Нож сновидений - Роберт Джордан

Ранд подобрал поводья Тай’дайшара, и тут громоздкий фургон, забитый механизмами, с лязгом и шипением возник в дальнем конце улицы. Широкие, обитые железом колеса высекали искры из серых булыжников мостовой, когда вся эта конструкция катилась вдоль домов со скоростью бегущего человека. Машина вся исходила паром. Массивный деревянный вал ходил вверх и вниз, приводя в движение другой, вертикальный вал. Из металлической трубы шел серый дым от сгоравших дров. И никакого намека на лошадь, лишь странный рычаг перед вращающимися колесами. Один из трех стоявших на этой хитроумной конструкции мужчин дернул за длинный шнурок, и пар рванулся в свисток через трубку на огромном железном цилиндре. Если зеваки лишь потрясенно вытаращили глаза и заткнули уши, то упряжка купца с раздвоенной бородкой отреагировала совсем иначе. Дико заржав, кони понесли, расшвыривая ротозеев в разные стороны. Одному досталось больше всех, его чуть не перекинуло через голову. Вслед им неслись проклятья, несколько испуганно орущих мулов рванулось прочь, таща за собой подпрыгивающие телеги, где возницы отчаянно цеплялись за вожжи. Даже некоторые волы затрусили быстрее.

Узы заполнились удивлением.

Направляя вороного коленями, как вышколенный боевой конь, Тай’дайшар мгновенно повиновался, хотя и продолжал всхрапывать; Ранд тоже наблюдал за происходящим с изумлением. Значит, мастер Поэл все-таки заставил свой паровой фургон работать.

– Но как эта штука добралась до Тира? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Последний раз ему довелось видеть этого монстра в Академии Кайриэна, но тогда машину заедало на каждом шагу.

– Она называется «паровая лошадь», милорд, – ответил ему босоногий и чумазый маленький оборванец в драной рубахе. Мальчишка даже подпрыгивал от восторга на камнях мостовой. Пояс, который поддерживал его мешковатые штанишки, скорее напоминал сеть, а не кусок ткани. – Я видел ее уже девять раз! А Ком только семь.

– Паровой фургон, Дони, – поправил его не менее оборванный приятель, – паровой фургон.

Мальчишкам от силы можно было дать лет десять, и выглядели они скорее тощими, чем худыми. Грязные ноги, рваные рубахи и протертые штаны свидетельствовали о том, что пришли они из внешнего города, где жили бедняки из бедняков. Ранд изменил в Тире многие законы. Особенно это коснулось тех, что тяжким бременем ложились на бедный люд. Но не может же он изменить их все. Он даже не знал, с чего начать. Льюс Тэрин немедленно начал что-то невнятно бубнить о налогах и деньгах, создающих рабочие места, но с тем же успехом безумец мог бы выдавать тирады произвольных слов. Ранд приглушил его голос до тихого жужжания – словно муха накручивает круги в дальнем конце комнаты.

– Еще четыре таких, сцепленных вместе друг за дружкой, притащили сюда сто повозок от самого Кайриэна, – продолжал Дони, не обращая внимания на второго мальчугана. – Они проходили каждый день по сотне миль, милорд. По сотне миль!

Ком сокрушенно вздохнул:

– Их было шесть, Дони. И тащили они всего пятьдесят телег. И за день они проходили более ста миль. Иногда даже сто двадцать. Это мне один из паровиков сказал.

Дони сердито повернулся к приятелю. Мальчишки сжали кулаки.

– Все равно – это удивительное достижение, – не дожидаясь начала драки, вмешался Ранд. – Вот, держите.

Запустив руку в карман, он вытащил наугад две монетки и бросил по одной каждому ребенку. В воздухе блеснуло золото, и парнишки резво поймали подарки. И тотчас, испуганно переглянувшись, они стремглав бросились за городские ворота, только пятки засверкали. Они, наверное, перепугались, что Ранд потребует вернуть деньги. Этого золота хватит их семьям на несколько месяцев.

Мин смотрела им вслед, ее лицо исказило страдание. Оно эхом отдавалось в узах даже после того, как девушка, покачав головой, снова повернулась вперед. Что она видела? Повидимому, смерть. Ранда охватил гнев, а не печаль. Сколько десятков тысяч погибнет еще до того, как разразится Последняя Битва? Сколькими из них окажутся дети? В его душе больше не осталось места для печали.

– Очень великодушно, – напряженным голосом проговорила Найнив. – Неужели мы собираемся все утро проторчать тут?

Паровой фургон уже давно исчез из поля зрения, но ее дородная бурая кобыла продолжала тревожно фыркать и вскидывать головой. Женщина не очень хорошо справлялась с лошадью, несмотря на то что животное отличал исключительно мирный нрав. Найнив не была такой уж искусной наездницей, какой себя считала. Однако лошадь Мин – серая кобыла с изящно выгнутой шеей, позаимствованная из конюшен лорда Алгарина, – тоже пританцовывала на месте. И только уверенная хватка рук, обтянутых красными перчатками, на поводьях сдерживала ее темперамент. И чалая Аливии, поддавшись общему настроению, вела себя неспокойно, хотя бывшая дамани управлялась с ней также непринужденно, как Кадсуане со своей гнедой. В Аливии время от времени проявлялись неожиданные таланты. Значит, каждая дамани должна быть неплохой наездницей.

Въезжая в город, Ранд в последний раз глянул в ту сторону, куда уехал паровой фургон. «Удивительное» – не то слово. Сотня повозок или всего пятьдесят. Всего лишь! Тут скорее уместнее будет сказать «невероятное» достижение. Станут ли торговцы использовать такие машины вместо лошадей? Вряд ли. Торговцы любят старые проверенные дедовские способы и не испытывают доверия ко всяким нововведениям. Льюс Тэрин почему-то вдруг зашелся хохотом.

Тир не был красив, как Кэймлин или Тар Валон. По-настоящему широких улиц в нем попадалось совсем немного. Но он был огромен и продолжал непрерывно расти и поэтому входил в список крупнейших городов мира. И, как большинство таких городов, он волей-неволей разрастался без особой системы. В невообразимой путанице улиц остроконечные черепичные крыши гостиниц и шиферные кровли конюшен перемежались с дворцами с квадратными куполами и высокими, окруженными балконами башнями, сверкавшими на утреннем солнце. Лавки кузнецов и ножовщиков, портных и мясников, торговцев рыбой и коверщиков были втиснуты между мраморными строениями с высокими бронзовыми дверями, скрытыми массивными белыми колоннами, – здания гильдий, банкирских домов и торговых бирж.

Рассвело совсем недавно, тень еще лежала на улицах, но они уже кипели в прославленной южной кутерьме. Паланкины, которые несли худые парни, быстро двигались сквозь толпу, не уступая в скорости и юркости детишкам, которые, играя, как угорелые носились по мостовой, в то время как экипажи и кареты, запряженные четырьмя или шестью лошадьми, тащились так же медленно, как телеги и фургоны вслед за большими волами. Пары носильщиков, несущие на каждом плече по шесту, поперек которых был положен груз, тяжело пробирались через сутолоку. Подмастерья носили туда-сюда произведения своих мастеров – свернутые ковры и коробки с другими предметами. Лоточники расхваливали свой разложенный на лотках или тележках товар – ленты и булавки, а кое-кто даже жареные орехи и пирожки с мясом. Акробаты, жонглеры и уличные музыканты выступали на каждом перекрестке. Никогда не подумаешь, что город находится в осаде.