Измена командармов - Андрей Владиславович Ганин

Решив покончить с работой на автомобиле, я снова отправился к французам и получил разрешение открыть на площади Таксим кафе-чайную.

Кафе «Таксим»

Площадь Таксим очень красивая и расположена в самом бойком центре города; от нее начиналась самая большая улица, Перу.

Купив пятьдесят табуреток, большой русский самовар и маленькие стаканчики, я начал торговать и, нужно сказать, — с самого начала удачно. Турки и греки очень любят чай и кофе, часами сидят в тавернах, выпивая по пятнадцать-восемнадцать маленьких стаканчиков этих напитков. Через неделю у меня было уже сто табуреток, но и их оказалось мало. В дополнение к чаю и кофе я стал продавать рубленые котлетки, яйца и местные блюда — тефтели по-гречески, бараньи головки и разные закуски. Сначала чайная была под открытым небом, но в октябре месяце, когда стало холодно, я построил из досок барак с восемью громадными окнами зеркального стекла и простые столики заменил мраморными.

У самого кафе рос красивый, развесистый вековой дуб, под которым была стоянка такси и где я оставлял свой автомобиль, управляемый нанятым русским шофером или мной и сыном.

Однажды, около двенадцати часов ночи, над Константинополем разразилась сильнейшая буря, одна из тех опасных в этих местах бурь, которые причиняют большие разрушения и убытки; ветер при этих бурях настолько сильный, что переворачивает легковые автомобили.

Ветви гигантского дуба у нашего кафе с шумом и треском ломались и падали на землю. Решив ехать домой, я с сыном только что покинули стоянку под дубом, как вдруг под мощным порывом урагана наш вековой, могучий дуб зашатался и, вырванный с корнями, глухо повалился на землю, погребая под собой стоявшие там автомобили. Стоило нам задержаться под деревом на две-три минуты, и мы неминуемо погибли бы оба.

Другой опасный случай произошел в Бебеке. Бебек — это красивое дачное местечко, расположенное на высокой горе, находящейся на живописном берегу Мраморного моря. Дорога в Бебек идет крутыми зигзагами и упирается в набережную Мраморного моря.

Мы уже доехали до середины спуска, как вдруг в автомобиле лопнула шестеренка ножного тормоза, и он неудержимо покатился вниз, ибо ручной тормоз был неисправным и задержать движение я никак не мог. Чтобы не выкупаться в море или не разбиться, мы с сыном должны были на полном ходу выскочить из машины, что мы и сделали. Автомобиль с ошеломляющей скоростью устремился вниз, к набережной, но не скатился в море, а на всем ходу влетел на стоявшую у причала большую шхуну, со всего разгона ударился о стоявшие на ней большие бронзовые весы и остановился. Он сильно пострадал: радиатор лопнул, передняя ось согнулась в дугу, крылья и кузов были погнуты.

Хозяин шхуны подал на меня жалобу, требуя вознаграждения за понесенные убытки, и через несколько дней я получил повестку о явке в суд. Поистине: «на бедного Макара все шишки валятся»!

Но и это еще не все.

От турецкой полиции я получил повестку с вызовом в комиссариат. Там неприятного вида «эфенди» мне заявил:

— В вашем кафе собираются жулики, воры и другой преступный элемент, поэтому оно будет закрыто. Даем вам месячный срок для ликвидации дела.

Это обвинение было ложным и ни на чем не основанным. Мое кафе обслуживало главным образом шоферов и приличную публику, приезжавшую из провинции. Более вероятным было предположить, что владелец кафе, расположенного напротив моего, дал взятку турецкому комиссару с просьбой ликвидировать мой ресторан, в котором он видел торговую конкуренцию. И недаром: с открытием моей чайной это греческое кафе стало прогорать, так как многие его гости-греки перешли ко мне.

Обдумывая все эти события, я пришел к убеждению, что константинопольская почва стала очень горячей для меня: угрозы турецких шоферов, двукратный вызов в суд, наконец, приказ закрыть чайную заставили меня принять решение покинуть Турцию.

Через четыре дня я уже продал кафе за тысячу турецких лир и имел три визы в кармане: в Бразилию, Германию и Чехословакию. И все же я медлил с отъездом. Нужен был какой-то импульс, толчок, который бы сдвинул меня с места и направил в далекий путь. И этот импульс, заставивший меня очнуться и отправиться в неведомую даль, неожиданно пришел, когда я очутился в положении, при котором должен был во что бы то ни стало даже не выехать, а попросту бежать отсюда.

Клевреты Сталина

3 ноября 1920 года[1484], в девять часов утра ко мне пришел вестовой русского посольства и передал мне приказ русского царского посла в Турции генерала Черткова[1485] немедленно явиться в посольство. Крайне удивленный, я отправился к генералу.

В посольстве меня встретил Генерального штаба генерал Архангельский[1486] и передал мне телеграмму:

— Вот, читайте, что написано о вас и как о вас заботится Сталин.

Я стал читать:

«В русскую советскую торговую миссию. По имеющимся у нас сведениям, в Константинополе находятся: бывший начальник штаба Южного фронта военспец Тарасов[1487] и командарм IX Генштаба Всеволодов. Приказываю немедленно их ликвидировать и об исполнении донести».

Этот документ, как и все другие, адресованные на имя советской торговой миссии, был перехвачен белым командованием, которое и предупредило меня о грядущей смертельной опасности.

Итак, ожидаемый толчок пришел с неожиданной стороны. Рубикон перейден. Значит, нужно — в путь-дорогу и притом немедленно. Нельзя было терять ни минуты, а я рассчитывал иметь хотя бы неделю времени, чтобы продать два автомобиля и мой домик.

«Один автомобиль возьму с собой, другой продам», — думал я, идя домой, и с этими мыслями вошел в дом.

Но «человек предполагает, а Бог располагает», говорит русская пословица. Еще подходя к дому, я заметил, что у нас гости, а войдя, увидел двух статных молодцов атлетического сложения. Оба были жгучими брюнетами с лицами подозрительными, внушающими мало доверия, с острым взглядом пронизывающих глаз, с носами горбинкой, кавказского типа. Это были грузины. На груди их черных черкесок, обшитых серебряным галуном, красовались патроны — по четырнадцать на каждой стороне[1488]; синие галифе, высокие лакированные сапоги и белые папахи-кубанки из дорогого каракуля дополняли наряд. Не нужно было долго думать над тем, кто они — слишком самоуверенный вид, одежда и саркастические улыбки выдавали их с головой. Это были настоящие, неподдельные шпионы и клевреты большевиков, посланные на подлое дело — убийство.

Я подошел ближе к столу, на котором лежал револьвер. «Без борьбы я не сдамся», — думал я.

Один из посетителей, тот, что постарше, особенно внимательно меня осмотрел и, пронизывая глазами,