Властелин колец - Джон Толкин

– Стоп! — сказал Пиппин и вытащил глубоко запрятанный кисет, а из него две трубки. — Вот, хранил как Кольцо, можно сказать. Эта — моя любимая, вересковая, а эту, совсем новую, вишневую, могу тебе предложить. Уладит ли она наши счёты?

– Достойнейший хоббит! — вскричал Гимли. — Да я у тебя в неоплатном долгу!

– Давайте–ка выйдем, поглядим на небо, — предложил Арагорн.

Они выбрались из сторожки и расположились на обломках ворот. Отсюда хорошо просматривалась долина. Ветер потихоньку разгонял густые испарения.

– Приятно беседовать с друзьямина развалинах взятых ими крепостей, как верно заметил наш вечно занятый Гэндальф, — Арагорн завернулся в плащ, вытянул ноги и откинулся на спину, с наслаждением затягиваясь.

– Гляньте–ка! — сказал Пиппин. — Наш Колоброд вернулся.

– А он и не исчезал, — ответил Арагорн. — Я — Колоброд, я же и Дунадан. Я равно принадлежу и Северу и Гондору.

Они помолчали. Леголас, не мигая, смотрел на солнце и принялся было тихонько напевать что–то, но оборвал себя и воскликнул:

– Да рассказывайте же! Время уходит, туман рассеивается — во всей долине только дым от ваших корешков и остался!

– Рассказ начнётся с того, как я проснулся ночью в орочьем лагере, связанный по рукам и ногам, начал Пиппин. — Подскажите–ка, какое сегодня число?

– Пятое марта по счёту Шира, — подсказал Арагорн[11], и Пиппин начал по пальцам высчитывать, когда они расстались.

– Всего–то девять дней?! А мне казалось — не меньше года. Это было как в кошмаре! Дня три я могу припомнить, а если забуду что–нибудь важное, Мерри поправит. А прочую мерзость и помнить незачем.

И Пиппин стал рассказывать о гибели Боромира, о бегстве с орками и от них, а «охотники» кивали, когда их прежние догадки подтверждались.

– Вот, кстати, ваши сокровища, — Арагорн снял с пояса мечи и протянул хоббитам.

– О! А я уж и не ждал его увидеть, — обрадовался мечу Мерри. — Им–таки пришлось побывать в деле. Углук отнял. Ух, и рассвирепел же он! Я думал — убьет на месте, а он только отшвырнул их прочь, как будто обжегся.

– А вот твоя застежка, Перегрин, — продолжал Арагорн. — Это ценная вещь, не стоит ею бросаться.

– Знаю, — ответил Пиппин. — Но что оставалось делать?

– Ты молодец, — одобрил Арагорн. — Несвободен тот, кто не может расстаться с сокровищем в час нужды.

– Тебе повезло, что удалось перерезать верёвки, а уж свою удачу ты из рук не выпустил — одобрил Гимли.

– Чем немало меня озадачил, — сказал эльф. — Я думал, у тебя крылья выросли.

– Увы, — вздохнул Пиппин. — Я ещё про Гришнака не рассказал…

Он вздрогнул и решительно умолк, предоставив эту часть рассказа Мерри.

– Меня здорово беспокоит ваш рассказ об орках из Барад Дура, Лугбура, как они его называют. — Колоброд потер лоб. — Темный Владыка и так знает слишком много, а этот Гришнак наверняка сообщил ему о сваре с сарумановыми орками. Значит, теперьОко следит за Изенгардом… А Саруман сидит в клетке, которую сам же себе и выстроил.

– Да, ему не позавидуешь, — сказал Мерри. — С Роханом и энтами ему крупно не повезло.

– Пять дней назад мы встретились с Саруманом на краю леса, — вспомнил Гимли.

– Дайте–ка сообразить, — наморщил лоб Мерри. — Наутро после битвы мы встретили Древоборода и в тот же день ночевали у него. На следующее утро было собрание у энтов — в жизни не видел ничего чуднее! Энты совещались два дня, а мы были со Скородумом. На третий день к вечеру энты выступили. Больше всего это было похоже на грозу.

– Они шли и пели, и если бы Саруман услышал их — удрал бы за сотню миль, даже пешком. — вставил Пиппин.

На Изенгард! Трубят рога! На замок подлого врага!

Там было еще много, а вместо слов — словно трубы и барабаны. Очень возбуждает. Но я–то думал, пока не попал сюда, что это только песня…

– А потом ночь настала. Мы как раз спустились в Нан Каранир, — продолжал Мерри, — и тут я почувствовал, что за нами лес идет. Я уж подумал было, что вижу энтийский сон, но тогда и Пиппину снилось то же самое. Мы оба испугались — ведь непонятно же! А это были хуорны. Так энты зовут их на «кратком наречии». Древобород о них не очень–то распространялся, но, как я понял, это энты, которые уже почти одеревенели. Знаете, бывают такие могучие деревья на опушке, как часовые… А в чащобах их, должно быть, целые сотни.

В них скрыта великая сила, и они умеют облекаться в сумрак, поэтому трудно увидеть, как они ходят. А если их разозлить, то ходят они быстро. Вы стоите себе, глядите в небо или там слушаете птичек и вдруг оказываетесь в середине дремучего леса! Они еще могут говорить с энтами, но уже здорово одичали и поэтому очень опасны. Не будь рядом настоящих энтов, я не рискнул бы встретиться с ними.

Так вот, мы спустились в Колдовскую Долину — все энты и хуорны. Луна из–за облаков не показывалась, в темноте только и слышен был шум да скрип, как при сильном ветре в чаще. Вскоре после полуночи вековой лес вырос у северных стен Изенгарда. Удивительно, но орков было не видать. Только высоко в башне светилось окно.

Древобород и еще несколько энтов двинулись на разведку к воротам. Мы сидели у Древоборода на плечах и чувствовали, как он дрожит от возбуждения. Но даже взволнованные энты терпеливы и осторожны. Они могут замирать, как статуи.

И вдруг — переполох! Затрубили трубы, со стен начали трубить в ответ. Мы уж решили, что нас обнаружили и начинается битва. Ничуть не бывало! Просто армия Сарумана двинулась на Рохан. Я не знаю, что там стряслось, он, верно, решил покончить с королем одним махом. Изенгард опустел. Мимо шли и шли просто орки, орки верхом на волках, люди с факелами, все больше высокие, темноволосые, и косоглазые смуглые люди с орочьими мордами. Они напомнили мне того южанина из Брыля, только он все–таки больше походил на человека.

– Я тоже его вспоминал, — задумчиво произнес Арагорн. — Мы насмотрелись на этих полуорков в Хельмовой Пади. Тот–то из Брыля, пожалуй, и вправду служил Саруману, но вот ему ли одному — не знаю. Они ведь по натуре предатели…

– Их было тысяч десять, — продолжал Мерри. — Целый час они шли через ворота. Одни направились к Бродам, другие — на восток, через мост. Шумели они ужасно. Я уж решил, что дела Рохана совсем плохи. Но Древобород не шелохнулся, лишь сказал: «Нынче ночью я занимаюсь только камнями и скалами»?

Точно не знаю, но, по–моему, хуорны все же пошли вслед за орками. Поутру я видел непроницаемый сумрак внизу, в долине.

Войска ушли, и вот тогда настал наш черед. Фангорн опустил нас на землю, начал стучать в ворота и звать Сарумана. Ему ответили залпом стрел. Но стрелы для энта — это комары для нас. Они не вредят, а только раздражают. Фангорн рассердился и начал «поторапливаться», как он говорит. Он протрубил — знаете, так: «Ху–ум — хум», и подозвал нескольких энтов. Друзья мои! Разгневанный энт — это, я вам скажу, что–то ужасное! Я никогда не видел ничего подобного. Руками и ногами он впивается в скалу и раздирает ее, как краюху хлеба. В несколько минут он проделывает то, для чего корням дерева нужны сотни лет. Они мигом превратили ворота в груду мусора и принялись за стены. Я не знаю, ведал ли Саруман, что происходит, но сделать–то все равно ничего бы не смог. Магия его могла, конечно, и поуменьшиться. Только, я думаю, у него просто не хватит мужества остаться вот так, одному, без рабов, без всяких там устройств, приспособлений и других штуковин. Не то что старина Гэндальф. Может, и вся–то слава Сарумана лишь оттого, что он ухитрился поселиться в Изенгарде.