Говорят сталинские наркомы - Георгий Куманёв

Вспоминаю в связи с этим разговор с наркомом рыбной промышленности А. А. Ишковым. Пришел он ко мне в комитет и говорит: «Не в чем селедку солить, нет ни одной стандартной бочки». Я спрашиваю: «Почему?» Он отвечает: «Утвержден такой стандарт, по которому самый лучший бондарь хорошую бочку не сумеет сделать. Там приняты требования к точности более высокие, чем даже в авиационной промышленности: ширина обручей — столько–то миллиметров, толщина — столько–то миллиметров, расстояние между обручами — такое–то, зазор между обручами — такой–то и т. п. Это черт знает что понаписали».

Я спрашиваю: «А кто все эти глупости утверждал?» Ишков отвечает: «В том–то и дело, что я сам и утверждал. Но сейчас такую несуразицу отменить я не могу. Это право передано вам. Но все остановилось».

Довольно скоро Комитет по стандартам завоевал уважение и определенный авторитет в народном хозяйстве. И главным образом потому, что свои постановления он принимал на основе анализа научно–технических достижений, опираясь па опыт лучших предприятий страны.

Те же его решения, которые вызывали споры, представители наркоматов предпочитали обсуждать вместе с нами, а не обжаловать их в правительстве.

К началу Великой Отечественной войны нам удалось существенно продвинуться вперед по совершенствованию технических законов отечественного производства. И что особенно важно, — рассматривая вопросы, связанные со стандартизацией, мы имели возможность видеть и сильные и слабые стороны нашей экономики, ее сырьевую базу, состояние технологии производства, уровень технической подготовки кадров и, конечно, отношение людей к производству, выявлять как бездарных руководителей, так и грамотных и смелых рационализаторов, болевших душой за порученное дело.

В разгар войны Павел Михайлович Зернов был назначен заместителем председателя Госплана СССР, а затем заместителем наркома тяжелой промышленности. Меня же своим постановлением от 13 мая 1943 г. правительство утвердило председателем Комитета стандартов при Совнаркоме СССР с освобождением от работы первого заместителя председателя этого комитета.

Г. А. Куманев: А где и при каких обстоятельствах застала Вас, Василий Семенович, Великая Отечественная война? Вы в это время находились на отдыхе или продолжали трудиться в Комитете стандартов?

В. С. Емельянов: В это время я находился в отпуске, хотя последний раз отдыхал в 1937 г. и то только две недели. В первой декаде июня 1941 г. Председатель Комитета стандартов Павел Михайлович Зернов предложил мне поехать для отдыха в Сочи со всей семьей. Я получил путевку в санаторий СНК СССР, купил четыре билета в скорый поезд — себе, жене, дочери и сыну, — и мы стали готовиться к отъезду

Но можете себе представить: именно в эти дни мною овладела какая–то смутная тревога, предчувствие, что вот–вот произойдет вето ужасное. Главное — вдруг начнется война. Я отгонял от себя эти мрачные мысли, но не мог успокоится. Накануне отъезда в субботу 21 июня, когда уже наступил вечер, я решил позвонить Ивану Тевадросовичу Тевосяну и посоветоваться с ним: ехать мне на юг ри все–таки сдать билеты и остаться в Москве. «Если у него есть какие- то последние тревожные сообщения, то он, конечно, найдет какую- то форму, чтобы сообщить о них мне», — подумал я.

Я застал его на месте и, поговорив о разных делах, сообщил Тевосяну, что завтра собираюсь с семьей поехать на отдых в Сочи.

— Я очень рад за тебя, желаю хорошо отдохнуть, — сказал Тевосян.

— Значит, ты советуешь ехать?

— А почему бы нет? В чем сомнение?

— Уж больно обстановка какая–то тревожная.

— Да ведь она уже давно напряженная. Пока они на Западе воюют, нам надо использовать мирное время. Поезжай и хорошо отдохни.

После разговора с Тевосяном я успокоился и наши сборы продолжались. Жена позвонила своей подруге Нине, работавшей в «Известиях», и та сказала, что обязательно приедет на вокзал нас проводить. Поезд отправлялся в воскресенье, в 11 часов с какими- то минутами. Утром около 10 часов, когда я запирал дверь квартиры, а семья уже ждала меня у подъезда дома, услышал телефонный звонок. «Нет, — решил я. — Никаких телефонных переговоров. Отпуск есть отпуск!» Если бы я знал, что это звонила Нина! Она уже знала, что началась война и с разрешения своего начальства решила предупредить нас, чтобы не уезжали из Москвы.

Приехали на Курский вокзал. Погрузились в свой вагон, заняв два купе. До отхода поезда оставалось, как сейчас помню, 20 минут.

Я попросил шофера подождать Нину, чтобы отвезти ее с вокзала домой. Но она так и не появилась. Моя жена разволновалась: не случилось ли что–нибудь с ее подругой. Но я ее успокоил: наверное, получила весьма срочное задание.

Но вот поезд тронулся. Пассажиров в нашем вагоне оказалось немного. В соседних купе ехали на отдых полковник и работник аппарата правительства, у которого была путевка тоже в наш санаторий.

Перед Курском полковник стал собирать свои вещи и, когда я проходил мимо его купе, спросил меня: «Вы в Курске не сходите?» Я ответил, что нам выходить дальше.

— Мне тоже дальше, но вот приходится сходить.

— Что же нужно, так нужно. Разные бывают обстоятельства, — говорю я.

Полковник посмотрел на меня с большим удивлением.

— А разве Вы ничего не знаете?

— А что случилось?

— Германия совершила нападение на нас. Началась война.

Эта весть меня просто ошеломила. В это время поезд подошел к

Курску. Прощаясь, полковник посоветовал нам тоже немедленно возвращаться в Москву.

Я и мой новый знакомый — работник Совнаркома — решили сойти в Харькове, где у меня были знакомые, через которых, как я надеялся, будет легче достать билеты до Москвы.

Но вот в Белгороде в вагон сел новый пассажир, который стал подробно рассказывать все, что знал сам:

— Сегодня в 6 часов утра я слушал радиопередачу. Оказывается, в Германии произошел государственный переворот. Гитлер арестован, а к власти пришел новый канцлер Риббентроп.

Мы, разумеется, верили всему, что он говорил. Стали держать совет: возвращаться в Москву или ехать дальше. Решили узнать более точные данные в Харькове и только тогда выбирать окончательный маршрут.

На вокзале в Харькове нам подтвердили, что подобные радиопередачи о якобы государственном перевороте в Германии действительно были. Мы снова посоветовались и приняли решение не выходить до Ростова, где одного нашего пассажира должны встречать. Там и узнаем более точные сведения.

В Ростове–на–Дону соседнее купе занял полковник госбезопасности. Мы познакомились. Я сообщил ему, где и кем работаю.

— Неудачное время Вы выбрали для отпуска, — сказал он.

Услышав от меня сведения о каком–то перевороте в Германии,

полковник госбезопасности сразу же заявил:

— Все это глупости! Идет настоящая война. Германские войска и их союзники вторглись на нашу землю. Мой совет — доезжайте до Сочи, а уже оттуда держите обратный путь на Москву. Если же сойдете на какой–нибудь промежуточной станции, можете там надолго застрять. Я тоже еду в Сочи, но, конечно, не отдыхать. Оттуда сейчас тоже нелегко выехать: в первую очередь будут отправлять военных. Но Вам, может быть, поможет получить места в вагоне до Москвы директор санатория Совнаркома.

Когда поезд остановился около Туапсе, я вышел из вагона и в открытом окне встречного поезда увидел бывшего своего начальника — наркома судостроительной промышленности СССР Ивана Исидоровича Носенко. Мы поздоровались.

— Куда путь держишь? — спросил он меня.

— В Сочи.

— Ты что, с ума сошел? Знаешь, что там творится? Оттуда не выберешься. Сколько вас в вагоне?

— Шесть человек.

— А я от Сочи стою в коридоре, а в нашем купе двенадцать человек.

— Не выходить же нам здесь, — говорю ему.

— Ну, как знаешь.

И поезд с Носенко тронулся на Москву.

На сочинском вокзале нас встретил сотрудник санатория и доставил на его территорию, где было безлюдно, тихо и спокойно.

Директор санатория заявил нам, что в течение ближайших двух дней ничего не сможет сделать, чтобы отправить в Москву, но послезавтра что–нибудь попытается сделать.

— А может быть, война скоро закончится? — спросил он меня.

Я ответил, что ничего не могу сказать.

Утром послышался гул самолетов, приближавшихся к городу, по которым был открыт огонь из зенитных орудий. Чьи это были самолеты, так и осталось загадкой. Поговаривали, что растерявшиеся наши зенитчики устроили стрельбу по своим.

На третий день нашего пребывания в санатории его директор сумел все–таки выполнить свое обещание, снабдив нас даже купейными билетами. Мы еле протиснулись в вагон, весь забитый чемоданами. В конце коридора я вдруг увидел знакомого полковника госбезопасности. Знаками он дал понять, что в его купе можно как- то разместиться. Жена с детьми устроились на верхней полке, а я сел на чемодан, поставленный в коридоре.