Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти - Сантьяго Постегильо

самая красивая из всех римских матрон? Ты – живое воплощение матери. Она бы так тобой гордилась…

От волнения он замолчал.

– И тобой, – улыбнулась ему Юлия. – Сначала римский консул, теперь проконсул с империем, началом над четырьмя легионами, не больше и не меньше.

– Но главное, что я твой отец. Для тебя я просто твой отец.

– Главное, что ты мой отец.

Последовало короткое молчание.

– Пора ужинать, – сказал наконец Цезарь, не отпуская ее рук.

– Да, но прежде… пообещай мне одну вещь.

– Конечно, малышка, все, что пожелаешь. Ты же знаешь, так было всегда: ты просишь, а я даю.

Оба улыбнулись.

– Обещай мне, отец, что вернешься из Галлии. Очень тебя прошу. Пообещай, ради всех богов Рима.

Он посмотрел на нее еще пристальнее:

– Клянусь всеми богами Рима, дочь, я вернусь из Галлии.

– Ради Венеры? – настаивала она, призывая богиню, родоначальницу Юлиев.

– Ради Венеры, – подтвердил он.

Теперь вздохнула она. Казалось, ей немного полегчало: обещание отца успокоило дочь, а ей это было нужно.

Они встали и вышли. Таблинум Юлиев опустел, сложенные карты Галлии стопкой лежали на столе. Выходя в коридор, Цезарь задернул занавесь в проеме, и порыв воздуха снова развернул карту будущего военного похода. Что означал этот знак: вызов или предупреждение?

Там, в комнате для занятий, осталось обещание Цезаря вернуться.

Спешка, неспособность продумать все до конца или непонятная прихоть богов стали причиной того, что отец не потребовал от дочери ответного обещания: чтобы она, во имя всех богов Рима, по-прежнему пребывала в этом городе, в этом мире, когда он вернется из Галлии. Мы часто вспоминаем тот миг, когда впервые увидели человека, важного для нас. Но мы не можем знать, что видим его в последний раз. Об этом знаменательном мгновении, как правило, не предупреждают.

Атриум Общественного дома

Ужин прошел спокойно и даже весело, несмотря на печаль из-за грядущего расставания. Явились сестры, так что Цезаря окружали все женщины его семьи: мать, дочь, жена и сестры. Юлия подробно рассказала о том, как фараон Птолемей Двенадцатый посетил дом Помпея.

– Некто из царской свиты не сводил с меня глаз, – призналась она.

– Ишь ты, моя дочь завоевывает Восток, – со смехом заметил Цезарь. В глубине души ему нравилось думать, что Помпей, возможно, почувствовал укол ревности.

– Нет, отец, – рассмеялась Юлия. – Не мужчина, а женщина. Точнее, девочка: дочь фараона.

– Одна из дочерей, – уточнила Аврелия и напомнила, что другую дочь фараона, Беренику Четвертую, египетские жрецы возвели на престол вместо отца.

Цезарь уже не удивлялся тому, что мать знала о наследниках чужеземного монарха больше, чем он сам. Итак, это правда: помимо Береники, у фараона имелась по крайней мере еще одна дочь.

– Ее зовут Клеопатрой, – добавила Юлия. – Кажется, она его любимица – во всяком случае, он повсюду берет ее с собой… – Она посмотрела на Цезаря. – Это напомнило мне нашу с тобой взаимную привязанность. – Отец улыбнулся, и Юлия продолжила: – А еще мое детство, когда я внимательно следила за всем вокруг, наблюдала за каждым движением, ловила каждое слово. Я бы очень хотела с ней поболтать, хотя это всего лишь маленькая девочка.

Цезарю вспомнилось множество случаев из жизни маленькой Юлии. Он рассказал, как она подслушивала разговоры родителей в атриуме или в спальне и как некогда он сам подслушивал беседы взрослых вместе с Корнелией, матерью Юлии.

– Так мы узнали, что нас хотят поженить, – признался Цезарь.

Все смеялись.

Кальпурнии нравилось быть частью этой семьи. Но предстоящий разговор с Аврелией держал ее в напряжении и не давал насладиться непринужденной семейной беседой.

Ужин закончился. Вскоре Юлия, а затем и сестры покинули дом, вдоволь наобнимавшись с Цезарем и взяв с него обещание заботиться о себе и вернуться с севера целым и невредимым.

– Я должен еще кое-что обдумать, – сказал Цезарь и вернулся в таблинум.

Все шло так, как представляла себе Аврелия. Она поцеловала сына на ночь, а затем медленно направилась к себе.

– Доброй ночи, – сказала Кальпурния Цезарю.

Она хотела бы удалиться в супружескую спальню, но, выполняя просьбу свекрови, последовала за ней, держась в нескольких шагах.

Спальня Аврелии

– Садись, – велела Аврелия и указала на кресло напротив себя, рядом с большой масляной лампой, освещавшей комнату. Кальпурния повиновалась. – Не бойся, – увидев страх на лице невестки, утешила Аврелия. – Мы все полюбили тебя: мой сын, я сама, внучка, вся семья.

– Это меня успокаивает, госпожа, – откликнулась Кальпурния.

– Зови меня Аврелией. Ты жена моего сына, а не служанка или рабыня.

– Хорошо… Аврелия, – ответила Кальпурния, хотя ей было непросто обращаться к свекрови по имени.

– Видишь ли… – продолжала мать Цезаря, – когда готовилась ваша свадьба, я кое-что разузнала о тебе, побеседовала с твоими родственниками, и, хотя открыто никто об этом не говорил, все сходились во мнении, что ты похожа на Кассандру.

Кальпурния вздохнула, вспомнив историю девушки, жившей давным-давно: бог Аполлон пожелал возлечь с Кассандрой, дочерью троянских царей, и она согласилась в обмен на дар предвидения будущего. Однако, получив обещанное, Кассандра нарушила свое слово. Дар остался при ней, но разгневанный Аполлон проклял ее, и отныне никто не верил пророчествам Кассандры.

Поскольку Кальпурния хранила молчание, Аврелия сочла нужным уточнить:

– Говорят, ты умеешь предсказывать будущее.

– Я знаю, кто такая Кассандра, – ответила девушка. – И это правда… иногда я кое-что вижу. Но это всего лишь шестое чувство, и я, как и Кассандра, не могу изменить то, что вижу. – Она тут же поправилась: – То, что чувствую.

– Но подсказки твоего шестого чувства всегда сбывались, – добавила Аврелия. – Например, когда ты предсказала смерть дяди, брата своего отца, или долгую болезнь матери, которая уже столько недель не дает ей встать с постели. О чем все мы глубоко сожалеем. – Она помолчала и добавила, желая обнадежить девушку: – Надеюсь, твоя мать выздоровеет.

– Нет, не выздоровеет, – ответила Кальпурния с сожалением и глубокой уверенностью, которые потрясли свекровь. А Аврелию нелегко было удивить.

– Ты можешь навещать ее, когда захочешь.

– Благодарю. Поскольку Цезарь завтра уезжает, мне бы хотелось провести с матерью пару дней. Я хочу быть рядом, когда…

– Конечно, – перебила ее Аврелия.

Масляная лампа коптила.

Их окружали глубокие тени.

– Это то, о чем ты хотела поговорить со мной, Аврелия?

– Нет, – быстро ответила та и взяла ее за руки. – Я хочу знать, что ты думаешь о моем сыне и его северном походе.

Кальпурния посмотрела на свекровь, но рук не отняла.

– В эти дни я не ощущала ничего странного… – призналась она.

Но Аврелия любила точность. Она сжала ладони невестки:

– Скажи мне, малышка, скажи правду: увижу ли я, как мой сын победоносно