Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

Я долго думал: какой должна быть книга с таким главным героем? Или даже не так… Каким главным героем станет наш отрок? Это важно. Ведь герой несет на себе основную идею. А что мы хотим сказать, чему научить нашу публику? Самое очевидное, наверное, для книжки с героем-ребенком: не суй свой нос куда не надо и не водись с опасными людьми. И это неплохо, ибо ярко, знаково, узнаваемо. Но, на мой взгляд, немного пресно. Не хватает остроты и накала. Что же тогда? Тогда можно пойти от греческой трагедии и воплотить нечто вроде: тебе всего лишь не повезло, малыш, виной всем твоим страданиям — отец. Однако в таком случае сюжет выходит чересчур предсказуемым, излишне каноничным. Так что же делать? Ах, автор в тупике, автор растерян… был бы, если бы у него не было ответа на все эти вопросы. «Простота» — вот наше ключевое слово. В нем таится ответ на все вопросы и разрешение всех сомнений. Не нужно усложнять — если не можешь сделать выбор, объедини условия! Все просто. Постмодернизм вам в помощь, как говорится.

Я — автор! Я — всесилен!

Глава 21

Главный корпус пединститута надвигался серо-зеленым исполином. Почему-то у Зигунова каждый раз, как он сюда приходил, возникала такая ассоциация. Может, из-за цветового сочетания, стойко напоминающего военную форму, может, из-за того, что сама педагогика внушала необъяснимый трепет, может, еще почему. Тем не менее майор всегда чувствовал, что не он приближается к зданию института, а оно само подходит к нему чеканным шагом, нависает, рассматривает поблескивающими окнами, будто червяка на лабораторном стеклышке.

После того как здесь начала работать Катя, неприятное ощущение немного притухло, но до конца не ушло. Вот и сейчас Петр с внутренним трепетом оглядывал внушительный фасад, поднимаясь по лестнице на крыльцо.

Владик семенил рядом, что-то недовольно бухтя себе под нос. Громких протестов он не издавал и внешне почти смирился с горькой судьбой, но продолжал еле слышно высказываться и осуждать действия бессердечного родителя.

Дело было в том, что первого урока у недовольного отпрыска сегодня не было, а были назначены внеклассные занятия по литмастерству. Направила его на них все та же пресловутая Жужа (учительница русского языка и литературы), узрев прозорливым педагогическим оком в мальчике талант к писательству и призывая отстоять честь школы в городском конкурсе сочинений (а скорее возжелав получить премию «Учитель года» за воспитание юного Пушкина). Талант, вероятнее всего, принадлежащий маме, которая угрохала несколько часов на то, чтоб у сына получилось приличное сочинение.

— Не пойду я на эту тупую внеурочку! — вопил Влад. — Если Жужа хочет быть писателем, вот пусть и пишет, нечего меня в это тянуть. На фига мне литмастерство? Я не собираюсь быть Достоевским. Пусть другого отправляет на эту олимпиаду!

— Это что еще за восстание с утра пораньше? — поднял брови Петр и сурово посмотрел на сына. Но тот уже впал в бунтарский раж и сдаваться не собирался.

Поругавшись еще минут десять, отец с сыном пришли к примирению после того, как Владик пришел к выводу, что лучше сидеть в читалке и слушать байки про писателей от библиотекарши, чем подыхать в шакальне с тупыми одноклами, которые из кожи вон лезут, лишь бы подлизаться к Жуже и получить хорошие четвертные.

Ясно стало одно, что кто-то (кто?) нарисовал в тетрадке сына те же рисунки, что и на столе убитой Людмилы Котайкиной. И после долгих расспросов и клятв (хорошо, что Катя, уткнувшаяся в ноутбук в спальне, этого не слышала) выяснилось, что художник, скорее всего, был кем-то из читального зала пединститута, где Владька оставил тетрадку на столике у окна, пока отходил за книгами во время занятий по литмастерству — вчера в 16.00.

— Ты все понял? — прозвучал контрольный вопрос, и майор сурово посмотрел на мальчика. — После занятий сразу идешь к маме на кафедру. Она как раз придет к третьей паре. Сидишь у нее в преподавательской, пока она не освободится, делаешь уроки, а затем идешь домой с ней за ручку.

— Да понял я, понял. Ты уже пятый раз мне это говоришь. Я не идиот. А это что?

Владик недоуменно посмотрел на отца, сжимая в руке барабанные палочки, разрисованные звездами.

— Ты подсунул? Я ж сказал уже, что не хочу заниматься музыкой. И на барабанах тоже. Мне вообще музыка не интересна. Что ты прицепился с ней, ну?!

Пока сын возмущался, Зигунов завороженно смотрел на палочки и чувствовал, как руки и ноги превращаются в ледышки. Во рту резко пересохло, а сердце пронзило тупой иглой. Что это? Откуда? Неужели ОН был у него дома?! Прикасался к вещам сына… а может, и… Нет, стоп! Никакой паники! На нее сейчас времени нет, от слова «совсем». Так, Зигунов, соберись, дыши ровно: вдох-выдох, вдох-выдох. Нечего пугать сына и окружающих. Наверное, подложил в рюкзак в той же читалке.

В голове вспыхнули строчки из рассказа Чапека: «И эти палочки — трагедии знаменье!»

Сделав глубокий вдох, майор аккуратно вынул из рук Владика палочки и как можно спокойнее произнес:

— Так, иди к маме в кабинет и сиди там. Никуда не выходи, ясно? Сядь за ее стол и сиди. Жди ее.

— Так я же собирался…

— Я спросил: ясно?! — гаркнул Петр, сверля мальчика взглядом. Тот дернулся, с испугом посмотрел на отца и кивнул:

— Ясно.

— Вот и отлично. Давай, вперед.

— Хорошо.

По лицу Владика было видно, что он растерялся, но понял, что сейчас лучше делать то, что говорит отец.

Пока мальчик бежал по лестнице, Зигунов провожал его взглядом. Затем он вытащил из кармана пачку одноразовых носовых платков, завернул в них палочки и сунул в карман. Криминалисты его, конечно, не поблагодарят, но у него с собой не было даже обычного пакета, так что чем богаты… Зато, может, преступник оставил какие-то следы. Маловероятно, конечно, судя по тому, как аккуратно он действует из раза в раз, но чем черт не шутит. Бывает, на таких мелочах и прокалываются. Так, теперь библиотека. Мы туда направлялись, так что туда и пойдем.

Петр посмотрел на лестницу, куда убежал сын, резко повернулся и направился в читальный зал. Рука инстинктивно тянулась к наплечной кобуре. Очень хотелось вытащить табельное оружие и нестись с ним наперевес, как показывают в американских боевиках. Было бы в разы спокойнее. Но, увы, мы не в кино.

Перед дверью читального зала Петр на мгновение задержался, еще раз глубоко вздохнул, унимая бешеное биение сердца, и нажал