Том 12. В среде умеренности и аккуратности - Михаил Салтыков-Щедрин

Рукописи и корректуры не сохранились.

В первом отдельном издании (1878) текст главы отличается от журнального незначительными сокращениями, продиктованными, вероятно, цензурными опасениями: «очень даже резконько!» (стр. 123, абз. «Как же!..»), «Ведь он только исполнитель…» (стр. 124, абз. «То есть как же…»), «разумеется, в благонамеренном тоне!» (стр. 124, абз. «Да, и поэт»), «Ведь это только так кажется, что немного, ты только подумай!» (стр. 124, абз. «Ну, вот видишь…»), «Ты стоял бы, как зачумленный, где-нибудь в углу, и никто не подумал бы даже приблизиться к тебе» (стр. 129, абз. «До сих пор…»). В наст. издании, как и в изд. 1933–1941, эти купюры устранены.

Кроме того, в первом отдельном издании Салтыков снял заключительную фразу, очевидно, намечавшую сюжет следующего, оставшегося неосуществленным, очерка:

Выйдя на улицу, я пришел в себя, и первая мысль, которая представилась моему уму, была та, что на мне лежит нравственная обязанность посетить литературную пятницу Ивана Семеныча.

…я так давно не был в департаменте «Возмездий и Воздаяний» (более двадцати лет)… — Здесь и далее («Департамент Вздохов») Салтыков говорит о политической карательной системе самодержавия (полиция, III Отделение и пр.). Салтыков также намекает на собственную ссылку в Вятку в 1848–1855 гг.

…требник…— книга с молитвами для свершения богослужебных обрядов (крестин, венчаний, панихид и др.).

…забрался под арку к площади…— Имеется в виду арка, соединяющая Б. Морскую (ныне ул. Герцена) с Дворцовой площадью; в здании с фасадом на площадь слева и справа от арки находились многочисленные государственные учреждения, в том числе департамент полиции.

…сбирры, как в «Лукреции Борджиа»… — Сбирры в Папской области Италии — полицейские служители; «Лукреция Борджиа» — опера Доницетти.

«…здесь стригут, бреют и кровь отворяют…», «бараний рог…», «Макара, телят не гоняющего…» — иронические выражения, в системе эзоповского языка Салтыкова обозначающие полицейские меры по отношению к нарушителям самодержавного правопорядка.

…в театре Берга — помещался на Екатерининском канале, был открыт только в зимний сезон, репертуар состоял из французских шансонет и интермедий.

…попаду во чрево кита — выражение, восходящее к Библии (Книга пророка Ионы, II, 1); на эзоповском языке сатирика означает — попасть в карательное учреждение.

…У Елисеевых да у Эрберов — владельцев магазинов фруктово-колониальных товаров в Петербурге.

…господин Расплюев — персонаж трилогии А. В. Сухово-Кобылина — «Свадьба Кречинского», «Дело», «Смерть Тарелкина».

«Спаси господи» в стихи переложил…— «Спаси господи» — молитва «за царя и отечество».

…от лекций Сеченова. — О значении учения И. М. Сеченова для передовой молодежи см. прим. к стр. 87 и т. 10 наст. изд., прим. к стр. 281.

…пока М. И. Семевский… не украсит ими страниц «Русской старины». — В журнале «Русская старина» публиковались исторические документы, письма, мемуары (см. т. 10 наст. изд., прим. к стр. 17).

…статью «Двадцать лет реформ»… — возможно, напоминание о книге А. А. Головачева «Десять лет реформ (1861–1871)», СПб. 1872, первоначально печатавшейся отдельными статьями в «Вестнике Европы» (1872, № 2–5); иронический отклик на этот труд либерального публициста содержится еще в цикле «Помпадуры и помпадурши» (см. т. 8 наст. изд., стр. 199, 522–523).

…фюить! — в эзоповском языке Салтыкова обозначает внезапную административную ссылку.

…смерть «больного человека»… — Имеется в виду ожидавшееся финансовое банкротство Османской империи (1879), назревавшее с 1854 г. в результате кабальных условий предоставления займов Турции европейскими державами.

…в ожидании этого времени у болгар…— Очевидно, намек на вооруженное восстание в Болгарии в апреле 1876 г., подавленное турками.

…иначе, как в «сопровождении»… — то есть в сопровождении жандарма или полицейского.

Фаддей иногда… с Волкова ли? не со Смоленского ли? — Булгарин умер в 1859 г. в своем имении Карлово, похоронен в Дерпте.

Глава VI*

Впервые в изд.: М. Е. Салтыков-Щедрин. В среде умеренности и аккуратности, СПб. 1878, стр. 173–176.

Рукописи и корректуры не сохранились.

Написано специально для отдельного издания.

Отголоски*

Очерки, составившие под названием «Отголоски» вторую часть цикла в «Среде умеренности и аккуратности», при всем различии освещаемых тем и характера повествования, многими своими мотивами перекликаются с «Господами Молчалиными».

С последними непосредственно связаны два заключительных очерка — «Дворянские мелодии» и «Чужой толк», возвращающие читателя к идейным мотивам и персонажам «Господ Молчалиных». В первом из этих очерков Салтыков использовал отчасти, а во втором повторил с небольшими изменениями текст запрещенного цензурой очерка «Чужую беду — руками разведу».

Что же касается тех очерков из «Отголосков», которые не имеют с «Господами Молчалиными» непосредственной сюжетной переклички, то и они рядом своих особенностей сближаются с ними. Выражается это прежде всего в том, что действие «Отголосков» вообще развертывается преимущественно в той же «среде умеренности и аккуратности», что и «Господ Молчалиных», а ряд персонажей очерков по своей социальной психологии и по своему общественному поведению примыкает к «молчалинству».

Характерными выразителями идеологии и психологии «молчалинства» являются муж и жена Положиловы («День прошел — и слава богу!», «На досуге»), заточившие себя в скорлупу смирения и послушания, безусловного повиновения «начальству». Образ Положилова-чиновника — новая, колоритная зарисовка одной из разновидностей Молчалиных.

В «Отголосках» показаны черты психологии приспособленчества и у тех людей «культурного слоя», которым совершенно очевиден постыдный характер уклада жизни Положиловых («Мне стало стыдно», — заявляет повествователь), но которые, при всем своем либерализме, подчиняются господствующей атмосфере и даже наставляют новое поколение в духе молчалинских заповедей (разговор повествователя с Молчалиным-сыном в очерке «Чужой толк»).

«Отголоски» связывают с «Господами Молчалиными» и другие образы и мотивы, характеризующие русскую общественную жизнь 70-х годов: гонение властей на передовую мысль; борьба с «внутренними врагами» в лице демократической молодежи; напоминания о мрачных представителях охранительной идеологии — Шешковском, Булгарине, Грече; разнузданность и беспринципность торгашеской печати («Чего изволите?», «Краса Демидрона»). Общими для обеих частей являются и некоторые творческие приемы, к которым прибегает автор: повествование от первого лица; использование и развитие образов «Горя от ума» Грибоедова, как и других произведений («Мертвые души» Гоголя, «Рудин» Тургенева и др.); пародирование газетных жанров (корреспонденции Подхалимова 1-го, замечания «От редакции»).

При отмеченной общности всего цикла «В среде умеренности и аккуратности», каждая из двух его частей имеет и свои особенности, обусловленные как содержанием, так и задачами, которые осуществлял писатель. В отличие от «Господ Молчалиных», очерки «Отголосков» весьма слабо связаны друг с другом в композиционном отношении. Каждый из них в отдельности был откликом на события русской и отчасти европейской жизни за сравнительно короткий отрезок времени. Важнейшими из этих событий, поставивших различные слои русского общества перед сложными и трудными испытаниями, были: обострение Восточного кризиса, приведшее к русско-турецкой войне 1877–1878 г.; ухудшение положения трудовых масс, прежде всего крестьянства — главного налогоплательщика и основного поставщика многотысячной русской армии, сражавшейся на полях и в горах Болгарии, Турции, Закавказья; нарастание кризиса всего самодержавно-бюрократического и полицейского режима, подтачиваемого как недовольством бедствующих масс, так и самоотверженной борьбой революционных народников. Все эти события и процессы русской жизни были в центре внимания виднейших писателей (Достоевского, Л. Толстого, Тургенева, Гл. Успенского, Гаршина и др.).

Салтыков назвал свои очерки «отголосками». О широких и развернутых откликах на события, о прямой, открытой критике явлений реакции и произвола в условиях подцензурной печати не могло быть и речи. Малейшие попытки такого рода сразу же пресекались вмешательством цензуры (так и случилось с очерком «Чужую беду — руками разведу»). Тем не менее писателю, владевшему искуснейшими приемами сатирического повествования, удалось в своих очерках не только запечатлеть картины и образы времени, но и дать им оценку с подлинно революционно-демократических позиций.