Вампиры. Опасные связи - Ингрид Питт

— Ты думаешь, я смогу на нее повлиять? Я ей не мать.

Она хмуро взглянула на меня:

— Ешь свой сандвич.

Я заставила себя проглотить кусочек и отодвинула тарелку.

— Я сказала, что не голодна.

— Ну как хочешь. Если тебе нужно что-то другое, сказала бы заранее.

— Мне ничего не нужно. Я не хочу есть. — Я вытащила сигарету. Мать слегка подняла брови, но ничего не сказала. — Когда Аурелия придет, я с ней поговорю, ладно?

— Если она придет. Это бывает не всегда. Не знаю, где она ночует. Не знаю даже, ходит ли она в школу каждый день.

Я стряхнула пепел.

— Мне вы никогда ничего подобного не позволяли.

Мать окинула меня неописуемым взглядом. Затем прикрыла глаза, и уголок ее рта опустился. На несколько мгновений передо мной возникла незнакомка, какая-то женщина, никогда прежде не виденная. Она ждала, чтобы я догадалась о чем-то, будучи в то же время уверенной, что я для этого слишком глупа.

— Ладно, если она придет домой, я с ней поговорю.

— Не надо мне твоих одолжений. И вообще, ты ведь приехала сюда гоняться за ним.

— Мы всегда были с ним ближе, чем с остальными членами семьи.

Мать сделала жест отвращения:

— Ну разве это не мило?

— И все-таки он человек, ма. И по-прежнему мой брат.

— Вот только ты не учи меня насчет семьи. Я кто им, по-твоему, сторож, что ли? Может, возьмешь их с собой в общагу? Может, у тебя лучше получится заставлять ее ночевать дома и запрещать ему колоться. Давай. У тебя есть возможность проявить себя.

— Я им не мать и не отец.

— Да, да, да. — Мать взяла из лежавшей на столе пачки сигарету и закурила. — Они по-прежнему человеческие существа и твои брат и сестра. А мне-то что теперь делать?

Я потушила сигарету, прихватила из гостиной свою сумку и пошла в комнату, которую мы делили с Аурелией. Она уже начала расширять свою территорию, хотя граница между нашими участками была еще заметна. Главным образом потому, что сестра проводила здесь мало времени.

Я долго сидела на кровати, не раздеваясь, тупо уставившись в окно. Улица была пуста, наступила темнота, и смотреть было не на что. Но я не отводила взгляда от окна, пока не услышала, что родители ложатся спать. Через некоторое время, решив, что они уснули, я со скрипом открыла окно и, найдя в нижнем ящике своего комода травку, свернула папиросу. Пакетик был полон, а это значило, что Аурелия сюда не заглядывала. Когда новизна травки пропала, она перестала мне нравиться, но сейчас я хотела избавиться от мерзкого впечатления, которое оставил у меня этот вечер.

Я не привыкла выкуривать одна по целой сигарете, и кайф оказался слишком сильным: я несколько отупела. Дым, извиваясь, образовывал в воздухе непонятные символы и узоры, затем его вытягивало в окно, в темноту и холод. Мне пришла в голову мысль об оборванных призраках, покидающих дом подобно крысам, бегущим с тонущего корабля. Такие дурацкие мысли обычно копошатся в голове, когда обкуришься, и мне это нравилось. Я не хотела думать о насущных делах.

В конце концов я почувствовала, что замерзла. Набравшись сил, я протянула руку и хотела закрыть окно, но тут мое внимание привлекло какое-то движение внизу, на улице. Нечто копошилось у стены, среди густых теней, и я не была уверена, видела ли я вообще что-нибудь. «Бред Хашера»,[50] или, скорее, «Бред Гашишера». Но я попыталась рассмотреть это. Несмотря на шум в голове и расплывавшиеся перед глазами круги, мне все-таки удалось разглядеть это нечто, и я убедилась, что это не плод моего обкуренного воображения. Что бы это ни было — выросшая в размерах под влиянием марихуаны кошка, собака или большая крыса, — оно мне не понравилось. На ум внезапно пришли слова отца о новых элементах. Что-то в очертаниях неизвестного существа напомнило мне рептилию, какой-то тупик эволюции или доисторического ящера. Я представила себе некое зло, жившее много миллионов лет назад, притаившееся в болоте, поджидающее свою жертву. Смешно, подумала я затем; это человек принес в мир понятия о добре и зле. Зло, добро, обкуренные люди и не обкуренные. Я была обкуренной и отправилась спать.

Когда я погружалась в ступор, еще не оправившись от головокружения, остатки разума подсказали мне: ведь для того, чтобы возникло различие между добром и злом, эти добро и зло должны все-таки существовать, верно?

Вот что бывает, когда так называемые интеллектуалы накурятся травки, подумала я и вырубилась.

Меня разбудила возня отца, собиравшегося на работу. Я лежала, слушая, как мать на кухне готовит ему еду, ожидая, когда на сковороде зашипит яичница с беконом и меня позовут позавтракать как следует. Но вместо этого я услышала плеск воды в раковине, шаги по коридору и стук двери спальни. Это было что-то новое: мать легла спать после ухода отца, хотя дочь приехала из колледжа на каникулы. В любом случае мне не очень-то хотелось с ней разговаривать, особенно если она собиралась продолжать вчерашнее ворчание, но меня это позабавило.

Я умылась, оделась, но мать так и не вышла из комнаты. Очевидно, она не желала участвовать в моей жизни. Я вышла из дома намного раньше, чем намеревалась, решив занять себя чем-то до встречи с Фармером и его компанией.

Внизу, в парадной, я чуть не столкнулась с Розой, которая, судя по ее виду, должна была вот-вот родить. Она снова выкрасилась в блондинку, но явно давненько не заглядывала в парикмахерскую — волосы отросли, показались темные корни.

— Что это ты делаешь дома? — спросила она, складывая руки на животе, как будто защищая его; живот выдавался вперед так сильно, что пальто не застегивалось.

— Каникулы, — сказала я. — Как у тебя дела?

— А как у меня могут быть дела? Вот, беременна.

— Есть такая штука, как контрацепция.

— Ага, и есть такая штука, как сбой контрацепции. Ну и что?

— Да ничего. Это у тебя пятый, так ведь?

— Я не знала, что ты их считаешь. — Она попыталась запахнуть на животе пальто, но ничего не получилось. — Здесь холодно. Я пойду наверх, к маме.

— Она пошла спать.

— Ради меня она встанет.

— И ты полезешь по лестнице в твоем положении?

Роза приподняла жидкие выщипанные брови.

— Хочешь меня отнести? — Отодвинула меня в сторону и начала одолевать первый пролет.

— Слушай, Роза! — крикнула я ей вслед. — Ну а что, если у тебя сейчас воды отойдут или еще что-нибудь?

Поднявшись на седьмую ступеньку, сестра обернулась ко мне:

— Я закричу, а что ты еще предлагаешь? — и поковыляла дальше.

— Хочешь, я с тобой схожу? — предложила я, поворачиваясь к лестнице.

Но Роза лишь махнула на меня рукой и продолжала идти. Это меня одновременно разозлило и позабавило; я дождалась, пока она не одолеет первый пролет, размышляя, стоит ли мне бежать за ней или хотя бы дождаться щелчка замка на нашей двери. Затем я решила, что Роза скорее всего сама знает, что делает, хоть она и на редкость бестолкова. У меня была теория, что она уже родилась беременной и просто ждала шестнадцать лет, пока не нашла парня, подходящего на роль отца. Она была не намного моложе, чем я сейчас, когда вышла за Роджера, к немалому раздражению наших родителей. Но их реакция ее нисколько не волновала.