Родная старина - В. Сиповский

В Москве очень радовались заключению Столбовского мира: большая часть русских земель, завоеванных шведами, была все-таки возвращена, и развязывались руки для борьбы с Польшей; но зато уступленные шведам земли были очень тяжелой утратой: Россия опять лишилась берегов Балтийского моря, которых так настойчиво добивался Иван Грозный и которые так необходимы ей были для сношения с Западом.

Шведам, конечно, было больше чему радоваться: Густав Адольф вполне понимал, как важно для Швеции отнять у своего ослабленного соседа балтийские берега. На сейме 1617 г. он говорил о Столбовском мире:

– Великое благодеяние оказал Бог Швеции тем, что русские, с которыми мы исстари жили в сомнительных отношениях, теперь навеки должны покинуть гнездо, из которого прежде так часто нас тревожили. Русские – опасные соседи: границы земли их простираются до Северного, Каспийского и Черного морей; у них могущественное дворянство, многочисленное крестьянство, многолюдные города; они могут ставить в поле большое войско. Теперь же этот враг без нашего позволения не может ни одного судна спустить на Балтийское море: большие озера – Ладожское и Пейпус [Чудское], Нарвская область, тридцать миль обширных болот и сильные крепости отделяют нас от него. У России отнято море, и, Бог даст, теперь русским трудно будет перепрыгнуть чрез этот ручеек!

Уладив мир в Столбове, Дж. Мерик вернулся в Москву за ответом на просьбу своего короля о торговых льготах. Дело это было отдано на решение думы, составленной из торговых людей. По приговору их Мерику было отказано в главных требованиях; при этом ссылались на тяжелое время для России.

Густав-Адольф II

– Наши торговые люди теперь оскудели, – передавали бояре Мерику решение думы, – теперь они у Архангельска покупают товары у англичан, возят в Астрахань и там продают кизильбашам (персиянам), меняют на их товары, отчего им прибыль и казне. А станут англичане прямо ездить в Персию, то они у Архангельска русским людям продавать своих товаров не будут, повезут прямо в Персию, и кизильбаши своих товаров возить в Астрахань не станут, будут торговать с англичанами у себя… Притом в тех местах, чрез которые путь в Персию, идет война: воюет персидский царь с турским (турецким);

да и по Волге проезд страшен: кочуют ногаи… Это дело надо отложить до другого времени, когда государь управится с польским королем и Московское государство от многих убытков поисправится…

Насчет просьбы поискать пути в Китай и Индию через Сибирь по реке Оби бояре сказали Мерику:

– Сибирь далеко, до первых городов с полгода езды и то зимою. Сами туземцы не знают, откуда Обь-река и куда пошла. Сторона та самая студеная – больше двух месяцев тепло не держится; а на Оби всегда лед ходит, и никакими судами пройти нельзя, а вверх по Оби, где потеплее, там кочуют многие орды. Про Китайское государство сказывают, что невеликое и небогатое – добиваться к нему нечего. Государь из дружбы к Якубу (Иакову) королю велит проведать, откуда Обь-река вышла, куда пошла… где Китайское государство и как богато, есть ли чего добиваться; а теперь, не зная про то подлинно, как о том говорить?

Из этого любопытного ответа ясно видно, как русские люди того времени мало знали о своих собственных землях, о восточных соседях и как в то же время чутко понимали выгоды для России восточной торговли, как боялись соперничества предприимчивых англичан.

Хотя в главных просьбах англичан было отказано, но Мерик, осыпанный царскими подарками и ласками, уезжал из Москвы с надеждою, что если не теперь, то позже, при более удобных обстоятельствах, Англии удастся добыть себе важные торговые льготы у русского царя. Притом не во всем было отказано Мерику: англичанам позволялось в русских землях свободно заниматься разными промыслами (искать железной руды, добывать алебастр, завести канатное производство и пр.). Голландцы тоже хлопотали о торговых льготах для себя и тоже добились кое-каких выгод, хотя и меньших, чем англичане.

Война с Польшей и Деулинское перемирие

Больше всего заботила Михаила Феодоровича война с Польшей. Сильно жалел Сигизмунд, что вовремя не устроил на московском престоле сына своего Владислава, и всеми силами старался поправить дело войной; но сделать это было нелегко: в Польше шли постоянные неурядицы; сейм не ладил с королем, упрекал его в больших и бесполезных расходах на войну, которой и конца не видно было. Польское войско волновалось, требовало недоплаченного жалованья, отказывалось идти в поход… Казна самого короля была пуста. Вот почему около четырех лет Сигизмунд не мог начать решительных действий. За это время Михаил Феодорович успел справиться с Заруцким, поочистить несколько землю от воровских шаек и помириться со Швецией.

Пользуясь бездействием поляков, русские воеводы даже с небольшими ратными силами стали снова занимать захваченные поляками города, – взяли Вязьму, Дорогобуж, крепость Белую и подступили к Смоленску.

Михаилу Феодоровичу сильно хотелось поскорее заключить мир с Польшей, чтобы освободить отца из плена. Переговоры о мире в это время уже шли; но успеха никакого не было: поляки в своих грамотах оскорбляли русских, называли их изменниками законному государю Владиславу и не думали признавать Михаила царем; русские в свою очередь только и делали, что корили поляков их неправдами и насилиями. Несмотря на взаимные обиды и грубости, решено было съехаться для переговоров между Смоленском и Острожками. Посредником сюда явился посол императора Ганделиус. Несколько раз съезжались русские и польские послы; с той и с другой стороны сыпались укоры да обиды. Русские послы, конечно, вынести не могли непочтения поляков к царю и укоров в измене Владиславу. Из Москвы прислали послам наказ, где говорилось: «Вы бы теперь с литовскими послами на съездах говорили гладко и пословно (согласно), а не все сердито, чтоб вам с ними никак не разорвать».

Но трудно было русским говорить «гладко и пословно», когда литовские послы говорили «непригожие слова» про русского царя. Ганделиус мало сдерживал спорящих и даже явно мирволил полякам. Не могло быть и речи о мире, когда польские послы считали необходимым возвести Владислава на московский престол, а русские требовали возврата Смоленска, вывода польских отрядов из Русской земли, признания Михаила царем и уплаты миллиона рублей за убытки. Дело, конечно, не уладилось, и войны миновать нельзя было.

Чего только не делал царь, чтобы добыть средства к борьбе, обеспечить себе успех. Денег в казне не было; рать была малочисленная, неумелая. Царь засылал послов и к турецкому султану, и к хану в Крым, чтобы побудить их ударить общими силами на Польшу. Русские послы несколько лет сряду жили в Константинополе, задаривали собольими мехами визирей и других сильных людей. Турки злобились за нападения запорожцев, которых считали подвластными Польше, и не прочь были начать войну; но сближению турок с Москвою мешали донские казаки: они своими разбоями на Черном море и по берегам его досаждали туркам не меньше запорожцев. Турки постоянно корили русских за это, а русские послы отговаривались тем, что «на Дону живут воры, беглые боярские люди, утекая из Московского государства от смертной казни, переходя с места на место разбойническим обычаем». Но отговорки эти мало помогали: турки ставили на вид царское жалованье донцам, которое посылалось из Москвы и деньгами, и разными запасами…

Плохо ладилось дело и в Крыму. Крымцы, как известно, постоянно вымогали от московского правительства большие поминки (подарки), пугая своими разбойничьими набегами. Так было и теперь.

– Если не станет государь ваш, – грозил ханский сановник, – присылать ежегодно по 10 тысяч рублей, кроме рухляди, то мне нельзя доброго дела совершить. Со мною два дела – доброе и лихое, выбирайте! Ногайские малые люди безвыходно вас воюют, а если мы со своими силами на вас же придем, то что будет? Вы ставите 6 тысяч рублей в дорого, говорите, что взять негде; а я хотя возьму тысячу пленных у вас и за каждого пленного возьму по 50 рублей, то у меня будет 50 тысяч рублей.

Хоть столько и не дали, сколько запрашивали крымцы, но все-таки пришлось ублажать хана ежегодными поминками, чтобы он оставил только в покое московские укра-ины [окраины] и воевал с Литвою. Последнего трудно было добиться: хан был занят персидскою войною, усобицами у себя в Крыму, да и боялся запорожцев, которые беспощадно опустошали его улусы.

Только денежную помощь нашел Михаил Феодорович. Английский король прислал ему взаймы 20 тысяч рублей да персидский шах семь тысяч. Хоть эти деньги в те времена стоили, пожалуй, раз в двадцать дороже, чем теперь, но все-таки помощь эта была ничтожна…

По окончании неудачных переговоров под Смоленском царь приказал своим воеводам идти воевать Литовскую землю; но силы было мало, и русским скоро пришлось снять осаду Смоленска, который рассчитывали взять измором. Полякам удалось подкрепить осажденных и снабдить их припасами, а вскоре затем на выручку Смоленска прибыл Гонсевский с сильным отрядом, принудил русских отступить и разбил их.