Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Стараясь не делать обобщений, начальник полиции отмечал, что у Браницких крестьяне, напротив, имели разные льготы: недорогой или бесплатный лес, долгосрочные кредиты на случай пожаров. Нам уже известно, что они сами об этом думали, однако на фоне Браницких С. Хорватт выглядел еще хуже. Следует также сказать, что о его 1350 десятинах мечтали многие русские помещики. Во время следствия были допрошены все слуги, арендатор и управляющий. Из прилагавшейся таблицы следовало, что из 54 работников имения 37 были католиками и только 17 – православными. Если последние зарабатывали от 50 до 120 рублей, то католики получали от 80 до 400 рублей. Кроме неравного отношения к работникам, распространенного в большинстве польских имений, полиция ничего не смогла поставить в вину помещику, «но то, что Горватт человек польских тенденций и течений, польский патриот, а следовательно, ничем не привязанный к России, кроме материального состояния, связанного с нахождением такового в России, – это безусловно верно. С таким же направлением и его управляющий Рогозинский». В заключение рапорта делался вывод о том, что отношения с крестьянами еще не настолько обострены, чтобы Хорватт должен был покинуть имение, однако катастрофа может разразиться в любой момент. Это дело, разбухавшее от поступавших жалоб и процессов, тянулось до 1902 – 1903 гг., пока благодаря обмену земли не наступило затишье1062.

Но разве эти отчеты могли повлиять на изменение ситуации, когда в основе социально-экономического положения всей империи лежал постулат о неприкосновенности крупного землевладения? «Решения», предлагаемые польскими помещиками, были в той же степени неприемлемы и неэффективны, как и решения, предлагаемые царской властью. В январе 1892 г. в приложении к газете «Kraj» была опубликована историческая заметка богатого и предприимчивого польского помещика из Северо-Западного края Э. Войнилловича о сервитутах1063.

Согласно указу от 14 февраля 1891 г., министр внутренних дел Дурново, чтобы избежать споров относительно уже проведенного частного межевания, наконец распорядился начать составление государственных кадастров. Однако в 1896 г. Игнатьев сознался, что к этому еще не приступали. Следующий указ от 30 марта 1892 г. позволял разграничивать земли крестьян и крупных землевладельцев уже не при единогласном согласии сельского схода, а при согласии только 2/3 его участников. Однако через четыре года Игнатьев писал, что ничего так и не изменилось.

Согласно отчету волынского губернатора за 1894 г., в том году было частным образом размежевано 6 имений, следовательно, из 3 тысяч русских и польских имений раздел сервитутных земель был проведен лишь в 1006, что ни в коей мере не гарантировало спокойствия, так как крестьяне не отказались от своих требований. Губернатор выражал сожаление по поводу их «грубости» и просил ввести должность земских начальников, оправдавших себя в других местах. Он приводил пример православного обскурантизма в Кременецком уезде, где жило много католиков (в связи с этим здесь не было судебных процессов): целые толпы паломников стали сходиться к самообновляющейся чудотворной иконе. Когда было решено ночью снять икону, то крестьяне устроили настоящую битву с ямпольской полицией. Образ обиженных, необразованных, все более многочисленных, все более непредсказуемых и страшных бедняков присутствует и в отчете Игнатьева Николаю II за 1896 г., где он признавался в бессилии всех созданных на местах комиссий. Он констатировал, что к этому времени было размежевано лишь 1/3 всех крестьянских наделов на Правобережной Украине. Оставалось размежевать еще 2 900 тыс. десятин, что невозможно было провести в скором времени, в то же время обязательное занесение в кадастр, по его мнению, должно было вызвать «различные весьма нежелательные осложнения»1064.

Вновь, как и до этого, лишь с помощью репрессий можно было сдержать эту беспокойную массу. В 1893 г. киевский губернатор предложил систематически отправлять под арест на три месяца тех, кто незаконно рубил лес, выпасал скот и т.п. В ответ на многочисленные просьбы многих польских и русских землевладельцев, губернаторов и генерал-губернатора положение о чрезвычайной охране 1881 г. (введенное после убийства Александра II) было распространено 10 мая 1896 г. на три юго-западные губернии сначала на один год с правом продления, что впоследствии стало ежегодной практикой. Подольский губернатор М.К. Семякин, оправдывая продление его действия, прямо указывал на опасность беспорядков по селам, а затем, согласно циркуляру министра внутренних дел от 17 июня 1898 г., Семякин установил безусловный приоритет по всем сельским делам в судах (в то время Подольская губерния принадлежала к Одесскому судебному округу)1065.

В конце XIX в. положение крестьян, задыхавшихся на своих тесных земельных наделах, стало еще более тяжелым. Как известно, купить землю было практически невозможно, миграция была заблокирована, возможность аренды имений украинцами, в сущности, исключалась. Между тем, согласно переписи 1897 г., население трех губерний выросло более чем вдвое по сравнению с 1863 г. и составляло 9 567 тыс. человек. Из них 90 % проживало в селах; крестьяне, которых в 1863 г. было чуть больше 3 млн, к этому времени насчитывалось около 6 миллионов. Количество десятин на душу снизилось следующим образом1066:

Эти губернии при одном из самых высоких в империи показателей уровня естественного прироста населения – 20 – 22 %, были первыми по количеству безземельных крестьян. Владельцы небольшого надела все чаще не могли ни выкупить его, ни заплатить налог, о чем сообщалось в брошюре, опубликованной в Киеве в 1893 г. С одной стороны, шел процесс укрепления зажиточного крестьянства, имевшего в хозяйстве по три лошади, а с другой стороны, углублялся процесс «перенаселения» села за счет безземельных, совершенно нищих сельских наемных рабочих: в 1890 г. их насчитывалось свыше 500 тыс., по большей части в Киевской губернии1067, в 1901 г. их количество увеличилось более чем втрое. Согласно официальным данным, которые фиксировали безземельных и малоземельных крестьян, «избыток рабочей силы» по трем губерниям распределялся следующим образом1068:

Примечательно, что при этом поголовье домашнего скота оставалось на уровне 1880 г. из-за отсутствия возможности расширить крестьянские выпасы.

Какой же выход был у детей бывших крепостных, не имевших политических навыков, сформированного национального сознания и умения переквалифицироваться? Что оставалось им, кроме привычного, инстинктивного и дикого бунта?

Польские и русские помещики жили в уверенности, что безудержные народные волнения носили фатальный и неотвратимый характер, но, имея экономическое и культурное преимущество, они всегда смогут укротить этот сброд. Так, в 1897 г. в Сприсовке под Летичевым княгиня Потоцкая обратилась к полиции с просьбой разогнать крестьян, которые не давали вспахать луг, где обычно выпасался их скот. После того как сельские сотники отказались выполнять приказ, они, несмотря на то что были избраны, были временно отстранены от должностей и на неделю посажены под арест. За это время власти нашли им замену, новые сотники исполнили желание княгини.

В Синяве Заславского уезда, в бывшем имении Чарторыйских, которое перешло к семье Сангушко, в 1898 г. шли поистине гомеровские войны из-за трех десятин, захваченных и вспаханных крестьянами. Когда суд вынес решение освободить эту землю, 150 мужиков и баб, вооружившись палками, вступили в бой с полицией. 8 июня усиленный отряд полиции прибыл для обеспечения охраны землемера, вбивавшего межевые столбы. Однако толпа крестьян дала отпор, сломав на этот раз геодезические приборы. Потребовались дополнительные силы для восстановления порядка.

Поскольку аренда становилась все более прибыльной для помещиков, многие из них самовольно пренебрегали правом крестьян на выпас, передавая пастбища арендаторам. Так сделали Собанские в селе Стена Ямпольского уезда, передав 50 десятин еврею Бурману и лишив местных крестьян пастбищ. Поскольку же те, не приняв во внимание произошедших перемен, продолжали и дальше пасти скот, работники помещика захватили их скот. В ответ крестьяне, собравшись тайно, напали на слуг. В течение первой недели мая 1898 г. от 400 до 500 крестьян, вооруженных вилами, оказывали сопротивление полиции. 6 мая сюда лично прибыл подольский губернатор М.К. Семякин в сопровождении двух батальонов солдат. Согласно уже устоявшейся традиции он приказал дать при всем народе по сотне кнутов семи крестьянам, а 400 «виновников» отдал под арест. Однако очень скоро губернатору пришлось признать свою ошибку. Оказалось, что тюрьмы были переполнены и не могли принять такого количества арестованных. В рапорте генерал-губернатору М.И. Драгомирову Семякин выражал опасение, не вызовет ли подобная «снисходительность» у украинских крестьян желания пойти в будущем на новые отчаянные действия. Чтобы успокоить умы, он, оставив землю за Собанским, потребовал освободить управляющего Гембажевского, на чью жестокость жаловались крестьяне.