Маргарет Тэтчер: От бакалейной лавки до палаты лордов - Жан Тьерио

В 17 часов 50 минут Джеффри Хау был в кабинете Маргарет на Даунинг-стрит, 10, чтобы вручить ей свое прошение об отставке. В прошении было менее тысячи слов, и его главная идея заключалась в следующем: «Мы должны остаться внутри Европы». Новость тотчас же была предана огласке. Джеффри воспользовался этим, чтобы объявить, что в следующий вторник он объяснит в палате общин причину своего ухода. «Таймс» вышла под шапкой «Она их всех уничтожила». Было ясно, что корабль дал течь. В кулуарах Уайтхолла каждый задавался вопросом: не поднимется ли с одной из скамеек Вестминстера некий «цареубийца»? Одно имя повторялось повсюду: Майкл Хезлтайн. Он в свое время не смог вытерпеть, чтобы с ним обращались как с тряпичной куклой-марионеткой в «Деле Уэстланда». У него был достаточно серьезный опыт работы, и он относился к тем «плотоядным», которых запах власти возбуждает, как хищников — вид крови. Однако Хезлтайн колебался. Он напишет в книге «Жизнь в джунглях»: «В моем ружье был всего один патрон». Метафора просто великолепна! Понятно, что он собирался вступить в бой только при полной уверенности в том, что попадет в цель.

Маргарет была в курсе того, какие слухи ходили в палате общин. Ей бросили перчатку. Она ее подняла. Но она хотела опередить предателей и потому решила ускорить ход событий. Вместе со своим парламентским секретарем и Кранли Уанслоу, председателем «Комитета 1922 года», она назначила выборы на 20 ноября и определила крайнюю дату выдвижения кандидатур: 15 ноября. Маргарет надеялась, что у Майкла Хезлтайна не хватит времени на ведение избирательной кампании и он откажется от выдвижения своей кандидатуры, не будучи уверенным в победе. Сама же она 20 ноября должна была быть в Париже, на саммите глав правительств. Она настолько верила в свою звезду, что у нее даже притупилась обычная склонность к суевериям.

Двенадцатого ноября Маргарет присутствовала на банкете лорд-мэра в Гилд-холле, то есть в ратуше в Лондоне, и выглядела великолепно. В тот момент, когда ей уже грозила опасность, когда ее упрекали в высокомерии, когда нужно было бы склонить голову и смотреть себе под ноги, она повела себя вызывающе. Одетая в черное бархатное платье, с тройной ниткой жемчуга, оттеняющей цвет лица, она выглядела дамой, очень похожей на ту, что запечатлена на портрете Елизаветы Великой. Она хотела выглядеть как королева. В любом случае она казалась воинственной, как и произнесенная ею речь: «Я все еще в строю, хотя в последнее время в меня то и дело пускали пули, вернее, нет, мне подавали мячи, но подачи эти скорее были враждебны. Но будьте уверены, в игре не будет ни пропущенных мячей, ни излишней осторожности, ни попыток умышленно затягивать игру. И ни один уголок площадки не будет защищен от ударов».

Маргарет вряд ли предвидела эффект, который произвела речь Джеффри Хау в палате общин 13 ноября. Вообще-то он был довольно плохим оратором, говорил скучно, нудно, путано, бессвязно; он был слишком хорошо воспитан, чтобы решиться на резкую тираду, из тех, которые увлекают толпы людей. Но тут Маргарет его недооценила. Перед перевозбужденным залом палаты общин, битком набитым заднескамеечниками и журналистами, Джеффри, как пишет Маргарет, «произнес самую удачную за всю его карьеру речь <…>. Он достиг своей настоящей цели, которая состояла в том, чтобы причинить мне вред. Это была речь знатока, эксперта, речь холодная, взвешенная, иногда слегка поверхностная, и очень ядовитая. Накопившиеся обиды придавали его словам силу, которой они никогда не обладали». С опасной ловкостью он перевернул метафору об игре в крикет, употребленную Маргарет в речи на банкете в ратуше. Упрекая Тэтчер в том, что ее вмешательства в дела были часто несвоевременны и неуместны, он сказал: «Это примерно то же самое, как если бы вы направили своих игроков на линию и, когда первые мячи уже были брошены, они бы обнаружили, что их клюшки сломаны капитаном команды». Весьма коварно он закончил свою речь, распахнув настежь дверь Майклу Хезлтайну: «Пришло время другим людям взять на себя ответственность перед лицом этого трагического конфликта верности, с которым я столкнулся очень давно». Дальнобойность этих убийственных слов была усилена тем, что они тут же были переданы по телевидению. За 18 минут эта речь вырыла могилу Маргарет. Она сама признается, что «хотя и была невозмутима с виду, но на самом деле была потрясена». Понимая, что ее ждет схватка, она еще не осознавала, насколько жестокая. Для Хезлтайна же эта речь стала знаком судьбы, приглашением «выйти на линию». 14 ноября он объявил о выдвижении своей кандидатуры.

Майкл Хезлтайн объяснил, что на этот шаг его толкнули три причины: поддержка той точки зрения на отношения с Европой, которую защищал Джеффри Хау; результат опросов, показывающий, что он является единственным, кто сможет победить на ближайших выборах, а также желание пересмотреть вопрос о гибельном подушном налоге. Этого было вполне достаточно, чтобы «соблазнить» многочисленных заднескамеечников. Вплоть до голосования Хезлтайн не покинет кулуаров парламента и чайной, где будет очаровывать депутатов своей вкрадчивой, хитроватой улыбкой и отрывать голос за голосом от кучки тех, кто еще не решался перейти Рубикон.

У Маргарет всё было непросто. Ее избирательная кампания никак не могла начаться. Сама она не хотела ее вести, считая, что это будет признаком слабости. Кроме того, она не верила в то, что может проиграть, как не верил в это Тэд Хит в 1975 году, с той лишь разницей, что у нее за плечами были три победы, а у него — поражения. Она доверила заботу об организации избирательной кампании Джорджу Янгеру, но он был слишком занят обязанностями президента «Банка Шотландии» и свои полномочия часто передавал другим. К тому же реального плана ведения кампании не существовало. В конце концов всё легло на плечи Питера Моррисона, парламентского секретаря Мэгги. Это был очаровательный и блестящий человек, но ленивый и легковерный. Ему не хватало политического веса и влияния, особенно для предстоящей кампании. А для такой кампании нужен был либо Айри Нив, либо Иэн Гоу. Но их уже не было в живых, оба были убиты[213]. Питер же довольствовался красивыми речами и расплывчатыми заверениями. К его действиям вполне применим анекдот об избрании членов Французской академии: «Я ведь дал вам слово, так почему же вы еще хотите и мой голос?» Когда какой-нибудь депутат говорил Питеру, что будет голосовать за Маргарет, он считал, что голос уже получен. Но разве ренегаты заранее хвастаются своим предательством? Короче говоря, на бумаге он добился прекрасных результатов, даже не подумав о том, чтобы ввести систему двойной проверки, которую ввела в 1975 году Маргарет. Тогда каждому депутату наносили визит еще как минимум два депутата, чтобы удостовериться в надежности его обещаний. Нет, Питер всё «проглатывал» с невероятной наивностью и без колебаний уверял «Железную леди» в том, что она одержит победу, получив 240 голосов против 110.