Тайна святых - Петр Иванов

Кто-то спросил у св. Серафима: как относиться к явным беззаконникам. Он ответил: “не воструби, однако, в необходимом случае: не промолчи”. Иначе сказать, он советовал осторожность и скромность, но и необходимость обличения. Конечно, никакой сан и никакое высокое положение, в обществе не должны быть причиной молчания, когда Божия правда в поношении. Из истории видно, что это мнение св. Серафима было общим мнением святых русских. Но только, сообразно времени, обличения или раздавались громогласно, или высказывались иносказательно, или через юродствование.

В блаженные времена церкви, — когда лучами своей славы и святости Киево-Печерский монастырь преисполнял всю землю русскую, обличение звучало, как Божие слово, всеми чтимое и принимаемое с благоговением. Мы читали обличения св. Феодосием киевских князей, но даже столь, казалось бы, безукоризненный князь, как Владимир Мономах, слышал себе укоризну, конечно, выраженную на чрезвычайно любовном языке (послание митр. Никифора). Вообще тогда русские епископы (не говорим о греках) были духовно очень высоки — большинство их (50 в течение 80-100 лет) из Киевской обители. Среди них вовсе нет тех, кого св. Василий Великий называл: втесняющиеся (по нашему карьеристы). Св. Симон, епископ Суздальский, выражает дух этих епископов, говоря, что он лучше готов хворостиной торчать у ворот Печерского монастыря, чем править большими и богатыми епархиями. Велика была тогда духовная семья святых на Руси.

И во времена св. Сергия Радонежского и он и другие святые были в духовной дружбе с митрополитами и епископами. Как дружно все восстали, когда кн. Дмитрий Донской вздумал на место митрополита поставить своего любимца Митяя. Из того, что Митяй считал своим первым врагом св. Сергия, можно думать, что во главе борьбы с этим чужеродным вторжением в святое дело стоял великий русский святой.

И св. Сергий, предчувствуя, что великокняжеская затея ставить своих угодников митрополитами угрожает сделаться традицией в русском государстве, в противоположность ей как бы наметил иную традицию: отказ святых от сана высшего иерарха.

Напомним, что святые епископы последних столетий никогда не являются в центре и совершенно не слышно их голоса среди правящей России.

* * *

Саровская обитель поддерживала традицию отказа от высоких санов — Иероним даже брил себе волосы на голове бороде и юродствовал до своей кончины, лишь бы не быть привлечену насильно на епископскую кафедру. Из того, что Саровский патерик хвалит Иеронима и говорит именно по поводу его отказа: таковы были великие подвижники в Сарове, следует думать это было общее мнение высоких людей о занятии епископских мест. Петербург не только не ждал себе обличений от святых, а ждал и даже требовал обратного: одобрения со стороны епископов, как раболепных слуг, всех своих действий. Тогда Митяи заполнили русскую церковь, втесняющиеся стали во главе русской иерархии.

Грозное слово св. Серафима: Дух Святой открыл мне, что многие высокие духовные особы не знают, в чем цель христианской жизни, конечно, было сказано во благовременние. Его слышал один только Мотовилов, ибо тогда никто не мог бы принять такое обличение и понять. Но его слышит последующая церковь и познает свое прошлое, чтобы, покаявшись, получить от Господа утерянное в веках.

Если Дух Святой открыл св. Серафиму столь пагубное незнание основы христианства у многих (т. е. почти всех) высоких духовных особ (т. е. архиереев), то как он, любящий правду Христову и братии своих, пасомых такими пастырями, как мог относиться к архиереям? Если мы внимательно проследим его открытое и тайное прижизненное и после кончины отношение к архиереям, то должны будем признать: он терпел их с великим трудом.

Св. Серафим не был послан на исповедничество (то есть подвергнуться физическим мукам от властей предержащих) и потому только иносказательно мог раскрыть свое возмущение (то есть гнев Божий) на начальников церкви. Что это безмолвие (обличение не лицом к лицу) было ему мучительно, свидетельствуют его слово одной из ближайших к нему мельничных сестер — Прасковье Семеновне Мелюковой (родной сестре знаменитой отроковицы Марии, которую св. Серафим сам посхимнил с именем Марфы и которая вскоре скончалась).

Однажды он снял Прасковью Семеновну со стога сена и промолвил ей как бы со вздохом: “ты выше меня; тебе предстоит юродствовать”. Юродствовать она будет исключительно с целью обличить епископа Нектария (о чем вскоре будем говорить).

В чем же выразилось иносказательное обличение св. Серафимом архиереев еще при его жизни? Прежде всего следует отметить, что один только архиерей, незадолго до кончины св. Серафима (1832 г.) имел беседу со старцем — местный епископ Арсений. Перед этим в 1815 г. был в обители тоже местный епископ Иона. Но когда он хотел войти к св. Серафиму, находившемуся в затворе, то старец не отозвался и не отворял кельи. Игумен Нифонт предложил епископу снять двери с петель, чтобы войти, но еп. Иона сказал: “нет, как бы нам и не погрешить”. И с тем уехал. Между тем гражданскому начальнику св. Серафим через несколько дней отворил келью и благословил его с женой.

Тон, которым излагается в житии посещение еп. Арсением будущим митрополитом киевским, св. Серафима высокопарен (раболепный перед иерархическим начальством). Однако, летописцу не удалось все-таки утаить духовное младенчество архиерея перед лицом великого посланника Божия.

Вот как рассказано о приезде в Саров будущего митрополита, в то время Тамбовского епископа: преосвященный Арсений, осмотрев внимательно и подробно все церкви, братские и хозяйственные постройки внутри монастыря, пожелал видеть и все принадлежащие к монастырю заведения и здания (вот зачем он поехал в пустынь к св. Серафиму). В сопровождении Саровского казначея иер. Исайи и ключаря Тамбовского собора Никифора, он посетил пустыни Серафимову и Дорофееву. Св. Серафим в это время укладывал камешками берег речки. — Что это ты такое делаешь? — благосклонно и с участием (“благосклонно и с участием”, так говорят о каком-либо начальнике, посещающем своего большого подчиненного), спросил преосвященный.

— А вот, владыко, камешками берег выкладываю.

— Доброе дело, старец Божий. А теперь покажи свою келью.

При входе в келью св. Серафим поднес архиерею четки. Еп. Арсений с отеческим радушием принял подарок и спросил: а где твоя вторая пустынька среди пустыни? И не дождавшись ответа, зная по донесениям игумена, пошел к тайному месту за печкой, где обыкновенно старец молился. — Не ходи, замараешься, батюшка, — говорил св. Серафим.

Не обращая внимания на очевидное нежелание хозяина кельи, епископ отворил двери и заглянул внутрь (ревизовал?). Затем тотчас поехал осматривать Дорофееву пустыню, хотя Дорофей давно умер. Со св. Серафимом оставил для беседы своего ключаря собора.

Вернувшись, еп. Арсений “преподал” св. Серафиму совет, что не следовало бы ему посетителям одновременно давать хлеб и вино, чтобы не подумал кто, что таким нелегальным образом он причащает людей*. Конечно, этот “совет” последовал вследствие доноса игумена Нифонта на св. Серафима, что он соблазняет братию странными действиями, похожими на причастие. (Нифонт постоянно находил предлог обвинять св. Серафима в соблазне братии монастыря). Несомненно по свидетельству многих очевидцев — это Серафимово причащение ложечкой из чаши своих посетителей и было истинное причащение, но более походило на апостольские времена, чем современное причащение в церкви (не забудем, что св. Серафим был иеромонах, значит он даже не согрешал в церковном послушании).

* Совершенно нелепо утверждение в “житии”, что св. Серафим сам спросил об этом у епископа. Разве не повторял св. Серафим постоянно, что он ничего не делает без Божьего повеления, — делать так в течение долгого времени и потом спрашивать совета у человека (хотя архиерея), это испытывать Божью волю.

Итак, архиерей и с великим посланником Христовым сумел обойтись по архипастырски: нашел чему наставить свидетеля верного Христа.

Но тут произошло нечто, о чем летописец говорит с недоумением: “со стороны блаженнаго старца прощание с епископом совершилось не совсем обыкновенным образом”. Преподобный поклонился ему в ноги, архиерей просил его встать, св. Серафим, оставаясь на коленях, продолжал кланяться. Сколько ни трудился еп. Арсений поднять его, святой не поднимался. “Тогда епископ сел в бричку и спешил скорее уехать”.

Мы знаем по свидетельству мельничных сестер, что св. Серафим ничего не делал напрасно, его действия всегда имели иносказательный смысл. Что же в данном случае могло значить это коленопреклонение? Мы уже достаточно показали, что всё поведение еп. Арсения было поведением высокого начальника, покровительственно (отечески) относящегося к малому чину. Один раз в жизни удостоился Арсений встретиться с верным свидетелем Христа, великим посланником в церковь. Вместо того, чтобы благоговейно прильнуть к источнику благодати и чему-нибудь научиться, он сам вздумал учить святого. И тогда