Тайный русский календарь. Главные даты - Дмитрий Быков

У каждого из нас есть смешная история, связанная с яйцами, поручик-молчать. У меня их целых две. Одна, естественно, касается детства. Известно, что с яйцом можно проделать множество фокусов, но едва ли не самый распространенный — втягивание крутого яйца в бутылку типа кефирной, с горлышком не слишком узким, но уже яйца. Яйцо сваривается. На дно бутылки бросается горящая бумажка. Яйцо сажается на горлышко. Дальше происходит физическое чудо: по мере сгорания бумажки в бутылке истребляется воздух и образуется вакуум, в который и всасывается несчастное. Мы с моим дачным соседом Лехой Сидорцевым поставили данный опыт в 1979-м, чтобы не соврать, году. Мне было двенадцать, Лехе десять, мы страстно увлекались естественными науками, ловили головастиков, наблюдали звезды, поджигали магний, короче, жизнь наша была увлекательна. Яйцо было сварено вкрутую, облуплено и усажено на бутылку, тетрадный лист внутри горел, ничего не происходило. Яйцо всем своим видом говорило: вы, жалкие люди, хотите втиснуть меня, такое большое, такое надменное, в этот ничтожный формат, ай, что это! В этот момент огонь погас, бутылка наполнилась дымом, и если бы у яйца были ручки, оно взмахнуло бы ими. Оно стало медленно, но неумолимо, в полном соответствии с законами физики, протискиваться в бутылку. Сначала оно вытянулось, заполнив собой все бутылочное горло, потом громко чпокнуло и наконец повалилось внутрь на хлопья пепла, не в силах смириться с таковым своим положением. Но против факуума не попрешь.

Мы долго хохотали, вспоминая, как оно не хотело туда лезть, такое важное, а потом чпок, и всосалось. Но самое удивительное, что эту же картину я вспоминаю по самым разным поводам. Например, когда какой-нибудь особо гордый нонконформист кричит на всех углах, что он никогда не впишется в буржуазную жизнь и скучный мейнстрим, но потом с ним что-то случается, раздается громкий чпок, и на наших глазах шумный буян прекрасным образом втискивается в горлышко, а все потому, что он слишком крутой. В последнее время такие физические опыты проделываются особенно часто, и всякий раз я мысленно поздравляю физику. Кстати, наше яйцо в этой бутылке довольно быстро стухло. Видимо, климат там был не очень располагающий.

Вторая история была не физического, а сугубо лингвистического свойства. Небольшая журналистская группа отправилась в чудесную европейскую страну в пиаровский тур — в девяностые такое часто практиковалось: турфирма бесплатно везет журналистов, они пишут о стране и агитируют всех туда ездить, и все довольны. В нашей компании было много публицистов, ставших сегодня знаменитыми, и красивых девушек, которые почему-то все как одна ушли из профессии. Вероятно, для девушек наша профессия действительно не самая перспективная, особенно сейчас. Для юношей, впрочем, тоже, но им просто деваться некуда. Короче, в нашей компании был один мальчик изумительной крутизны, постоянно рассказывавший о том, как много и успешно он занимается спортом, какие у него исключительные аксессуары, в каких роскошных кругах он по этому поводу вращается… На второй день это стало утомлять, на третий — смешить, а на четвертый сделалось невыносимо. Жертвой его пиар-усилий чаще всего становилась самая красивая наша девушка, на которую он недвусмысленно нацелился. Когда на пятый день мы пошли смотреть какие-то теннисные соревнования и Женя завел свою волынку о том, что все играют неправильно, — наша девушка не выдержала, и ее вдруг прорвало.

— Женя! — воскликнула она патетически. — Ты круче яйца! Ты превзошел яйцо. Забудем о нем! Что оно нам далось, в самом деле! Кто оно такое, что оно себе позволяет?! Хватит, довольно, не будем больше говорить о яйце!

Женя уставился на нее в крайнем недоумении, он даже слегка приоткрыт рот, но девушка уже не могла остановиться.

— Что это мы, действительно, все о яйце да о яйце! Вот оно катается где-то вдали, печальное и бессмысленное, и тщетно пытается привлечь наше внимание. Оно побеждено, оно раздавлено, яйцо потеряло лицо! Оно позиционировало себя как крутое, но оказалось всмятку. Довольно, забыли, хватит, оно похерено, посрамлено, всеми плюнуто! Женя! Ты победил яйцо. Ты победитель яйца, яйцеборец, яйцевержец!

Кажется, он что-то понял. Еще пару раз, когда он порывался похвалить себя за очередное достижение, группа начинала хором скандировать: «Яйцо потеряло лицо!» — но в дальнейшем Женя сделался отличным товарищем. Я и сейчас с радостью слежу за его успехами — правда, он уже в Штатах, но профессию не бросил. Иногда шутка умной девушки меняет человека эффективней и милосердней, чем долгая грустная жизнь.

В общем, слава яйцам, как говорит веселый русский народ. Станем подражать им в калорийности и питательности, но никогда — в хрупкости, надменности и крутизне. И постараемся, чтобы наш фас не совпадал с профилем, а шея — с талией.

13 октября. Родилась Маргарет Тэтчер (1925)

Кровельщица

Thatcher по-английски — кровельщик, настилатель соломенных крыш. Пусть даже это не родная фамилия Тэтчер, а приобретенная в результате замужества, важно имя, под которым тебя узнал мир. Тэтчер выстроила для покосившегося, трещавшего по швам британского дома новую крышу потому что прежнюю снесло. За это она поплатилась презрением левых, брезгливостью правых и предательством союзников. Своих детей пожирает не только революция. Положение ее в нынешней Англии отчасти сродни горбачевскому — уважают, но несколько вчуже, к советам прислушиваются, но с поправками. Тем не менее книжка «Искусство управления государством» сделалась бестселлером, и ее решили перевести в России.

Лирических отступлений тут нет, теоретических рассуждений тоже, риторики минимум, хоть Тэтчер в оны времена и брала уроки у сценаристов британских сериалов, дабы придать своим речам и писаниям усвояемость и занимательность. Это политическое завещание, советы преемникам, как держать руль и куда его вертеть. По крайней мере одно достоинство этого сочинения бросается в глаза: после него можно уже не спорить о том, что такое консерватизм. Сейчас поясню.

В России слово «консерватизм» очень быстро стало модным, и примазываются к нему все кому не лень. Стоит кому-нибудь объявить себя консерватором, как десять рук протягиваются, чтобы стащить его с этого постамента. Это не вы консерватор! Правильный консерватор — это я! Нет, я! Да оба вы хороши, а консерватор — это я, потому что сейчас набью вам морды и только это по-настоящему консервативно! Для одних представление о консерватизме укладывается в слова «Бог», «Родина», «Свобода», другие убеждены, что если Бог и Родина, то свобода исключается априори, а третьи полагают, что российский консерватизм есть дубина, с одинаковой силой бьющая по своим и чужим (ну, может, по своим чуть сильней, потому что так патриотичнее). После книги идеального, законченного консерватора Тэтчер становится кристально ясно, что консерватизмом должна называться политика, направленная на укрепление и усиление Родины и нации любой ценой и любыми средствами, включая силовые акции за пределами страны и откровенное подавление инакомыслия внутри нее. Формально Родина и нация должны оставаться при этом защитницами демократических ценностей, которые Тэтчер перечисляет кратко и точно: «Ограничение власти и ее подотчетность, верховенство правосудия над силой, абсолютная моральная ценность каждого отдельного человека». Перечисленного вполне достаточно, чтобы считаться демократами.

Наши либералы с их проамериканской ориентацией, вероятно, окажутся тут в некотором тупике. С одной стороны, книга Тэтчер, подробно и внятно доказывающая, что мир должен быть однополярным и никаким другим быть не может, должна у них вызвать изжогу; с другой — такой однополярный мир их как бы вполне устраивает. Тэтчерианская политическая мораль предполагает один главный тезис, по сути вполне ленинский: нравственно все, что хорошо для Америки и для Британии как ее вернейшей помощницы и союзницы. Это так получается потому, что свободу и мораль защищают в мире исключительно Штаты, а все, что им прямо или косвенно угрожает, заслуживает немедленного укрощения, чтоб неповадно было. «Нам нечего стесняться своей заинтересованности». Чего-чего, а застенчивости в этой книге нет.

Слава богу, теперь мы наконец поняли, кого можно называть консерватором, а кого нельзя. Ленин был консерватором (и, думаю, его политический опыт вызывает у Тэтчер глубокое уважение, а теоретические взгляды консерваторов всего мира играют роль десятую: консерватизм — это метод, «искусство управления государством», а никак не идеология). Сталин был консерватором в квадрате, поэтому он и пользовался таким уважением Черчилля (а тот остается кумиром для Тэтчер). Правда, Сталин имел о благе страны довольно своеобразные понятия, но сумел сделать так, что страна эти понятия всецело разделяла. Интересно, что о Сталине Тэтчер отзывается снисходительней, чем о Ленине: