Новая династия - Дмитрий Иванович Иловайский

почве и богатстве разных угодий. В-третьих, сами польские или, точнее, ополячившиеся паны поощряли народное движение на Украйну своими захватами пограничных староств и пустых земель. Получение от короля доходных староств в пожизненное владение составляло обычный предмет вожделений польско-русской знати, а подстароства были мечтою менее знатной шляхты. Староста пользовался всеми данями и повинностями жителей; но из них кварту, т. е. четвертую часть, должен был платить в государственную казну на содержание наемных жолнеров или так наз. «кварцяного» войска.

Пограничные со степью староства, обильные пустыми пространствами, конечно, вызывали в своих обладателях стремление укрепить эти пустыни построением замков и заполнить их новыми посадами, с которых можно было бы потом получать большие доходы. Помимо староств, некоторые знатные фамилии выхлопатывали себе у короля и Речи Посполитой пожалование в полную собственность свободных земель на юго-востоке, которых размеры в точности не были известны правительству и которые в действительности оказывались иногда обнимавшими огромные пространства, и притом далеко не пустыми. Все таковые владетели свободных земель, как пожизненные, так и потомственные, старались заселить их всеми возможными способами; они переводили сюда людей из старых своих имений, лежавших в более центральных областях, а главным образом переманивали крестьян от соседей и привлекали всяких беглецов льготными условиями. Новым поселкам давалась полная или неполная свобода от поборов и повинностей на известное число лет, обыкновенно от 20 до 30, и только по истечении этих льготных лет начиналось бремя податного и крепостного состояния. Посему и селения таковые назывались вообще слободами.

Польские писатели, касавшиеся колонизации Украйны, обыкновенно придают этой колонизации польский характер. Но такое толкование неверно. Украйна заселялась не польским, собственно, народом, а малорусским, который шел туда из ближних русских областей, преимущественно из Волыни или Киевского Полесья; только ополяченные землевладельцы и земские чины, т. е. паны и шляхта, несколько нарушали чисто русский характер этого движения на юг и на восток.

В отношении крестьянского люда толчком к такому движению немало послужили, с одной стороны, введение более определенных инвентарей, обозначавших крестьянские повинности, а с другой — водворившаяся в русских областях система аренды, называвшаяся заставой. Инвентари первой четверти XVII века показывают, что крестьянские повинности и количество рабочих дней сильно возросли сравнительно с XVI веком. Особенно участились толоки, которых помещики стали требовать еженедельно, отнимая у крестьян единственный свободный день (праздничный) и притом вызывая его на работу со всей семьей. Что касается заставы, то это был особый вид залога недвижимости, причем залогодатель вместо процентов за данную им сумму пользовался доходами с имения. Обыкновенно такая аренда давалась на три года; но по истечении их этот срок повторялся. Собственник имения при сем сохранял за собой права землевладельца на занятие должностей по местному управлению и другие шляхетские привилегии, которыми безземельный шляхтич не пользовался (например, таковой в исковых тяжбах мог подвергаться предварительному заключению). Вот почему заставу юридически предпочитали продаже имения; хотя фактически это и была, собственно, продажа. Но такая система аренды или продажи тяжело отзывалась на крестьянах. При отдаче в заставу выдавался залогодателю инвентарь имения, т. е. исчисление и оценка прямых крестьянских повинностей и даней, к которым присоединялся и косвенный доход с монополий, каковы, например, корчмы и мельницы: так как землевладелец имел права помола и право пропинации или исключительной торговли напитками.

Естественно, собственник, чтобы получать большую сумму, старался обозначить как можно более доходу, преувеличивал размер повинностей и даже писал в инвентаре повинности, не существовавшие на деле; заставной же владелец на основании инвентаря требовал от крестьян много лишнего, а подчас и невозможного. Особенно эти арендаторы свирепствовали при конце заставного срока, если не надеялись удержать за собою дальнейшую аренду; тогда они выжимали из крестьян последние соки: например, принуждали их работать по праздникам, не исключая и Пасхи (будучи сами униатами или католиками), даже православных сельских священников принуждали отбывать крестьянские повинности, и т. д. Отсюда, конечно, возникали иногда бунты, грабежи и убийства владельцев, а чаще всего крестьянские побеги, совершавшиеся не только целыми семьями, но и целыми селами. Бежали более всего на Украйну, особенно Заднепровскую, куда манил и больший простор, и более льготные условия для поселенцев. Иногда это бегство и переселение совершались со всем скарбом и скотом, при пособничестве соседних жителей, которые сопровождали переселенцев на известном расстоянии и даже помогали им вооруженною рукою защищаться от преследователей, причем переселенцы устраивали табор или подвижное укрепление из возов. Такое пособничество не редко обращалось в своего рода промысел, и занимавшиеся им назывались «выкотцы». А в роли выкотцев выступали иногда сами помещики, которые сманивали соседних крестьян в свои дальние имения.

Вследствие такого движения на Волыни и в других соседних с нею старых русских областях многие местности надолго обезлюдели и запустели. Зато Украйна стала наполняться местечками, селами и хуторами.

Староства и так наз. яловые или пустые земли на Украйне сделались предметом захвата со стороны некоторых знатных польско-русских фамилий, каковы: Острожские, Вишневецкие, Конецпольские, Потоцкие, Замойские, Рожинские, Калиновские, Заславские, Забражские, Любомирские, Даниловичи. Так, Януш Острожский, каштелян Краковский, по благосклонности к нему короля, владел староствами Белоцерковским, Богуславским, Корсунским, Каневским и Черкасским. Калиновский, староста Брацлавский, воспользовался неопределенным выражением сеймовой конституции на пожалование ему Уманской пустыни и захватил пространство в целые тридцать миль; ол, ин из князей Вишневецких на таком же основании завладел всем Посульем в Заднепровской Украйне, а один из князей Рожинских обширными землями на рр. Сквири, Раставице, Ольшанке и т. д. Подобные владения, естественно, способствовали развитию и процветанию на Украйне крупного вельможества или так наз. можновладства. Важнейшие украинские старосты и паны представляют род магнатов-феодалов; народ иронически называл их «королятами». Каждый из них старался возможно скорее заселить и вместе закрепить свои огромные, но пустынные владения. Колонизаторская деятельность на Украйне особенно энергично проявила себя в первую четверть XVII века. При сем по неопределенности границ между панами нередко происходили столкновения, решавшиеся или судебным порядком, или вооруженною рукою. Например, гетман Конецпольский, староста Переяславский, позвал к суду трибунальному князя Еремию Вишневецкого за то, что он без всякой сеймовой конституции заложил до 40 местечек на грунтах, причитавшихся к Переяславскому староству. Меж тем состоявший в польской службе французский инженер Боплан в своих записках сообщает, что он, по поручению этого гетмана Конецпольского, заложил на его землях до 50 местечек, из которых потом размножилось до 1000 селений. А своими наездами на чужие имения, разбоем и всякими насилиями в данную эпоху особенно отличался некий Самуил Лащ Тучанский, стражник коронный и староста Овруцкий, окруженный толпою подобных себе головорезов. Суды были завалены жалобами соседей на этого разбойника; на нем тяготело