Десятая жертва (сборник) - Роберт Шекли

– Да, он бывал здесь. Но я не видел его несколько недель, может, дольше.

– Ты знаешь кинорежиссера по имени Жерар Клови?

– Конечно. Люди говорят, он новый Феллини.

– Я слышал, что Алекс играет в одном из его фильмов.

Арне вскинул брови. Еще одна французская привычка, которую он приобрел здесь. Бусинки пота бежали по его белому лицу и скатывались на голубую бандану, узлом завязанную на шее.

– Да, – подтвердил он. – Алекс снимается у Клови. Возможно, «играет» – слишком сильное определение того, что надо Клови. Он любит создавать ситуации и без подготовки бросать туда людей. Иногда он дает определенное направление и ход действия одному-двум актерам. Но всем – никогда. И он не раскрывает, кто идет по заданному направлению, а кто, как предполагается, должен свободно импровизировать.

– Я никаких подробностей о нем не слышал, – признался я.

– Здесь, во Франции, он считается Эриком Сати[41] кинематографии.

– Это и правда так хорошо?

– Для Франции действительно очень хорошо.

– Симпатичный парень?

– По-своему. Саркастичный, непредсказуемый и любит сюрпризы. Вроде Феллини выходит на улицы с камерами и своей командой. Делает «Синема Веритэ».[42] Сюжет фальшивый, но лица реальные.

– Не знаешь, о чем это кино?

– Никто не знает, даже Клови. Он любит работать свободно. Не планируя, не продумывая, спонтанно. Для Клови самое большое очарование в экспромте. С самого начала он выступал против культа актера и против системы Станиславского. Фактически он полностью против создания актером образа, против любого идеала. Ему нужно кино ансамбля, коллаж из лиц, движений и последовательности сцен.

– Когда он начинает снимать?

– Наверно, через неделю. Ты хотел бы встретиться с ним? Приходи завтра на репетицию, я представлю тебя. Клови любит иностранцев.

Мы договорились о времени встречи в кафе «Непорочных». Я заплатил за выпивку и вернулся в отель.

Я заметил, что частные детективы в романах склонны к гораздо большей активности, чем их коллеги в реальной жизни. Полагаю, что в тот день я должен был бы провести еще несколько расследований. Но откровенно говоря, я устал и лег спать.

14. ТОНИ РОМАНЬЯ

В тот вечер, когда я вышел из отеля, чтобы встретиться с Ракель, я увидел его снова. В этом просто не могло быть сомнений. Та же представительность, темно-синий костюм, ярко-красная гардения в петлице пиджака, круглое загорелое добродушное лицо. Тот же человек, что следил за мной в Снаффс-Лендинге, был теперь здесь, в Париже.

Парень остановился недалеко от входа в магазин и доставал сигару.

– Ну-ну, какой маленький мир, не правда ли? – спросил я его.

Он намеренно долго раскуривал сигару, потом окинул меня холодным взглядом.

– Мы прежде встречались? – спросил он на хорошем английском с выговором жителя Нью-Джерси.

– Скорей всего нет, – ответил я. – Но, уверен, вы меня знаете.

– Почему? – Он выглядел удивленным.

– Потому что вы следили за мной в Штатах и следите за мной здесь.

– Совпадение, – проговорил он, глядя прямо на меня и усмехаясь. Он словно сообщал мне всем своим видом: «Разумеется, я слежу за вами, и что вы собираетесь с этим делать?»

– Всего лишь облегчить вам работу, – ответил я на немой вопрос. – Меня зовут Хобарт Дракониан, и я остановился здесь недалеко, в отеле «Синь» на рю дю Синь. Вероятно, вы уже это знаете, но я решил подтвердить, что вы на правильном пути.

– Очень любезно с вашей стороны, мистер Дракониан. Я Тони Романья. – Он продолжал улыбаться.

– Чем вы занимаетесь, Тони? – спросил я.

– Я инвестор.

– Могу я узнать, инвестор чего и куда?

– Вы мне нравитесь, – засмеялся он. – По-моему, у нас с вами все будет в порядке. Но это неважно. У меня есть интересы в Лас-Вегасе, Майами и в Атлантик-Сити. Здесь, в Париже, я в небольшом отпуске. Кроме того, присматриваю за интересами друга.

– Какого друга? Почему вы следите за мной? Или это Ракель?

– Мне нравится ваш подход к делу, – заметил Тони. – Не устраиваете песен и плясок, мол, вы совсем не испугались. Сказать вам одну вещь? Я собираюсь дать вам маленький совет.

– Я готов, – живо откликнулся я, ввязываясь во что-то неизвестное.

– В этом городе лучший итальянский ресторан «Дольче Вита» на авеню де Терн. Скажите там, что вас прислал Тони Романья. Поняли?

Я кивнул, удивленный. Тони подмигнул, повернулся и, налетев на урну, чуть не потерял равновесие. Он оглянулся, еще раз кивнул мне, а потом зашагал по улице и скрылся из вида. Я посмотрел ему вслед и решил, что самое время выпить.

У Романьи я заметил одну смешную вещь. Принято считать, что толстяки намного шустрее, чем кажутся. Поэтому нас даже удивляет, когда они действительно неуклюжи. Народные приметы редко вводят в заблуждение. Вот и Романья, если и был неуклюж, то не в том смысле, что способен грохнуться вверх тормашками, чересчур сильно наклонившись в одну сторону. Нет, вы тотчас же обращали внимание, что в его неуклюжести не было ничего непродуманного, никаких нескладных движений. В его осторожной неловкости чувствовалось мастерство, умысел, внушающий опасение. Что-то жуткое можно было прочесть и в его глазах. Темные, сверкающие, зелено-желтые, невероятно внимательные. Нечеловеческие глаза существа, которое ничего не выпускает из рассмотрения. В каждом движении Романьи присутствовал точный расчет. И в его покачивающейся походке я ощутил мрачную ясность рассудка, что еще больше подтверждало мои опасения, потому что это была явная пародия. Все, вместе с маленьким подбородком и небольшим крепко сжатым ртом, придавало ему скорее зловещий, чем слабый вид. У Романьи была гладкая розовая внешность толстого человека, но под внешним слоем здоровья чувствовалась трупная бледность, словно он симулировал само здоровье.

Теперь я понимал, что Романья, вероятно, лучший мим, чем Арне. Он изображал гротескного мафиози из Нью-Джерси, чтобы под шутливым покровом спрятать свои истинные цели. Если только их он тоже не симулировал.

Несколько часов спустя Ракель нашла меня в «Нью-Йорк Гарри», недалеко от «Гранд-Опера́». Бар «Гарри» – темное полированное дерево и американские голоса. Это такого рода заведение, где до тех пор терпят вдрабадан пьяных, пока они не начинают приставать к другим посетителям. Я был очень спокойным пьяным. Они, наверно, подумали, что я сбрендил, когда попросил саке. Но японская водка действует на меня как психоделическое снадобье, и я знал, что трудно предаваться тревожным мыслям, когда ты до краев полон этой штуковиной.

– Вы пьяны, – сказала Ракель.

– Никто не совершенен, – возразил я.