Повелитель света - Морис Ренар

в Париже, ценой огромных усилий увиделся с Наполеоном, не вынес из этого встречи ничего хорошего и, однако же, отправился отдыхать в Савойю. Именно тогда пластины после стольких месяцев плавания и всевозможных транспортировок в герметичных упаковках оказались в «верхней комнатке» замка Силаз и этом тайнике позади библиотеки, который осмотрительный Сезар оборудовал собственноручно.

Падение императора, возвращение Бурбонов и последовавшая немилость расстроили все планы капитана. О новом выходе в море на каперном корабле теперь не могло идти и речи.

Сезар без колебаний зафрахтовал за собственный счет переоборудованную яхту и, несмотря на значительные расходы подобного предприятия, в одно прекрасное утро отбыл из Бордо, указав пунктом назначения отнюдь не загадочный Мадагаскар.

Как несложно догадаться, Мадагаскар был всего лишь прикрытием, как говорится, «обманкой», а истинной целью этой так называемой увеселительной кампании являлся остров оптического стекла. Однако то ли какое-то землетрясение уничтожило последние остатки архипелага, то ли Сезар неверно определил его местоположение, но эта цель так и не была достигнута. Тщетно яхта крейсировала в том районе океана, где Сезар рассчитывал отыскать свой волшебный остров: кругом расстилалось лишь мрачное и пустынное водное пространство.

Разочарование Сезара не знало границ. Обладая нравом прямым и горячим, он дошел до того, что начал самого себя винить в допущенной оплошности. В своем рассказе он бесконечно возвращается к той ошибке, которую, как он полагал, возможно, совершил, определяя местонахождение «Финетты». Он предпочитал объяснять постигшую его неудачу скорее своим просчетом, нежели неким сейсмическим явлением, вероятно, потому, что не переставал надеяться все же найти когда-нибудь этот остров сокровищ, который он назвал бы «островом Кристиани» и преподнес бы в дар Франции. Но сегодня, когда поверхность земного шара обследована дюйм за дюймом и карты не указывают в этой зоне Индийского океана ничего похожего на остров, даже самый крошечный, мы склонны полагать, что секстант капитана функционировал исправно, что его вычисления были верными и что случившееся стало результатом некого сейсмического катаклизма, коего, впрочем, рано или поздно следовало ожидать.

Что до лейтенантов и матросов «Финетты», то не стоит удивляться тому, что они ничего не сообщили про остров. Старший и другие помощники капитана отправились с захваченными Сезаром «призами» в Порт-Наполеон; прочие офицеры поверили на слово командиру, который обманул их, заверив в том, что эти земли уже были открыты некими безвестными мореплавателями.

Принимая же во внимание тот факт, что на борту яхты тоже никто не догадывался о планах Сезара, хитрого, как всякий корсар, то объяснить, почему эта тайна так и осталась тайной, вовсе не сложно.

В результате различных перипетий по возвращении в Бордо яхта была продана, и Сезар, огорченный, озабоченный потраченными суммами, не пользующийся благоволением нового монарха и не очень общительный, сразу же удалился в Силаз – вместе со своими обезьянами, попугаями и чирикающими и щебечущими экзотическими птицами, которых у него набрался целый вольер. Шел 1816 год.

Проглядывала некая скупость в том, с какой тщательностью он скрывал существование оптического стекла, своего рода эгоистичное наслаждение. Однако же следует признать, что, если он хотел сохранить возможность использовать материю в собственных интересах, наличие оной следовало держать в секрете. Как бы то ни было, столь надежный, немой и не вызывающий подозрений свидетель, как оптическое стекло, мог бы оказаться Сезару весьма полезным во многих случаях, в частности если бы он решил поучаствовать в одном из тех заговоров, которые были поддержаны сторонниками ссыльного императора или герцога Рейхштадтского.

Ждал ли он своего часа, чтобы к ним присоединиться? Ничто на это не указывает; однако это не помешало ему прослыть в глазах Бурбонов фанатичным и опасным бонапартистом.

В конце рукописи сообщается о нескольких малоинтересных опытах, которые он ставил с оптическим стеклом во время своего пребывания в Силазе, пространных рассуждений касательно одной идеи, от которой он отказался: предоставить образец материи во временное пользование химикам, чтобы те попытались провести ее анализ, а затем и воссоздать. Наконец, он объясняет, почему перед отъездом в Париж решил заменить два обычных стекла «верхней комнатки» двумя «чистыми» пластинами оптического стекла, – просто для того, чтобы оставить там невидимого наблюдателя. По возвращении в Силаз ему останется лишь выдернуть гвозди из рамы и пролистать пластины; так при желании он узнает обо всем, что происходило в его отсутствие в парке или перед замком; и если какой-нибудь инцидент покажется ему заслуживающим внимания, он всегда сможет рассмотреть эту сцену спокойно и во всех подробностях.

Однако же он допускал, что уже не вернется в Савойю, поэтому забавы ради установил пластины толщиной в целый световой век, если можно так выразиться, – у всех на виду, чтобы спустя сто лет люди испытали несравненное изумление, разглядывая через эти пластины сцены из его эпохи.

Ставней окно не имело; стало быть, ничто – по крайней мере в течение какого-то времени – не заслонит вид и не воспрепятствует действию света.

Пластины, будучи «чистыми», останутся непроницаемыми также на протяжении целого столетия, вследствие чего не будут привлекать внимания.

Итак, Сезар закрепил их в раме окна, тщательно замазав по краям, – его уловка могла не сработать, если бы кому-нибудь бросилось в глаза слабое свечение среза.

На этом заканчивается его исповедь, которую он писал по вечерам в «верхней комнатке», где никто в этот поздний час его не беспокоил. Предпоследняя фраза сообщает о том, что одну пластину оптического стекла он намерен захватить с собой в Париж. В последней Сезар говорит, что отбывает через три дня, чем – если вспомнить о тех пластинах, которые с этого момента уже закрывали позади него половину окна, – придает концовке шутливо-лукавый оборот.

Прочтя это последнее предложение, Шарль Кристиани, его прапраправнук, живо припомнил тот ироничный взгляд, который Сезар – точнее сказать, призрак Сезара – бросил на таким вот образом застекленное окно. Взгляд, который, как тогда показалось самому Шарлю и его водителю Жюльену, предназначался именно им.

Закрыв рукопись в желто-черной обложке, Шарль (голова его гудела, и уже давно) огляделся, не зная наверняка, в каком веке он находится. Наряду с лихорадочным восторгом он бессознательно ощутил жуткое разочарование, так как находка доселе неизвестного манускрипта за авторством Сезара Кристиани еще пару часов назад позволяла ему смутно надеяться на какое-нибудь открытие, какой-нибудь новый факт, касавшийся отношений корсара с его убийцей, Фабиусом Ортофьери. И сколь бы ни было важным то, что он сейчас узнал, какое бы изумление все это ни вызывало, Шарлю, однако же, казалось, что обманщица-судьба, хоть и могла бы ему помочь, предпочла снова, в который уже раз, остаться безучастной к его молитвам.

Глава 8

Несчастье минус пять

На кортах