Когда крепости не сдаются - Сергей Голубов

— Товарищ генерал-лейтенант! Прошу приказаний!

— Приказаний не будет, — живо отозвался Карбышев, — но посоветовать могу.

— Слушаю-с.

Разведка доносила: по шоссе продолжают двигаться гитлеровские машины; дороги вдоль шоссе тоже забиты гитлеровцами; но проселок и старая дорога пока свободны.

— Ликвидация десантов не удалась, — сказал Карбышев, — затевать большой бой нашими силами — глупо. Задача в том, чтобы нынче же ночью оторваться от противника и, пока не поздно, соединиться со своими.

— Слушаю-с! — повторил Мирополов.

Карбышев рассердился.

— Да не «слушаю-с», а…

— Так точно. Будет исполнено, товарищ генерал-лейтенант!

«Правильно сделали, — с досадой подумал Карбышев, — что выгнали его за глупость из академии…» Между тем Мирополов, не теряя ни минуты, начал распоряжаться. Оставалось неизвестным, что он думал по поводу отрыва от противника: считал ли он такое решение единственно правильным, или, может быть, видел возможность для других действий. Но совет Карбышева он принял, как приказ, и выполнить этот приказ лучше, чем сделал Мирополов, было, пожалуй, нельзя. Старик отлично понимал, что отрыв нужно произвести без шума, что в этом фокус успеха. И, выставив в прикрытие две роты, принял решительно все меры, чтобы спрятать маневр. Было так тихо, что казалось, будто дальний грохот гитлеровских машин на шоссе вырывается из земли под ногами. А с нашей стороны — ни голоса, ни стука. Когда поднялась луна и поля под ее светом сделались белыми, отряд спокойно шел пустой дорогой, быстро подвигаясь к своим.

Итак, задача армии была теперь в том, чтобы вырваться из окружения, которое явно замкнулось в тылу с подходом туда громадных неприятельских сил. Это открытие было успешнейшим результатом рекогносцировки в тыл. С этого времени Мирополов без передыха выполнял рекогносцировочные задания командующего армией. Он сделался чем-то вроде особого специалиста по этой части. «Уж как дождь пойдет, так и мочит», — по-солдатски говорил старый майор, собираясь в очередную операцию подобного рода. И непременным его спутником «под дождем» бывал Карбышев…

Отходила армия по ночам, а днем билась. По ночам же переносился и командный пункт. Командующий твердо держался правила — переносить пункт только тогда, когда уже было твердо известно, что все корпуса и дивизии получили и выполнили очередной приказ об отходе. Выйдя в район Волковыска, штарм перенес командный пункт на окраину городка, в густой, как пуща, Замковый лес. Волковыск пылал; издали казалось, будто город пляшет в пламени гигантского костра. Сквозь тучи дыма взвивались к небу огненные всплески, и смутные очертания строений то выступали между ними с резкой ясностью, то пропадали без следа. Казалось бы, что на этом костре не найдется места и для одного живого человека. А между тем Волковыск был закупорен отходившими через него войсками. И Карбышев был там, чтобы помочь беде, — рассосать пробку.

Кратчайший путь отхода от Волковыска на Минск лежал через Зельву — прямое продолжение дороги, по которой армия дошла сюда. Но путь этот не нравился командующему. Карта ясно показывала все танкопроходимые места впереди. И мест этих около Зельвы было много. Пока Карбышев был в Волковыске, план командующего зрел и зрел. Местечко Зельва отстояло от Волковыска к востоку на двадцать километров и было расположено на левом берегу речки Зельвянки. В этом именно направлении и выступил Мирополов со своим отрядом, из двух батальонов. Командующий ожидал его возвращения из рекогносцировки утром; но прошла ночь, настало утро; Мирополова не было. Приехал из Волковыска Карбышев со сведениями о том, что в Зельве высадился большой неприятельский десант. Протянулся в бесплодном ожидании еще день. Мирополова не было. И он и отряд его пропали. С этого времени начала теряться связь штарма с войсками. Управление превращалось в какое-то полуправление. И вскоре совсем прекратилось…

Об отходе на Зельву и думать бросили. Оставалось взять от Волковыска покруче на север, перейти Зельвянку у Песков и выбраться на реку Шару поблизости от тех мест, где она впадает в Неман. Так именно и хотел сделать командующий, когда стало известно, что гитлеровцы закрыли все переправы на Шаре отчасти десантами, отчасти диверсиями. Разведка доносила, что не может найти на реке ни одного открытого моста. Штарм уперся в тупик. Все приуныли. Но Карбышев не сдавался.

— То ли бывает! — повторял он.

— А что, например?

— Да хотя бы разгром Второй армии Самсонова в Восточной Пруссии в четырнадцатом году… А нас никто не разгромил. Мы еще сами собираемся громить!..

И вдруг мост отыскался. Он не был показан на карте. Вероятно, потому и гитлеровцы только полуразрушили его с воздуха, но не уничтожили совершенно и не заняли. Мост этот находился неподалеку от устья Шары, возле большой пристани, где раньше об эту летнюю пору скоплялось многое множество мелких сплавных судов — дубасс, лигив, комыг и ботов, — а теперь было пусто, безлюдно и тихо. Когда головной бронедозор добрался, наконец, до места, Карбышев выскочил из машины и огляделся. Речка текла по болотистой долине, закрытой с юга и с севера густыми сосновыми лесами. Стога черного, гниловатого сена торчали на гладких, чуть холмистых берегах. И частые водяные мельницы робко прятали в вешняках свои присохшие затворы; колеса мельниц не двигались, поставы молчали. «Ну, и Шара, — подумал Карбышев, — хоть шаром покати…» Однако и здешний мост не годился для переправы, въезд стоял горбылем, а середина висела, — и надо было сейчас же браться за его «усиление». Карбышев уже облазил с полдюжины воронок от пятисоткилограммовых бомб и занес в аккуратно пополнявшуюся с первой военной ночи записную книжку немало ценных цифр, а саперы все не шли…

Деревня, что за мостом, только казалась необитаемой. Человек тридцать крестьян, — ни одного молодого, все старики, — сочно хлюпая ногами по мокрому лугу, подступили к Карбышеву.

— Здравствуйте, — сказал самый старый.

— Здорово, дед!

— Свои, что ль?

— А то чьи?

— Сын мой при вас полковником служит… Да служба-то ноне…

Старик не договорил: ему не хотелось обижать грубым словом случайных военных людей. Как ни было кругом плохо, а он все-таки предчувствовал славу своей Родины. Только трудно было ему представить это конечное будущее сколько-нибудь ясно: известное несравнимо с неизвестным. Потому-то и одолевала его тяжкая досада по поводу настоящего. Мало сказал старик. Но Карбышев все понял.

— Солдат?

— Был.

— С Японией воевал?

— Было.

— А кто с немцем воевал в четырнадцатом, — много таких найдется?

— Есть!

Из толпы выступило человек пять.

— Ну вот, ладно!

— И что теперь?

— Пойдем мост чинить.

— Да кто вы сам-то будете?

— Я-то?

Карбышев засмеялся.

— На кого похож?

— Ровно бы…

— Верно. До революции подполковником был, а теперь…

— Товарищ генерал-лейтенант, — доложил командир бронедозора, — саперы идут…

Изумленные улыбки заиграли на лицах, старых солдат.

— Вишь, ты… Веди, товарищ генерал, веди на мост, приказывай… Не хуже саперов случалось…

Шара осталась позади. Но впереди не было ничего хорошего. Оторванный от своих войск, штарм передвигался внутри вражеского кольца. Гитлеровцы охотились именно на него, — на штарм, — и то, что он до сих пор не был еще захвачен, могло казаться чудом. Двадцать восьмого командующий армией собрал совещание. По какому направлению и в каком порядке отходить дальше? Был очень жаркий день. Совет собрался в густой березовой роще. Карбышев сидел на пеньке и жадно облизывал сухим языком запекшиеся белые губы. Начальник штаба полагал, что надо выходить кратчайшим путем.

— Прямо на Минск, товарищи, — говорил он, смахивая ладонью с красного лица огромные градины пота, — а оттуда — на Днепр…

— Минск, вероятно, занят, — сказал Наркевич.

— Ничего не значит! Под Минском — густые хвойные леса… Обойдем.

Наркевич опять возразил:

— Во-первых, не густые. А во-вторых, у Новогрудка, то есть, как раз на пути к Минску, очень много лиственных, и притом жидких…

— Позвольте… Вот на карте…

Начальник штаба показал пальцем какое-то место на карте.

— Здесь…

— Видите ли, — упрямо сказал Наркевич, — я эти места знаю не только по карте, но и потому еще, что родился в них.

Действительно он родился неподалеку от Несвижа и по ранним детским воспоминаниям, еще до отъезда за границу, довольно ясно представлял себе природу этой части Белоруссии. Случалось ему также наезжать в Несвиж впоследствии студентом, даже еще позже. И сейчас ему казалось, что нет ничего проще, как вывести штарм через Несвиж и Узду к Могилеву. Только именно — к Могилеву, а оттуда на Смоленск, но никак не к Минску, который наверняка занят гитлеровцами. Подобно Наркевичу, почти у каждого из собравшихся имелась своя собственная точка зрения на вопрос. Кто-то, например, доказывал, что единственная гарантия спасения — двигаться через Беловежскую Пущу и Пинские леса, обходя гитлеровцев с юга. Черноватый, голосистый полковник, начальник одного из отделов штарма, подал справку: