Сан-Феличе. Книга вторая - Александр Дюма

Но, к несчастью для святого Януария, его поведение, столь примерное в прошлом, сделалось непонятным и двусмысленным с того момента, как в город вошли французы. Чудо, сотворенное в час, заранее назначенный генералом Шампионне, и все другие чудеса, совершенные в пользу Республики, были серьезной провинностью со стороны святого, и тут ему трудно было оправдаться.

Он пытался возражать, что Шампионне прибегнул к запугиванию, в ризнице находились адъютант и двадцать пять гусаров, наконец, ему угрожали расправой, если чудо не свершится.

На это ему ответили, что святому, уже однажды претерпевшему мученичество, не следовало так легко поддаваться запугиванию.

Но Януарий с величайшим достоинством возразил, что опасался он не за себя, ибо положение блаженного делало его неуязвимым и укрывало от любых покушений, а за дражайших своих каноников, которые питали гораздо меньшую склонность к мученическому концу; что их страх перед пистолетом посланца французского генерала был столь велик, а молитвы их столь ревностны, что он, святой, не мог устоять; однако, если бы он увидел, что каноники расположены принять венец мучеников, никакая сила не заставила бы его совершить чудо, принуждать же их он не смел.

Само собой разумеется, все эти доводы были победоносно разбиты обвинителем, так что в конце концов его противник вынужден был умолкнуть.

После бурных дебатов приступили к голосованию, и святой Януарий был разжалован; более того, его присудили к потоплению в море.

Затем заседание продолжилось. Под дружные крики на место покровителя города выдвинули святого Антония, который, раскрыв «заговор веревок», отнял у Януария остаток его популярности. Итак, Антония возвели в ранг святого покровителя Неаполя.

В 1793 году Франция низложила самого Господа Бога; почему бы Неаполю в 1799 году не свергнуть святого Януария?

Его бюст обвязали веревкой вокруг шеи, проволокли по всем улицам, а затем потащили в ставку кардинала; тот утвердил вынесенный приговор, объявил святого Януария лишенным высокого чина верховного командующего войсками королевства и от имени короля наложил секвестр на его сокровища и все его имущество; его преемником кардинал признал святого Антония и даже — что доказывало причастность его преосвященства к свершившемуся перевороту — вручил толпе лаццарони огромную хоругвь с изображением святого Януария, которого преследует святой Антоний, вооружившийся розгами.

Убегающий же святой Януарий в одной руке держит связку веревок, в другой — трехцветное знамя Неаполя.

Тот, кто знаком с неаполитанскими лаццарони, может себе представить, какую радость доставил им подобный подарок: он был принят с ликующими воплями, и это еще больше распалило в толпе жажду убийства и грабежей.

Знаменосцем единодушно был избран Фра Пачифико, и он с хоругвью в руках занял место во главе процессии.

За ним двигалась другая хоругвь, с изображением Руффо, коленопреклоненного перед святым Антонием, который открывает кардиналу заговор веревок.

Эту хоругвь нес Бассо Томео в сопровождении своих трех сыновей в качестве телохранителей.

Затем следовал маэстро Донато; он тащил на веревке святого Януария, ибо подразумевалось, что с той минуты, как святому был вынесен приговор, он принадлежит палачу, словно простой смертный.

А сзади валила тысячная толпа, вооруженная чем попало, рыча, вопя, высаживая двери, выбрасывая в окна мебель, из которой тут же складывали и разжигали костры, и оставляя за собою кровавый след.

Вдруг распространился слух — то ли его пустили в насмешку, то ли тут снова проявилось суеверие черни, — будто у всех патриотов где-нибудь на теле имеется татуировка в виде дерева Свободы, и это послужило поводом к странным надругательствам. Каждого схваченного в городе или у него дома патриота лаццарони раздевали донага и гнали по улицам ударами бича, а устав от погони, убивали выстрелом в спину из ружья либо пистолета или стреляли жертве в ноги, чтобы продлить ее мучения.

Герцогиню де Пополи и герцогиню де Кассано, совершивших непростительный, с точки зрения лаццарони, проступок (ведь они собирали средства для патриотов-бедняков), выволокли из их дворцов; их платья, юбки — словом, всю одежду — обрезали ножницами от подола до пояса, а затем этих почтенных и целомудренных женщин, которых не могло унизить никакое оскорбление, погнали оголенными с улицы на улицу, с площади на площадь, с одного перекрестка на другой. После этого их отвели в Кастель Капуано и бросили в тюрьму Викариа.

Была еще одна женщина, как и они, заслужившая прозвание матери Отечества; то была подруга Луизы герцогиня Фуско. Кто-то произнес ее имя, — по преданию, один из тех, кому она оказывала помощь, — и лаццарони немедленно решили пойти за нею в ее дом и подвергнуть ее такому же наказанию. Но путь в Мерджеллину преграждали республиканские войска, стоявшие между площадью Витториа и замком Сант'Эльмо. Когда толпа докатилась до Джардини, не зная, что они охраняются, ее встретил дружный ружейный огонь, и она невольно подалась назад, оставив на земле дюжину убитых и раненых.

Однако неудача эта отнюдь не отвратила лаццарони от их затеи: скоро они появились на подъеме Сан Никола да Толентино. Но на улице Сан Карло алле Мортелле их встретил такой же огонь, и снова на землю начали падать убитые и раненые.

Наконец лаццарони поняли, что, не зная расположения республиканских войск, они угодили на какую-то оборонительную линию. Тогда они решили обогнуть высоты монастыря святого Мартина, где реяло республиканское знамя, дойти по улице Инфраската до улицы Святого Януария Антиньянского и по склону Вомеро спуститься к Кьяйе.

Тут они уже были как дома. Некоторые задержались, чтобы помолиться перед изображением мадонны Пие ди Гротта, но большинство продолжало путь через Мерджеллину к дому герцогини Фуско.

Когда они дошли до Львиного фонтана, вожак банды предложил для большей верности проникнуть в дом без лишнего шума. Но кто-то закричал, что здесь имеется женщина еще более преступная, нежели герцогиня Фуско: та, что подобрала раненого адъютанта генерала Шампионне, та, что выдала Беккеров и привела их к гибели.

И все тотчас вспомнили о Луизе Сан Феличе.

Послышались крики: «Смерть Сан Феличе!»

Не думая больше о предосторожностях, необходимых для захвата герцогини Фуско, лаццарони ринулись к Дому-под-пальмой, выломали садовые ворота и по ступеням террасы ворвались в особняк.

Как известно читателю, дом был пуст.

В первом порыве ярости оборванцы разбили оконные стекла, выбросили через окна мебель, но это не принесло им удовлетворения.