пошёл по кругу, и вскоре все уже были в курсе дела – все, кроме Герберта: ему, как самому близкому другу Ловелла, решили ничего не рассказывать. Более того, молодым людям так не хотелось портить репутацию гостю, им столь симпатичному, а главное, обрушить страшный удар на счастливое семейство Ловелл, почитаемое всеми в городе, что они долгое время не могли решить, выдвигать ли против шулера открытые обвинения или, поговорив обо всём в узком кругу, без скандала исключить его из своих рядов. Но крупный проигрыш Герберта положил конец их сомнениям.

Когда Герберт, подавленный горем, вышел из комнаты, остальные некоторое время продолжали сидеть за столом. Затем, незаметно обменявшись знаком с товарищами, один из игроков, Фрэнк Хьюстон, поднялся и заговорил:

– Джентльмены, как ни больно мне делать это, я вынужден обратить ваше внимание на одно странное и печальное обстоятельство. В течение уже долгого времени удача за этим столом сопутствует только одному человеку: все мы это заметили и не раз уже обсудили. Только что мистер Герберт покинул нас, проиграв крупную сумму денег. Насколько мне известно, всё это время выигрывал тут, причём очень много, лишь один человек; остальные были в проигрыше. Упаси меня бог несправедливо обвинить невиновного человека. Неосторожным словом очень легко запятнать честное имя. И всё же должен сказать вам: боюсь, что деньги, которых мы тут лишились, были выиграны нечестным путём. Мы стали жертвами грязной игры! Не стану называть имени мошенника: факты сами указывают на него.

Трудно было не посочувствовать Чарльзу Ловеллу, когда, бледный от ужаса и стыда, он тщетно пытался пробормотать что-то в своё оправдание: «Но позвольте… уверяю вас… я никогда бы…» – а слова словно застревали у него в горле. Наконец, осёкшись, он в отчаянии выбежал вон.

Офицеры в ту минуту искренне ему сочувствовали. Более того, как только Чарльз скрылся, они решили не поднимать шума. На беду, игроки-горожане, не посвящённые в истинное положение дел, встали на защиту Ловелла. Они были уверены в том, что выдвинутые против него обвинения совершенно беспочвенны, более того, восприняли их как оскорбление – ведь от клеветы чужаков мог пострадать земляк!

Поскольку весть о происшедшем разнеслась их усилиями по всему городу, офицерам ничего не оставалось, как собрать комиссию по расследованию. Увы, вина Чарльза Ловелла была убедительно доказана. Выяснилось, что кости и карты приносил именно он. В костях, оставленных им на столе, был обнаружен влитый свинец. Одну пару он давно уже хранил у себя в качестве сувенира, другую приобрёл у какого-то жулика в Оксфорде. Итак, вина Чарльза ни у кого не вызывала теперь ни малейших сомнений.

Всё это время Герберт был слишком болен, чтобы узнать о случившемся. Вскоре, однако, он стал проявлять первые признаки выздоровления: не подозревая о совершенно особом интересе юного офицера к семье Ловелл, товарищи тут же рассказали ему о том, что произошло. Отказавшись поначалу поверить в виновность друга, он пришёл в необычайное раздражение. Однополчане заверили Герберта в том, что они и сами рады были бы ошибиться, но расследование не оставило им на то ни малейшей надежды. Он погрузился в тяжкое безмолвие.

Наутро слуга обнаружил дверь его комнаты запертой. Когда по настоянию врача дверь взломали, Герберт был мёртв. Рядом с бездыханным телом лежал револьвер. Было проведено дознание. «Временное умопомрачение» – гласило заключение медицинской комиссии. Вряд ли можно было бы точнее сформулировать причину трагедии.

В полку начали готовиться к похоронам – тем самым похоронам, случайными свидетелями которых мы оказались. Но прежде чем настал этот день, закрытой оказалась ещё одна глава нашей печальной истории.

В ту роковую ночь, когда он был изобличён, Чарльз, выйдя из казарм, пошёл домой не сразу, до самого рассвета он бесцельно бродил по сельским окрестностям. С наступлением утра он, опасаясь посторонних глаз, вернулся в домик викария и незаметно проскользнул к себе в комнату.