Граальщики. Солнце взойдет - Том Холт

И Джейн подумала: «Ну вот, это мы уладили, теперь все должно работать нормально. Можно пойти опрокинуть стаканчик апельсинового сока».

И в ее голове что-то сказало: «Нет, тебе нельзя пить апельсиновый сок, у тебя будет расстройство, вспомни, что произошло в последний раз, когда ты пила апельсиновый сок на голодный желудок, ты…», — но оно не смогло продолжить, поскольку моментом позже оно тоже, к своему великому удивлению, было утянуто куда-то в небытие, и Джейн осталась одна — определенно одна — со своими мыслями.

И вот наконец Императрица увидела все, что ей удалось сделать, и — надо же! — это оказалось ничуть не хуже, чем она ожидала, если подумать. И был вечер, и было утро; день шестой.

И на седьмой день она окончила свою работу, и удалилась отдыхать; по крайней мере, она хотела отдохнуть. Но молоко в холодильнике скисло из-за того, что отключили электричество, а магазины были закрыты, потому что было Воскресенье.

Солнце взошло.

Будучи всего-навсего куском пылающего газа, оно никак не могло знать, что движется точно по графику, прямо по курсу, и находится в том самом месте и именно в то время, где и должно.

Поскольку никто не наблюдал, небольшое движение, когда на поверхности вод задергался первый организм, прошло совершенно незамеченным. Ни приемной комиссии, ни ленточки и ножниц, ни оркестра, ничего.

Поскольку никто не писал заметок и не составлял докладов в соответствующие отделы, безупречность посадки солнца и безукоризненный интерфейс дня и ночи пропали совершенно втуне.

Поскольку никто не отвечал за него и никто не считался виновным, самое первое живое существо оказалось в полном одиночестве, когда распахнуло окошко своего сознания и выпустило наружу свой первобытный вопль нового рождения. Но тем не менее оно завопило. И завопило снова. И прислушалось.

Никакого ответа. Было множество звуков: плеск волн, вздохи ветра, тихое поскрипывание тектонических плит, отдаленное эхо его собственного вопля, оборачивающееся вокруг полюсов и плывущее обратно, но не было никого, кто мог бы его услышать, никого, кроме одного-единственного одинокого сознания.

Оно подождало. Завопило снова. Прислушалось. Плеск, свист, вздох, скрип, шелест. Ничего.

Ну что ж, когда ты чувствуешь себя неуютно и тебя одолевают дурные предчувствия, и ты не на все сто процентов уверен, что ты вообще должен здесь находиться, нет ничего лучше для подъема настроения, как старая добрая песня. Послышался тихий, смущенный кашель, а затем тонкий, писклявый, но исполненный непреклонной решимости голосок запел…

Солнце надело свою шляпу,Гип-гип-гип-гип, ура…

Голосок был очень тихим — маленький, тоненький голосок; бесконечно малый голосок посреди бесконечно большого океана.

Солнце надело свою шляпу…

— упрямо повторил он. Тишина.

В нескольких ярдах от него что-то пошевелилось. Шевеление это было настолько крохотным, что даже если бы там и был какой-нибудь наблюдатель, он вряд ли заметил бы его. Однако оно пошевелилось, и прислушалось, и стало живым, и подхватило:

Солнце надело свою шляпу,И идет прогуляться со двора.

И дело было сделано. Отсюда уже не было пути назад. Континенты встряхнулись, кривя свои скалистые береговые линии в застенчивых ухмылках. Скоро и они кому-то пригодятся, в конце концов.

И когда солнце взошло на следующий день, уже не один, но множество голосов — сопрано, альты, контральто, тенора, баритоны, басы, грубые, тонкие, громкие и тихие — миллионы миллионов голосов взмыли к небу, приветствуя его, и они пели:

Here comes the sun, little darling,Here comes the sun,Its all right[50].

И был вечер, и было утро; день восьмой.

Об авторе

Том Холт родился в 1961 году. В детстве Том был толстым, угрюмым и весьма склонным к размышлениям о Бесконечном. Он обучался в Вестминстерской школе, Водэмском колледже, Оксфорде и Юридическом колледже. Свою первую книгу, «Стихотворения Тома Холта», он выпустил в возрасте тринадцати лет и, к своему ужасу, немедленно был провозглашен вундеркиндом и гениальным ребенком. В Оксфорде Холт открыл существование баров с бильярдом и мгновенно переметнулся от поэзии к комической литературе, начав с двух романов, продолжающих серию Э.Ф. Бенсона «Лючия», и продолжив романами, уже обладающими собственной ярко выраженной индивидуальностью, — «Expecting Someone Taller», «Who’s Afraid Of Beowulf?», «Flying Dutch», «Ye Gods!», «Overtime» и «Grailblazers» (в русском переводе — «Граальщики»). Он написал еще две исторические повести о пятом веке до P. X., хорошо принятую «Goatsong», а также сотрудничал со Стивом Нэллоном в книге «I, Margaret» — автобиографии (неавторизированной) Маргарет Тэтчер.

Несколько более худощавый и веселый, чем в юности, Том Холт теперь женат и живет в Сомерсете.

Примечания

1

Он был коротеньким, кругленьким, пятидесятилетним; у Боамунда было неприятное ощущение, что его борода приклеена театральным клеем. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных, примечания автора.)

2

К которым относятся честность, умение работать руками и — вы не поверите — гигиена полости рта.

3

Поскольку отец Бедевера был герцогом Ахейским и ему было уже девяносто семь лет, определение «кавалер, который вскоре преуспеет» могло быть интерпретировано гораздо более буквально, чем представлялось Боамунду.

4

Которое находится либо в кухне, либо в оружейной, в зависимости от статуса, и в любом случае находится рядом с большой банкой жидкости для полировки металла.

5

Карлики, очевидно, от природы наделены даром отгадывать загадки, складывать головоломки, расшифровывать коды и решать кроссворды. Частично это благодаря тому, что они по самой своей натуре являются волшебными сверхъестественными существами, которые чувствуют себя как дома скорее внутри Стеклянной Горы, чем снаружи. Другой причиной является то, что, будучи слишком Невысокими, чтобы дотянуться до бильярдного стола, и слишком слабыми, чтобы играть в дартс, они не могут подыскать себе другого развлечения, когда приходят по вечерам в паб.

6

Обладая титулом сеньора де Монкальма и графа-баннерета Бельфорта, Туркин обладал наследственным правом самому выбирать себе дорогу, основанном на древнем законе уступать путь сеньору; и, будучи Туркином, он настаивал на своем праве даже при встрече с самыми тяжелыми грузовиками. Его целью было вызвать аварию и быть привлеченным к ответственности за небрежное вождение, с тем чтобы на суде иметь возможность встать и предъявить свою грамоту с печатью Утера Пендрагона. К несчастью, все водители, в лоб которым он без предупреждения выруливал, либо обладали рефлексами профессиональных каратистов, либо у них стояли хорошие тормоза.