Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Анатолий Фёдорович Спесивцев

Это же не оружие, без которого казак – не казак[82]. Надо ещё учитывать, что переносимые сокровища были общественными, делились они по прибытию к родной земле. Атаковать собственно сам комплекс Сераля с гаремом не стали. Ограничились разграблением дворца султана, стоявшего рядом. Красивых баб и в Стамбуле хватало, денег награбили также немеряно.

Одной из главных целей в Стамбуле стал для казаков бедестан, крытый рынок, огромное по меркам семнадцатого века здание, служившее, в числе прочего, для торговли золотыми и серебряными изделиями, драгоценными камнями, дорогими тканями. И главным рынком торговли невольниками. В этот день, правда, работорговая часть была наполовину пустой, приток пленников с севера иссяк, некем османам было забивать казармы для рабов. Добычу оттуда пришлось тащить на корабли нескольким сотням захваченных в соседних кварталах турок. Милосердие в этот день то ли взяло отгул, то ли крепко заснуло, но дотащивших свой нелёгкий груз людей, в большинстве своём ни в чём не виновных ремесленников, беспощадно вырезали и сбросили в воды Золотого Рога. Впрочем, такому эфемерному чувству трудно выжить в невольничьих казармах.

Вот что писал об этом месте Симеон Лехаци: «Старики и старухи сидят; девочек и мальчиков, юношей и красивых женщин глашатаи, взяв за руки, показывали и продавали как лошадей либо мулов, а других собирали в каком-нибудь месте или на площади подобно отаре овец. Покупатели открывали лица и грудь молодых девушек и ощупывали с ног до головы все их тело, чтобы у них не оказалось чесотки, язвы либо других ран. А они стояли тихо и безмолвно; которые приглянутся, их и покупали и, отняв у отца с матерью и разлучив с сестрами и братьями, увозили к себе домой. При виде всей этой причиняющей боль скорби, какой я никогда не видал, у меня разболелась голова, затрепетало мое сердце, возмутилась душа моя, и все существо мое содрогнулось».

Недолго музыка играла

17–18 зуль-ка’да 1047 года хиджры (2–3 апреля 1638 года от Р. Х.) Истамбул

Вскоре после полудня, ограбив и второй бедестан, старый, казаки были вынуждены покинуть основную часть Стамбула. Успев, впрочем, вывести из строя всю тяжёлую артиллерию на стенах, смотрящих на Золотой Рог и Босфор. Малокалиберные пушки, мортиры и кулеврины были сброшены вниз со стен и башен, частично даже перетащены на корабли, заменив там балласт. Муса-паша смог прорваться с несколькими тысячами воинов к Сералю, кварталы у стен выгорели, и местность между Едикуле и Сералем стала вполне преодолима. Но врагов мужественный каймакам там не застал. Взорвав арсенал в бывшей церкви святой Ирины, они отступили на корабли.

Галатская часть города пока в немалой степени принадлежала налётчикам. Они поспешно дооснащали построенные недавно каторги и баштарды, готовя их к переходу через море. Мастеров, обнаруженных на верфи, посадили за вёсла, посчитав, что они будут им куда полезнее, чем намеченные для этого османами стамбульские воришки и жулики. Криминальный элемент и прочих правонарушителей выпустили на волю, что никак не способствовало установлению в городе порядка. Топ-хана продолжал гореть. Взрывы к полудню там прекратились, но пожары даже разрослись, весьма меткие выстрелы топчи со стен этого квартала прекратились совсем. Вероятно, в этот момент его штурм был бы лёгким и не очень кровавым, но лезть в пекло, от которого словно раскалились стены домов, никто не захотел. Брать там уже было нечего, а найти мучительную смерть – весьма вероятно.

Работники с верфей, даже христиане, на галеры совсем не рвались, им и здесь неплохо жилось. Но никто их согласия не спрашивал. Показательная казнь пытавшихся сопротивляться стимулировала остальных к повиновению. Горящая во многих местах, без опаски разграбляемая столица мира производила в тот момент на её жителей ошеломляющее впечатление. Мир вокруг, пусть не такой уж радужно-прекрасный и не очень справедливый, но казавшийся невероятно устойчивым и надёжным, рушился на глазах. Горел ярким пламенем. На людей это производило сильнейшее впечатление, волю к сопротивлению сохраняли немногие. Не мысливших себя вне этого мира янычар, охранявших центр судостроения султаната, выбили в первый же час, а мастерам, плотникам, кузнецам, корабелам, в голову не приходило лезть в драку со страшными разбойниками.

После резни, устроенной стамбульцами франкам, тех в городе не осталось совсем. Суда, принадлежавшие им, уже сменили владельцев, причём в итоге достались они, большей частью, давшим властям большой бакшиш грекам и армянам. Налётчики реквизировали корабли в бухте, невзирая на религиозную принадлежность хозяев – для вывоза награбленного они нуждались в большом количестве трюмного пространства.

Однако одно судно с западноевропейским экипажем захватить удалось. Оно пришло в бухту – капитан и команда ничего о случившемся здесь за последнее время не знали – прямо перед казачьим налётом. Уйти назад французскому флейту, очень похожему на построенный голландцем для казаков, было не суждено. Когда же в середине следующего дня его обследовали, несмотря на протесты капитана, то проверяющие впали в состояние прострации. Трюмы судна казались почти пустыми, хотя корабль сидел в воде по ватерлинию. Выяснилось, что грузом его было серебро[83], около тонны, а балластом служили два десятка новеньких бронзовых стволов кулеврин. Шестифунтовых и восьмифунтовых. На сладкое в одной из кают обнаружили около сотни штуцеров с нарезными стволами. Естественно, все попытки капитана и присутствовавшего на корабле одного из хозяев груза избежать конфискации к успеху не привели. Имевшие богатую одежду, переселились на одну из каторг, прикованные там к веслу, свободу теперь им предстояло выкупать. А матросы – за право быть отпущенными бесплатно – охотно согласились помочь довести корабль туда, куда казакам было нужно.

Весь день и последовавшую за ним ночь казакам пришлось трудиться или присматривать за трудом подневольных. Мало награбить невиданно богатую добычу, нужно было ещё утащить её домой, сохранив голову на плечах. Поход яицких казаков в Среднюю Азию, закончившийся почти полным их уничтожением, давал прекрасный пример, как не надо грабить.

Между тем к вечеру немалая часть бухты стала простреливаться из ружей, янычарок и османского варианта затинных пищалей. Можно было не сомневаться, что на следующий день к обстрелу присоединятся перетащенные из других мест пушки. Муса-паша делал всё от него зависящее, чтобы побыстрее изгнать врагов из доверенного ему города. Огромные потери его не смущали. Погибнуть в битве с неверными – счастье для воина ислама.

Зажигательные ракеты, привезённые в этот раз, возможно, и были бы малоэффективны против небольших целей, но для преимущественно деревянных кварталов бедноты они проявили себя как страшное оружие. Летя со страшным воем и визгом, пугая жителей огненными хвостами, бросающимися в глаза в сумерки и ночью, загорающиеся неугасимым пламенем, они не могли не вызвать паники среди мирного населения. И вызвали.