Трилогия: Плацдарм, Гарнизон, Контрудар - Игорь Недозор

Но теперь придется их тащить с собой, вводя возможных врагов в искушение долбануть фаерболом по цистернам.

С тяжелым сердцем покидали они опустошенный Римир.

Колонна шла почти до полуночи, при свете фар. Сделали только две короткие остановки, дожидаясь возвращения разведдозоров, посланных вперед.

Под утро степь затянулась туманом.

Тонкими заунывными голосами, подражая вою степных волков, перекликались расставленные вокруг бивуака посты.

Высоко над головой еще виден был ковш Большой Медведицы, которую тут называли Кибиткой, и рядом с ней Малой, Кобылицы. А впереди над синевшими вдали вершинами гор Летящего Льва уже засветлела полоска слюдяного цвета. Быстро набухая, она плыла навстречу, смывая с небосклона звезды. И словно раздуваемые кем-то языки пламени в костерке, над грядой увалов затеплились первые отблески зари.

Свежий ветер погнал разорванные клубы тумана.

Рассвет окончательно прогнал тяжелые думы прошлого дня.

Им предстояла дорога, целью которой был не только город Винрамз, призвавший их на помощь. Следовало сделать так, чтобы больше никогда на этой земле не происходило кровавого кошмара, подобного тому, который они видели в Римире.

Плоскогорье Ретт-Хасс, неподалеку от Октябрьска/Тхан-Такх

По отлогому каменистому склону, петляя между кустами дикой лещины и подпрыгивая на ухабах, катился ГАЗ-66 темно-зеленой армейской раскраски. Тщательно подновленный побелкой бортовой номер 76-32 ДАС мог бы подсказать знатоку, что машина зарегистрирована в славном городе Душанбе.

Ну а местный житель, не зная таких тонкостей, безошибочно определил бы, что это подданные князя Макхея отправились по каким-то своим важным делам. И мешать им не следует, если, конечно, не надоело жить.

Вообще-то двум приятелям, Ивану Бровченко и Леше Коркунову, с чадами и домочадцами, очень повезло, потому как Макеев уже давно не позволял гонять автотранспорт по личным надобностям. Увы, прошли времена, когда можно было просто так взять машину и поехать охотиться на сайгаков или менять сталь или золото на баранов или девушек (уж о временах былинных, временах первого года колонизации, когда мотались за триста - четыреста кэмэ за водкой или забытым партбилетом, и говорить смысла нет).

Теперь только по распоряжению кого-то из членов администрации, подтвержденному лично Макеевым. Но тут парням подфартило - требовалось забросить рудознатцев в ущелье Риандор, где по слухам когда-то кто-то видел текущую из земли вонючую черную воду.

И не без скрипа, но князь-майор согласился, чтобы машина сделала крюк и завезла двух бывших артиллеристов с женами и детьми к их местной родне, забрав на обратном пути…

Хотя земля эта, плоскогорье Ретт-Хасс, и лежит недалеко от окрестностей Октябрьска, но как же отличны две эти местности.

Синие реки, полноводные ручьи, зелень вековых лесов над снежными шапками окрестных гор, лежащими до самой летней жары.

И там, где срываются с южных склонов окрестных гор, струясь в парении, водопады, где в первозданной тиши бродят по обрывистым моренам пугливые серны, доступные разве что самому искусному стрелку, расположились исконные владения клана Ретт-Хасс. Тут их гнездовье со времен незапамятных, сидят они в нем крепко, живут родовито.

Зима тут цепкая, а лето буйное, как горный ветер, и жаркое, как любовь степной красавицы.

Чуть потеплеет, снег подтает, ручьем побежит, тут же всякая скотина блажит, ластится к сосновому пращуру Раала-ааю, бережно топоча его возрождающую и оберегающую грудь.

Вознес к своей главе старец Раала-аай ладонь и хранит на ней пьянящее озеро Маркаколь (не тронь!) с медовым вкусом, с тайнами небесными и небесным ликом.

А вкруг озера - белоснежные юрты здешнего люда.

Свежа и сладка вода Маркаколя.

Кумыс дают тутошние стада целительный, густой. Выпьет человек одну чашу, раскраснеется, рот гудит, как обыз, и падает в объятия мира райских пери, пьян, душа легче мушки, оседлал все семьдесят ветров Раала-аая.

У здешних горцев обычай давний и верный. Смотрят на других сверху вниз, никого не боясь, не позволяя ни чужаку, ни своему правителю ничем себя стеснить.

Но уж если признают чужака равным себе, вернее друзей не будет!

И так же, как о доблести мужей здешних, идет слава и о раала-аайских красавицах. Чтобы описать их, не хватит слов у всех сказителей, и тщетно они будут бить по струнам и надрывать голоса. Не зря говорят, что старые боги этой земли, прежде чем ушли навсегда, частенько баловали своим вниманием жен предков этого народа.

Глаза, как самоцветы, кожа - бела как снег, смех - стремительная заря, стан гибок, как ветка белой ивы. Оглянутся, чуть качнувшись, улыбнутся с вызовом, и без ума любой прохожий. А попадешься к ним на язычок, враз пришпилят тебя куда повыше с твоими сладострастными фантазиями, пожалуй, прямо к небесам, которые в Аргуэрлайле твердь, а не какая-то космическая бездна.

Сейчас в Ретт-Хассе в разгаре весна. Даже не понять уж, как и сказать, не то поздняя весна, не то раннее лето.

Нагулявшие жирок на высокогорных пастбищах люди и животина спустились к подножиям гор и вновь вживались в свои зимовья.

Из дальних глубин памяти Читтак всплыли перед глазами детские годы. Они вместе с другими детьми сидели под юртой, упившись кумыса, слушали рассказы старого аксакала, и его добрый голос будоражил воображение.

Машину тряхнуло на повороте, и все детские сказки мгновенно выскочили из головы Читтак. Она затеяла разговор с сестрой, предвкушая встречу с родными:

- А помнишь, какие травы стоят летом на пастбищах в нашей долине! Лошадей с коровами и то бывает не видать! А какой душистый запах - голова кружится! А озеро, ты вспомни наше озеро: смотришься, как в зеркало. Соберемся бывало мелюзгой со всего селения и бежим на озеро, плещемся, ныряем, камешки швыряем. Как я соскучилась… Ничего не могу поделать…

И обе девушки, как дети, замирали в предвкушении встречи.

К вечеру машина свернула к аилу на берегу озера. В центре поселения стоял большой дом, у которого крутился десяток жеребят. Справа от дома была поднята белая юрта.

Путники остановились у этой юрты. Они подозвали к себе появившегося в дверях подростка и спросили о хозяине. Юнец ответил, что уважаемый Коолат сейчас придет.

Еще пару лет назад Читтак бы испугалась, но теперь мысль вновь увидеть своего несостоявшегося жениха не вызвала особых эмоций, и она молча ожидала его появления.

Недоросль исчез, и вместо него появился Коолат в лисьем малахае набок и чапане, наброшенном на одно плечо. Поглядывая исподлобья, он двинулся навстречу нежданным гостям и в знак приветствия поклонился. И с ней и с ее мужем поздоровался, как с давними добрыми знакомыми. И поспешил ввести гостей в юрту.