Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека - Василий Бабков

Такой же абстрактностью страдает и следующее место на стр. 7: «Пятилетний план народно-хозяйственного строительства имеет целый отдел о народонаселении, в котором предусмотрено изменение населения за пять лет. Это изменение, да и все вообще народонаселение, рассматривается, однако, с чисто количественной точки зрения и сама проблема учета биологических качеств населения совершенно отсутствует в этом плане. Между тем там же предусматривается тщательное разведывание различных других естественным богатств страны – нефти, угля, металлов, производится учет их… Но не большим ли еще естественным богатством являются эти разнообразные человеческие гены? Не меньшее ли значение будет иметь учет того, какое количество тех или иных полезных или вредных генов находится в этой массе народов СССР и, главное, происходят ли или не происходят в генофонде какие-либо процессы, которые имели бы обнадеживающее или угрожающее значение для нашего хозяйства и культуры?»

Допущенное здесь противопоставление угля генам, постановка вопроса: что лучше? – конечно, совершенно абстрактно и явно ошибочно. Ясно, что для того, чтобы даже самый лучший генотип мог развиваться и благоденствовать, необходимы и уголь и нефть, развитие народного хозяйства и завершение пятилетки соцстроительства. Кроме того, самый учет угля и человеческих генов совершенно несоизмеримые величины, и если мы будем рассматривать их с точки зрения осуществляемой нами пятилетки, то для ее выполнения, очевидно, учет человеческого генофонда значения не имеет, а учет угля имеет значение огромное. Поэтому всякое отвлечение сил и средств от выполнения основных задач пятилетнего плана является грубой политической ошибкой.

Чисто механистическая формулировка допущена мною и на стр. 16: «Биологически «любовь» представляет собой сумму безусловных и условных рефлексов». Так как любовь в ее специфическом проявлении между полами у человека обнимает и моменты эмоций, аффектов и социально-обусловленной идеологии, то приведенная формулировка является не чем иным, как повторением ошибки, часто встречаемой у механистов-рефлексологов, видящих в рефлексологии ключ ко всем проблемам поведения человека. В моей статье эта фраза представляет простую оплошность, и в соответствии с дальнейшим текстом должна быть заменена указанием на то, что в «любовь» входят, во-первых, наследственные и, во-вторых, приобретенные, или ненаследственные, элементы, а также моменты идеологии.

В заключение считаю необходимым подчеркнуть, что указанные явно ошибочные высказывания не стоят ни в какой связи с основными мыслями, развитыми в статье.

А. С. Серебровский

Евгеника{28}

ЕВГЕНИКА (греч. eu – хороший и genos – род), современное буржуазное учение об улучшении «человеческой породы» биологическим путем; по определению Гальтона, наука о «влияниях, благодаря которым врожденные свойства расы улучшаются и достигают наиболее благоприятного для данной совокупности развития». Как видно из этого определения, Е. преследует цели улучшения человеческого рода путем применения к нему отбора на основе методов, предназначенных для животных и растений; отсюда очень часто встречающаяся замена термина Е. термином «антропотехника» по аналогии с зоотехникой. Немецкое название «расовая гигиена» еще более подчеркивает тенденцию биологизировать социальные явления и перенести явление естественного отбора (переживания наиболее приспособленных) в человеческое общество. Гротьян предложил название «гигиена размножения» (Fortpflanzungshygiene), не получившее, однако, широкого признания. Зарождение современной евгеники относится ко второй половине 19 века и представляет собой своеобразный синтез мальтузианского учения о населении с «социальным дарвинизмом». Мальтузианство, являвшееся по тому времени наиболее разработанной буржуазией доктриной о населении, попыталось опереться на дарвинизм, связывая учение об естественном отборе с мальтусовым учением об абсолютном перенаселении. Этим был дан повод к обоснованию т. наз. политической антропологии и «социального» дарвинизма. Особый интерес к политической антропологии во второй половине 19 века объяснялся развитием империализма Франции, Англии и Германии. Империализм находил себе как бы научное оправдание и обоснование в трудах Лапужа и Аммона, доказывавших существование биологического неравенства человеческих рас, рассматривающих человеческие расы как лестницу видов и признававших за белой (арийской) расой (Лапуж) особую руководящую мессианскую роль в истории человечества. Эта трактовка расовой проблемы сохраняет свою силу в реакционной антропобиологии до настоящего времени; она была особенно популярна во время империалистской войны и служит постоянным оправданием угнетения и порабощения колониальных народов. Не довольствуясь этим, Аммон предложил лженаучное обоснование биологической неполноценности пролетариата как представителя низшей круглоголовой расы. Всю классовую борьбу «социальные» дарвинисты и антропологи представляют не чем иным, как борьбой за существование в животном и растительном мире, которая, по их мнению, должна быть в такой же степени фактором эволюции человеческого общества. В классовом угнетении, в неравномерности распределения благ, в присвоении одним классом орудий производства, в наличии командующей, дворянско-капиталистической верхушки – политические антропологи и «социальные» дарвинисты видят ни больше ни меньше, как положительное явление выживания наиболее приспособленных, наиболее сильных, которые благодаря своим способностям достигли своего положения. Таким образом капиталистический строй с тяжелейшими условиями существования широчайших народных масс представляется этим ученым наиболее благоприятным для осуществления естественной эволюции в человеческом обществе. Перенаселение, которое выдвигал Мальтус как неизбежное следствие несоразмерности роста средств существования и размножения человека, политические антропологи и социальные дарвинисты считали наиболее благоприятным фактором, способствующим ожесточенной борьбе за существование, в результате к-рой выживают наиболее приспособленные и отбираются в высшие общественные классы. Мальтус предостерегал буржуазию от филантропии, разумея под филантропией развитие мер так назыв. социальной политики. Это право буржуазии на отказ от социально-политического законодательства он обосновал тем, что политика помощи бедным только способствует увеличению перенаселения и что бедные (разумеется, безработные пролетарии), являясь продуктом своего собственного неразумного размножения, не имеют права на общественную помощь. Спенсер, опираясь якобы на дарвинизм, указал на то, что мероприятия социальной помощи, мероприятия заботы о больных, проведение социально-гигиенических начинаний в области социального страхования, охрана материнства и младенчества, организация муниципальной медицины, завоеванные в революционной борьбе пролетариатом, означают противодействие принципам естественного отбора. Таким обр. социально-гигиенические мероприятия стали опорачиваться как способствующие выживанию наименее биологически ценных элементов, наименее приспособленных. Этот же период характеризуется сдвигами в процессах движения населения, общим падением рождаемости, в особенности сильным снижением рождаемости имущих классов. И первые евгенисты (Гальтон в Англии, Плец в Германии) указывают на это обстоятельство – на сокращение размножения правящей верхушки – как на основную угрозу существованию капиталистического общества. Гальтон приводит сравнительную стоимость детей различных классов, и, само собой, дороже всего он оценивает детей имущих классов. Плец заявил, что самым тяжким знамением времени является то, что более бедные и, следовательно, «биологически наименее ценные» размножаются достаточно быстро, в то время как класс собственников обнаруживает явную тенденцию к сокращению. Примерно тот же период конца 19 и начала 20 веков в Америке характеризуется также сильным вниманием к проблемам расовой гигиены в непосредственной связи с растущими тенденциями к ограничению иммиграции. Политика постепенного сокращения иммиграции находит себе «научное» оправдание в расовой гигиене, в Е., позволяющей выдвинуть столь «убедительные» аргументы, как необходимость сохранения чистоты расы американских «янки» от неполноценных рас Зап. и Восточн. Европы, преимущественно итальянцев, славян, ирландцев и т. д. Все это с очевидностью показывает, что Е. представляет собой использование дарвинизма для сугубо реакционно-классовых целей буржуазии, своего рода научное прикрытие в классовом наступлении на пролетариат.

В настоящее время евгеническое учение с достаточной отчетливостью разработано преимущественно в Германии (Ленц, Шалльмайер, Плец, Гротьян и др.), в Англии (Гальтон, Леонард Дарвин), в Америке (Попеное, Лафлин). Современная евгеника, сохраняя в основном тот же характер «социального» дарвинизма и политической антропологии, стремится опереться на современное развитие генетики, особенно после повторного открытия правил Менделя, работ Иогансена о «чистых линиях», Сименса о наследовании в патологии и др. В дореволюционной России Е. была чрезвычайно мало разработана; она развилась только за последнее десятилетие (Кольцов, Филипченко, Юдин, Серебровский и др.).