Древо исчезающих времен - Василий Головачёв

Часть V

И ЗМЕЙ УСМИРЯЕТ КОЛДУН…

Глава 1

Большинство захваченных «санитаров» погибло, не выдержав давления на психику программ самоуничтожения. Медики Управления смогли спасти жизнь только восьми человек.

Служба безопасности снова установила полный контроль над полуразрушенным зданием хроноускорителя.

Был выявлен еще один функционер «хирургов», занимавший пост вице-премьера по науке и технике в объединенном правительстве континента. Он сопротивлялся яростно, ранил нескольких оперативников, но был захвачен и в бессознательном состоянии доставлен в клинику УАСС. Шанс, что он заговорит, существовал.

Из Ствола вышли в целости и сохранности хроноинженер Игорь Марич и гриф безопасности Григорий Белый.

Златков выздоровел и приступил к исполнению обязанностей начальника исследовательской бригады Центра по ликвидации последствий. В отличие от всех эмиссаров, запрограммированных «хирургами», вернее, их помощниками, он сумел подавить программу и выжить.

Началось восстановление здания лаборатории времени, оборудованного теперь более современными системами безопасности. Хроноускоритель, практически переставший быть изделием рук человеческих, превратившийся в удивительный конгломерат пространств с разными физическими свойствами, был окружен новыми, более мощными установками хронооптимизации и поглотителями всех видов энергии. Стал ли он меньше угрожать природе Земли и всему космосу новыми катаклизмами, никто не знал, но у обывателей на душе полегчало. Люди — удивительные существа, зачастую им достаточно иллюзии безопасности.

И наконец, место Ореста Шахова в ВКС занял директор Евразийского филиала Управления аварийно-спасательной службы Ив Костров.

Все эти сведения выздоравливающий Ромашин выудил у инка Управления, соединившись с ним по своей личной консорт-линии. Больного оберегали от излишних волнений и информацию цедили скупо, особенно первые две недели после его схватки с Десаи. Единственным допущенным к отравленному комиссару был его телохранитель Харлам Саковец.

Однако своевременная медицинская помощь и забота врачей, а также мощный организм Ромашина в конце концов одолели недуг, и уже через две с половиной недели комиссар начал ходить, общаться с родными и близкими, все еще не вполне осознающими, что он остался жив. А однажды утром, после стандартных реабилитационных процедур, к нему неожиданно заявился Атанас Златков, как всегда рассеянно-флегматичный, имеющий вид засыпающего на ходу или, наоборот, еще не окончательно проснувшегося. Лишь немногие люди, в их числе и комиссар, знали, какой силой воли и внутренней дисциплиной обладает этот человек.

Преодолев неловкость, возникшую от некоторой растерянности, Ромашин предложил ученому посидеть за чашкой кофе, и они поднялись в солярий медцентра, опекаемые невидимой обоймой телохранителей и бригадой врачей. Хотя после успешной операции «Мангуст» непосредственная опасность жизни комиссара не угрожала, Харлам Саковец продолжал исполнять свои обязанности, которые с него еще никто не снял.

Домовой, смешной гном с подносом, принес кофе, тосты, сахар, сливки, гость и пациент клиники уселись в удобные шезлонги и стали неторопливо пить кофе, разглядывая с высоты ста с лишним метров панораму русской равнины с невысокими холмами, лесами, лугами и долами, с извилистой петлей реки. Утро было солнечным, нежарким, природа дышала покоем и умиротворением, но взгляд Игната невольно ловил на этом фоне белую колонну Ствола, и настроение его из элегического превратилось в деловое.

— Как вы себя чувствуете, Атанас? — заговорил Ромашин. — Мы теперь вроде бы как оба битые «хирургами», так что цену жизни знаем.

— За одного битого двух небитых дают. — Сквозь флегму в глазах Златкова на миг проступил пронзительный огонь глубокого знания. И холодная тень печали.

— Ну, за вас я бы дал не двух, а пару сотен небитых, — улыбнулся Ромашин. — Чувствую, не за тем вы пришли, чтобы справиться о моем здоровье?

— Да и вас мое интересует мало, — огрызнулся Златков.

Они оценивающе глянули друг на друга. Каждый вполне понимал чувства собеседника.

— Что-нибудь случилось? — спросил наконец Ромашин. — Мы что-то упустили из виду? «Санитаров» переловили, взрывные устройства обезвредили, но победу торжествовать рано?

— Вы же сами знаете, что о победе говорить не приходится. Победителей в этой Игре, в которую мы ввязались, быть не может.

— Позволю себе возразить. Если брать масштабы Древа Времен, то есть Большой Вселенной, то да, согласен, на этом уровне победитель не выявляется. Что же касается уровня пониже, масштабов Ветви времени, то тут, безусловно, победитель должен быть. Победим мы — выживем, не победим…

— Извините, я действительно мыслил категориями Абсолюта, — нехотя отступил Златков. — В последнее время… м-да… — Он замолчал, пожевал губами. — Со временем еще разбираться и разбираться. Но это отдельная тема. Я же сейчас увлекся проблемами иной глубины — исследованиями свойств тел седьмой степени, законов невозможных состояний и тому подобными вещами.

Ромашин заинтересованно глянул на обманчиво сонное лицо ученого, покачал головой.

— С удовольствием побеседовал бы с вами на эти темы, но, увы, некомпетентен. К стыду своему, я не знаю даже, что такое тело седьмой степени.

— Это термин из области непарадоксальной метрики вероятностных вселенных. Телом первой степени в ней является точка, второй — линия, третьей — поверхность… и так далее.

— Четвертой, соответственно, пространственная фигура трех измерений. А тела пятой, шестой и седьмой степени?

— Тело пятой степени — время. — Златков несколько оживился, хотя было видно, что думает он сразу о многих вещах, а не только о предмете разговора. — Ну, или, иными словами, это существование во времени тела как пространственной фигуры. Шестая степень — вечность, а точнее — существование самого времени.

— Что же тогда тело седьмой степени? Существование вечности?

— У тела седьмой степени нет названия, это символ, абсолют. Но меня весьма увлекла принципиальная непознаваемость этого «объекта». Кстати, древние индийцы догадывались о подобных вещах. Помните тексты Атхарвавед? Термин Махакала?[21] Так вот их Махакала и есть тело седьмой степени.

Ромашин задумался, машинально допивая кофе. Златков отставил чашку, откинулся в шезлонге, закинул ногу за ногу и обхватил колено длинными нервными пальцами.

— Кажется, я вас понимаю, — заговорил комиссар. — Чисто в эмоциональном плане. Любые проблемы добавляют интереса к жизни, а подобного рода… — он пошевелил пальцами, — это как перец в пище для любителей острого. И все же не могли бы вы привести наглядный пример?

— Пример чего?

— Приложения теории к реальному положению вещей.

— Пожалуйста. Одним из следствий этой теории является лемма, что все наше трехмерное пространство есть лишь мгновение во времени.

Ромашин хмыкнул:

— Простите, не улавливаю.

— И не надо, — покривил губы Златков. — Специфика науки в том и состоит, что ее мало кто понимает, даже сами профессионалы-разработчики.

У Ромашина дрогнули губы, но он сдержал улыбку.

— Где-то я прочитал очень точную поэтическую оценку Эйнштейна. «Перед Эйнштейна мудростью и скрипкой почтенно головы склоним, хотя понятен он всего двоим: себе и временами — Богу».

Златков как бы очнулся, с удивлением обнаружив себя сидящим в шезлонге напротив комиссара, стал суховато-деловым и энергичным.

— Игнат, я многое передумал, пока выздоравливал. Лежачий образ жизни, знаете ли, способствует размышлениям. И я вдруг понял одну простую вещь. Наш Ствол, по сути своей, стал КЗ! «Коротким замыканием» Вселенной. Его воздействие на Древо Времен вовсе не безобидно, это ЧП вселенского масштаба! Ибо он изменил в с е Ветви, которые пересек и соединил. Наша Метавселенная едва не свернулась, и последствия обратной временной волны еще долго будут сказываться на ее развитии. Во всяком случае, все звезды видимой области Метагалактики изменили спектры излучений. Даже Солнце, хотя и не столь заметно.

Ромашин остался спокойно-задумчивым.

— Допустим. Что из этого следует?

— Ствол надо уничтожить!

Комиссар с изумлением вгляделся в сосредоточенное лицо гостя.

— Вы с ума сошли! Именно этого и хотели добиться «хронохирурги».

— А кто нам доказал, что они не правы? — тихо проговорил Златков.

У Ромашина мелькнула мысль, что ученый запрограммирован глубже, чем они до сих пор представляли, и вся его «волевая борьба с программой» на самом деле — хитрый запрограммированный ход «хирургов».

— Те, Кто Следит…