Артания - Юрий Никитин

– Я дал ему сроку месяц, – обронил он. – Прошло только три недели.

– Из лесов Славии не возвращаются, – сказал Щажард.

Он покосился на Янкерда, тот понял, сказал с поклоном:

– К тому же варвар отправился прямо к Небесному Разлому. Еще ни одному не удавалось спуститься с этого разлома. Тулей проворчал:

– Осталась неделя.

– Он не вернется. – сказал Янкерд. – Осмелюсь напомнить, осталось три дня. Если считать и сегодняшний, то четыре.

– А если вернется?

Янкерд сказал медленно, со значением:

– Он не вернется.

Тулей надолго задержал кубок возле губ. Глаза из-под нависших бровей бросили острый и очень жесткий взгляд на Янкерда, на Щажарда, снова вернулись к Янкерду. Тот уверенно взглянул в его напряженное лицо, глаза не отвел, хотя Тулей буквально прожигал его взглядом.

– Вот как, – сказал Тулей медленно. – Вот как… Гм, иногда жалею, что я тцар не Артании… Тогда все было бы просто. Они очень простой народ. И честный.

Щажард хмыкнул, пожал плечами.

– Очень честный.

– Даже чересчур, – добавил Янкерд. – Такие долго не живут.

Тулей молчал долго. Музыканты приглушили музыку, танцовщицы незаметно исчезли, а за ними неслышно ушли музыканты.

– Через неделю, – ответил Тулей неожиданно. – Ладно, через четыре дня.

Щажард видел, как Янкерд за эти четыре дня почернел. Могущественный бер чувствовал себя оскорбленным, тцар должен был тут же назначить свадьбу. Во-первых, слово бера, что опасный соперник уже больше не появится в этих покоях и палатах, во-вторых, что значило быть предельно честным с каким-то дикарем, когда вот он, союз с сильнейшим из правителей Куявии? Даже великий тцар нуждается в постоянной поддержке наместников удаленных земель, ведь у них, помимо своих законов, есть и свои армии. И – не слабенькие!..

Сам Щажард видел, что появление отважного артанина не прошло бесследно для Куябы. О нем говорят, его песни распевают по улицам, насчет его судьбы заключают пари, его возвращения ждут. С удивлением он убедился, что знают не только день и час, когда он должен вернуться, но и подробности их договора с Тулеем. Насчет Итании мнения разделились, многие не хотели отдавать ее за артанина. однако Щажард был поражен, как еще больше народа считают, что артанин уже завоевал прекрасную принцессу и что по справедливости она уже принадлежит ему.

– По справедливости, – проворчал Тулей, когда он пересказал ему слухи, – когда это справедливость торжествовала? Да еще при дворе?

– Мечты, – вздохнул Щажард.

– Что?

– Мечты простого люда, – пояснил Щажард. – Каждый мечтает… нет, грезит, что вот бы заполучить принцессу, войти во дворец, стать богатым и красивым… Артанин как бы свершил все за них. Показывает, что это возможно. Потому он так популярен.

Тулей улыбнулся одной половинкой рта.

– А мы, значит, поступим мудро, отрезвив народ? Развеем сладкие грезы, укажем ему место у корыта? Щажард поклонился.

– Мудро сказано, Ваше Величество.

Янкерд кипел в бешенстве, каждый день тянулся для него со скоростью растущего сталактита в пещере. Щажард видел, как он взглядом подгонял застывшее в небе солнце, едва удерживаясь, чтобы не взбежать по хрустальному небосводу и в жадном нетерпении не упереться плечом и руками в горячий бок светила.

С утра четвертого дня в городе началось привычное оживление, однако на этот раз массы народа потянулись в сторону Главного Храма. Раньше Тулей подумал бы о каком-то празднике, но сейчас уже знал. И лишний раз убедился, насколько отважный артанин популярен.

Когда он, обильно позавтракав и приняв вельмож, прибыл к храму, там уже толпился народ. На воротах храма сиял, как солнце, огромный медный щит неведомого героя, принесшего дар храму. Вообще-то не щит самого героя, у героя щит был обычный, а этот – великанский, в рост человека, по легендам, герой снял с побежденного им великана.

Теперь в этот щит один из младших жрецов трижды бьет каждый день, отмечая утро, полдень и вечер, когда надо гасить огни и ложиться спать, а по великим праздникам сам верховный жрец берет в руки тяжелый молот.

Тулей прибыл в роскошной коляске, в сопровождении большой свиты. Не выходя из коляски, дождался, когда ворота распахнулись и под звуки труб со всеми жрецами храма вышел, щурясь на солнце, верховный жрец – осанистый и величавый, несмотря на малый рост и худобу. Это в Артании, говорят, даже верховный жрец должен быть огромен телом и свиреп видом, здесь же законы другие, и в государстве, где больше всего ценится умение, а не сила, верховный жрец был одним из самых хитрых, проницательных и впередсмотрящих людей Куявии.

Тулей снова подумал, что хороню бы сблизиться с этим человеком; сколько лет прошло, как он, Тулей, захватил этот трон, а жрец все присматривается, будто и впрямь хранит верность прежнему правителю. Это уж совсем неумно, но если такой мудрец так поступает, то что-то держит за спиной…

Жрецы остановились огромной толпой в белых одеждах, похожие на стаю голубей на залитых солнцем ступеньках. Все смотрели в сторону городских ворот, где громко стучали копыта, отряд прекрасно и дорого одетых всадников красиво и надменно проскакал к храму.

Под Янкердом шел великолепный белый как снег жеребец, огромный, с толстой шеей и толстыми ногами. Длинная роскошная грива ниспадала едва ли не до земли, пышный хвост стелился по ветру. Сам Янкерд – в бесценных доспехах, выкованных лучшими оружейниками Куявии, на металлической груди львы и драконы, даже на шлеме искусно выбито изображение схватки героев с дивами. Его красные сапоги упирались в позолоченные стремена, седло украшено изумрудами, а конь покрыт длинной красной попоной, прошитой золотыми нитями.

Он остановил коня перед храмом и, как все, в нетерпении посмотрел на солнце. Раскаленный добела диск поднимался к зениту для одних невыносимо быстро, для других – застыл на небосводе, прикипев или прилипнув, словно вылетевший из горна комок металла, что намертво пристывает к наковальне.

Тулей сделал страже знак, та с готовностью оттеснила народ. Он изволил выйти из парадной коляски, огляделся. День теплый и солнечный, народу больше, чем на самые пышные торжества в честь богини Апии. Явились, судя по одеждам, даже обитатели дальних сел, наслышаны, что сегодня должно или может произойти…

Он хмурился, еще не понимая, почему так паршиво и как бы он хотел, чтобы получилось на самом деле. Оглянулся, Итания в коляске бледная, выпрямилась, лицо застыло, словно отлитое из воска. Длинные ресницы прячут глаза, не угадать, что там: блеск или пустота во взоре, ведь его девочка с детства знает, что свое личное надо приносить в жертву государственным интересам. Такова судьба детей тех, кто правит. В чувствах свободны лишь животные да простолюдины.