Синяя Птица. (Трилогия) - Елена Самойлова

Приятно, когда тебя слушаются беспрекословно.

Аватар взялся за оплетенную темной кожей рукоять меча и, когда я кивнула, выдернул его из полусгнившего гроба. Мутный глаз еретницы задергался, но синее пламя с моей ладони уже пролилось жгучим потоком в яму, заполняя ее, как вода заполняет чашу.

От визга еретницы заложило уши, ставшее белесым пламя взметнулось столбом в полтора моих роста, обдав жаром, и почти сразу же опало, оставив после себя лишь мелкий сероватый пепел на дне опустевшей могилы. Я стряхнула с ладони остатки заклинания и посмотрела в сторону бледных крестьян.

– Ну что встали – закапывайте, опасности больше нет. И поехали дальше. Надеюсь, что лошади вместе с телегами никуда не делись.

Ветер поднял с земли свой плащ, отряхнул от налипших на добротную шерсть листьев и улыбнулся:

– Поработать твоим оруженосцем?

Я посмотрела на свой меч, который паренек осторожно держал в руках, и кивнула. Пусть. Надеюсь, что он мне сегодня уже не понадобится.

Ученик мага осторожно вложил меч в ножны и, кое-как нацепив на себя, с донельзя гордым и довольным видом подошел и встал рядом, наблюдая за тем, как наши попутчики закидывают землей опустевшую могилу еретницы. Если Лексей Вестников возьмет Ветра к себе учеником, этот клинок я ему подарю. В конце концов, ведун без меча – что птица без хвоста. На первый взгляд ничего страшного, а как дойдет до драки, неизвестно, как дело обернется…

Костер путника ярко горел, время от времени выстреливая в стылое осеннее небо снопы жгучих оранжевых искр. Осиновые дрова разгорались медленно и неохотно, огонь то и дело плевался мелкими угольками и недовольно потрескивал, распространяя вокруг неровный золотисто-оранжевый свет и столь необходимое холодной ночью тепло. Две телеги и подвода были поставлены кругом, лошади привязаны чуть поодаль… Тишина и почти идиллия, только от промозглого холода не спасают ни куртка, ни костер, ни мешки с мехами, хотя на них спать, разумеется, на порядок уютнее, чем на лапнике, покрытом одеялом. На мой взгляд, самое мерзкое время для путешествия – погода нестабильная, то дождь, то снег, оттепели чередуются с заморозками, а студеные ночи могут соседствовать с теплыми днями. Непонятно, на что рассчитывать, что брать с собой в дорогу – не то непромокаемый плащ, не то зимнюю куртку.

Я лежала в телеге на мешках с мехом, завернутая в одеяло, и безучастно смотрела в непроглядную черноту неба. Рядом со мной тихо посапывал мальчишка, зарывшийся в меха так, что оттуда выглядывала только его темноволосая голова, а ко мне сон не шел. Из головы никак не выходила оставшаяся в Серебряном Лесу Ревилиэль, душу грызла совесть из-за того, что я вместо разворачивания поиска проклявшего ее ведуна спешу к наставнику, чтобы узнать, как можно обойти судьбу. Попытки оправдать себя – ведь ведуна ищет еще и Ритан, а уж дракон-хранитель своего не упустит – раз за разом проваливались с треском. Что с того, что у Вильи время почти не ограничено, а у Данте его осталось только до первого снега? Что на руках у меня оказался ведун-недоучка не то тринадцати, не то пятнадцати лет от роду, которого необходимо пристроить к хорошему наставнику, поскольку потенциал у мальчишки неплохой, да и пойти ему больше пока некуда, а отдавать его в ученики кому попало не позволяет чувство собственного достоинства?

Казалось, будто прошлая жизнь утекает сквозь пальцы как песок, как вода, оставляя после себя лишь воспоминания и угрызения совести. Что сейчас я только играю роль лесной ведуньи, которой на самом деле уже нет. Я играла ее с того момента, когда впервые обрела крылья и потеряла право называться человеком, но упорно цеплялась за свою прошлую сущность. Как бабочка, только что вылезшая из кокона и пытающаяся ползать, как раньше, вместо того чтобы летать.

Все чаще я задавала себе вопрос – себя ли я вижу в зеркале или же незнакомую мне женщину с волосами цвета полночного неба и крыльями за плечами? Говорят, что человек жив до тех пор, пока существует память. Его собственная – о прошедших годах, людская – о том, каким он был и каким стал. И неважно, насколько он изменится, он останется собой, просто будет немного иным.

Ведь яркая бабочка – это та же гусеница…

Я тихонько слезла с телеги и подобралась поближе к ярко горящему костру. Кто-то совсем недавно подбросил в него очередную порцию дров – либо этот кто-то тоже мается бессонницей, либо дежурство все же было выставлено.

– Ев, не спится? – Из темноты шагнула дриада, подсаживаясь поближе к огню на небольшое бревнышко. Я только плечами пожала, следя за тем, чтобы на шерстяной плащ не попали тлеющие угольки, время от времени выскакивающие из костра. Вот и «сторожевой» пожаловал. То есть пожаловала. – Мне тоже…

– А тебе-то почему? – поинтересовалась я, не отрывая взгляда от пляшущих язычков пламени. Толстые ветки окутывались огнем постепенно – сначала сырая кора дымилась, потом на ней прорастали первые, робкие еще лепестки пламени, а затем ветка начинала трещать, словно в лютый мороз, раздаривая первое тепло протянутым к костру рукам.

– Да мысли покоя не дают, – отозвалась Ланнан. Я покосилась на нее – тени от костра сделали ее совершенно не похожей на человека. Резкие черты лица, обрисованные подрагивающими, зыбкими отблесками пламени, чересчур четко выраженные скулы, в глазницах залегли черные тени, в глубине которых поблескивали зеленые кошачьи глаза. Жутковатое, непривычное зрелище. Дитя лесов, дочь Древа, но не человек. – Почему некоторые магически одаренные люди не желают обрести покой после смерти? Ведь та еретница при жизни была человеком, как получилось, что она стала той, кем… стала?

– Сложно сказать, у каждого или каждой свои причины. – Я вздохнула, протягивая озябшие пальцы к живительному пламени. – Самая распространенная причина – это насильственная смерть, после которой душа не может сразу обрести покой, а если к нежеланию умирать добавить еще и магическую силу, то как раз и получается подобная нежить.

– Странное дело, почему-то только люди не хотят уйти на тот свет, предварительно не отомстив всем обидчикам, – ухмыльнулась Ланнан, подбрасывая в ярко горящий костер небольшое суковатое поленце.

– Можно подумать, что среди нежити только человеческая раса и встречается, – попыталась возразить я, впрочем, недостаточно уверенно.

– Подавляющее большинство – да. – Дриада с неожиданной злостью забросила в костер что-то маленькое, похожее на матерчатый мешочек, отчего в небо взвился яркий сноп искр, а спустя пару секунд раздался негромкий хлопок, во все стороны брызнули жгучие угольки, и мне пришлось срочно тушить слегка задымившийся плащ. На мой немой вопрос дриада пожала плечами. – Это чтобы костер не погас раньше времени. Иди спать, ведунья. Завтрашняя дорога будет длинной…

Вот уж точно дельный совет.

Если повезет, то завтра вечером мы окажемся уже у стен Ижена, одного из самых известных городов во всем Росском княжестве, хотя бы потому, что такого количества мастеров-рукодельников больше нет нигде. Только в Ижене Кузнецкий квартал соседствует с улицей Золотых дел мастеров, переулок Камнерезов с Волховьей площадью, а пройдя ближе к замку, сложенному из голубовато-серого камня, можно увидеть лавки вышивальщиц и белошвеек.

Я была в Ижене всего лишь дважды, оба раза с Лексеем Вестниковым. Хорошие волхвы всегда приветствовались мастеровыми людьми, которые знали цену чужому ремеслу, но и исполнение должно было быть безупречным. Или как минимум на совесть. К сожалению, не все мастера считали, что отдать жизнь постижению тонкостей своего ремесла – главная цель, кого-то интересовали более приземленные, материальные блага. И случалось, что нечистый на руку мастер мог поджечь лавку неугодного соседа, подговорить ведуна наслать болезнь, да мало ли что… Вот и зачаровывали лавки и товары от пожара и порчи, а сами мастера частенько просили амулеты, защищающие от магического воздействия.

Ижен – город, открытый торговцам, странникам и заезжим магам, но не приведи Всевышний поселиться там. Честно говоря, меня в Ижен в качестве подмастерья волхва не заманить уже ни за какие деньги, а уж как самостоятельно практикующего мага – тем более. Не хочется вести каждодневную борьбу за свое место в квартале Ведунов, слишком много сил пришлось бы тратить, чтобы не потерять того, что уже имеешь, а уж за приобретение благ надо было драться почти до смерти.

Но кому-то такая жизнь по душе. Особенно магам, постигающим обратную сторону жизни. То есть черпающим силы в смерти. Таким в Ижене раздолье – всегда есть на ком опробовать новое проклятие, ритуал или попытаться украсть чужую силу. Люди, эльфы-изгнанники, оседлые Дриады… Говорят, даже орочьи шаманы, чьи ритуальные пляски с бубном не раз приводили к таким результатам, что даже опытные волхвы на миг забывали о своем атеизме и начинали призывать Всевышнего в свидетели подобного безобразия, а то и на подмогу.