Раб из нашего времени. Книги 1 -7 (СИ) - Юрий Иванович

«Ага! Значит, если я делаю что-то не так, меня предупреждают вначале онемением, а уже потом устраняют как личность?»

«Что-то в этом роде».

Ха-ха! Да на таких условиях еще можно побрыкаться с любым несправедливым роком! Да и сомневаюсь, что меня всесильные магические силы планеты так везде и сразу разыщут. Хотя при одном только воспоминании о царстве мертвых ешкунов сомневаться в неимоверной магической силе местных шуйвов, или кто там под этим названием скрывался, не приходилось.

«Хорошо, запрет я понял. Теперь какие будут рекомендации?»

«Только одна: в срок не более двух дней покинуть Рушатрон».

«Однако! Меня собираются убить? Или казнить за какое-то преступление? Или в тюрьму упекут по злому навету?»

Маленькая пауза перед ответом мне подсказала, что таинственное устройство то ли задумалось, то ли засомневалось в своем праве отвечать. Тоже неплохо: обязательно в последующих «беседах» постараюсь этим воспользоваться.

Но ответ меня испугал не на шутку:

«Через три дня начнется „большая чистка“. Она продлится две недели, в течение которых в зоне радиусом в двести километров вокруг Рушатрона уничтожается параличом любой пришелец из любого иного мира. Защиты от „большой чистки“ не существует».

«Но в таком случае зроаки тоже будет уничтожены, если окажутся в зоне досягаемости!»

«Они в Рушатроне и не живут».

Вот это ценная информация! Оказывается, и нечто эдакое можно выведать! Или нельзя? Решил попробовать с ходу:

«Теперь я понимаю, почему людоеды долго не могут жить на ничейных землях. Боятся „большой чистки“».

Вновь короткая пауза, хотя я и очень старался закамуфлировать свой вопрос под утверждение. И неведомое устройство возразило:

«Нет, там совсем иное воздействие. На тех территориях распространяется гипнотическое внушение, после которого долго или часто бывающие там зроаки каждую ночь начинают видеть для себя страшный сон: они становятся детьми и их поедают живыми гаузы».

«Кто такие гаузы?»

«Отказано…»

«Ну вот, опять заладил! Ладно, что мне еще осталось сделать?»

«Только прослушать музыку».

«Кстати! Почему я слышу в музыке какие-то сбои и фальшь? Или это все слышат?»

Ответа не было минуты две. Я уже и пожалел, что вообще так много и дотошно расспрашивал: вдруг в наказание со мной вообще разговаривать больше неведомое устройство не захочет?

Но нет, ответило. Хотя мне явственно послышались вполне человеческие сомнительные интонации:

«По всем логическим выкладкам слышать посторонние шумы в музыке ты не можешь никак. Они обозначают некоторые сбои в работе некоторых моих систем, и отличить их в великом многоголосье могут только мои создатели. Скорее всего, у тебя слишком утонченный музыкальный слух, да плюс после обряда гипны ты получил умения и способности гениального художника. Вот одно на другое и наслоилось».

«Как интересно! Но может, я могу помочь в ремонте твоих систем?»

«Твое время истекло!»

«Хорошо, хорошо! Я приду завтра».

«Не раньше чем через два лутеня!»

«Но общаться с тобой так интересно!»

«Руки на камень!»

Последнее восклицание отозвалось в голове значительной болью, и я понял, что «дружеская» беседа переходит в нечто совсем недружеское. Поэтому положил ладони на шероховатую каменную поверхность и преспокойно выслушал торжественное благолепие. И в этот раз в тех же самых местах мне явственно послышались и сбои, и шумы, и фальшь расстроенных инструментов. Видимо, жутко старое и дряхлое это устройство, раз музыку воспроизвести в элементарной записи не может.

Отойдя в сторону, я первый успел задать вопрос уже приоткрывшему рот Крусту:

— Сегодня я могу повторить касание?

— Нет. Следующий раз не ранее чем через рудню. Раньше ты и не приблизишься к лобному камню.

То есть в любом случае получалось наше свидание с курганом не скоро. Хотя можно будет еще один день потратить на розыск новых и перепроверку старых символов. Или не стоит отвлекаться?

Моя отрешенность не слишком понравилась хранителям.

— Почему ты так долго стоял у камня без движения? Тебе не хотелось музыки?

— Понятия не имею. Нахлынули воспоминания последних дней, детство вспомнил, подружек. А почему не крикнули?

— Ты все равно ничего не услышал бы.

Действительно увлекся я переговорами, по сторонам совсем перестал смотреть. Зато теперь беспокойство в голосе Леонида несколько расстроило:

— Ты словно сам в камень превратился. А ни достать, ни подтолкнуть никто не может. Не слишком ли?

— Извини. И это… спешим к выходу.

— Как?! — обиделся мой товарищ. — А осмотреться? Да таких чудес и в сказке не увидишь!

— Насмотришься еще! — многозначительно пообещал я, тайным знаком показывая, что времени у нас мало. — Но потом. Сейчас нас ждут великие дела!

Действительно ждали. И на удивление великие. Но не дела, а две кареты с гербами императорской фамилии на боковинах. Кажется, не только меня поразило, что роскошные кареты осмелились въехать на площадь и доехать по ней до широкой лестницы, ведущей из кургана. Все хранители нахмурились и возмущенно зароптали при виде такого святотатства и нарушения вековых правил. Но несколько разряженных вельмож и парочка обвешанных медалями и орденами военных проигнорировали это возмущение, показывая, что оно их совершенно не озаботило. Самый видный и представительный генерал (а может, и маршал?) сделал нам шаг навстречу и заорал так, что многие паломники по сторонам присели от громового голоса:

— Да здравствуют великие воины, убившие подлого императора мерзких людоедов! Да здравствуют бароны Цезарь Резкий и Лев Копперфилд! Ура!

Многократное «Ура!» рвануло воздух со всех сторон. Причем с каждым разом восклицание повторялось громче и с завидным энтузиазмом. Кажется, кричали все, от паломников на лестнице и на площади до горожан на примыкающих улицах. Даже Круст со своими коллегами орал как оглашенный, вздымая руки в небу. Еще бы: как ветеран последней крупномасштабной войны, он прекрасно понимал важность потери самого главного аспида дли людоедской империи.

Естественно, что вначале мы ничего не поняли толком, принимая происходящее за какую-то ошибку или плохой розыгрыш. Хотя логика подсказывала: с такими вещами в Рушатроне шутить не станут. А моя фотографическая память великого художника чуть позже с идеальной точностью показала перед мысленным взором последнюю картинку нашего обстрела толпы людоедов из нашей пещерки. Вот я прицеливаюсь, ют мишень моя валится на спину, а ее собственными телами пытаются закрыть другие зроаки. Неужели тот самый властительный аспид и оказался самым главным во всей империи Гадуни?

Хм! А мне он простым полковником показался.

Когда шум на площади и ее окрестностях стал стихать, увешанный орденами и эполетами маршал вновь обратился к нам своим громовым голосом:

— Господа Резкий и Копперфилд! Его императорское величество желает наградить вас личной аудиенцией, а также прочими достойными дарами за совершенный подвиг. Поэтому приказал нам доставить ваши милости во дворец немедленно! Прошу в кареты!

Он барским жестом указал на площадь и даже сделал предупреждение начинающим толпиться поблизости паломникам и горожанам:

— Дорогу героям!

Меня не слишком волновала предстоящая эпопея с разоблачением самозваных баронских титулов. Как говорится, победителей не судят. А вот рекомендация как можно быстрее покинуть Рушатрон показалась намного более важной, чем попытка не обидеть первого человека Моррейди отказом. Да и слово «приказал» мне очень не понравилось. Так нас и вообще потом из дворца не выпустят. Причем не обязательно в подвалы закроют, просто заставят оставаться на празднике жизни силой. И все. «Большая чистка» нагрянет вовремя, а два землянина окажутся полными покойниками. Кстати, про друга Леонида не стоит вспоминать в своих речах, ведь закон неприкосновенности кандидатов в хранители на него не распространяется.

Поэтому я вначале и шага не сделал. Чем уже до глубины души поразил всех присутствующих вокруг людей. Ну а дальше еще и словами вкупе со своей неслыханной вежливостью добил:

— Несравненно счастлив получить аудиенцию у его величества, императора Моррейди! Но в данный момент никак не могу! — Тишина повисла такая, что отчетливо послышался звон каких-то соприкоснувшихся между собой орденов, — Во-первых, мне надо обдумать предложение Сияющего кургана стать его хранителем. Ну а во-вторых, когда мы сражались со зроаками, то взяли на себя определенные обязательства в честь наших павших боевых товарищей. Поэтому до момента их выполнения не можем участвовать ни в многолюдных празднествах, ни в награждениях. Надеюсь, его величество правильно поймет и должным образом оценит наше самопожертвование и временный отказ от почестей.