Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Обычно Темплера считают буквально подчинившимся указаниям Черчилля. Он нанес поражение коммунистам, выиграв битву за малайские «сердца и умы» (это выражение приписывается ему). Говорят, что в процессе он построил страну, готовую к самоуправлению в рамках Содружества. Это теперь была политика тори, как объяснил новый министр по делам колоний Оливер Литтлтон: «Пятьдесят миллионов жителей острова, лишенные огромного количества своей экономической силы, не могут ожидать сами по себе удержать власть над пальмами и соснами по модели девятнадцатого века, которая сделала нас величайшей нацией в мире. Мы можем вернуться на вершину славы и власти, проводя эту новую политику»[2588].

Темплер явно шокировал европейцев, относясь к малайцам с новым уважением. Вопреки официальному совету, он пожимал руки слугам в своей официальной резиденции в Куала-Лумпуре — в Кингс-хаузе. Высокий чиновник оскорбил городских бизнесменов и буржуа, заявив: китайские коммунисты редко устраивают коктейли или ходят на скачки, они не играют в гольф[2589]. Когда клуб «Лейк» не пустил султана Селангора на одно мероприятие, Темплер заставил клуб избрать новый комитет, который допускал азиатов в качестве гостей. (Правда, они не могли полноправно войти в клуб до получения страной независимости).

Темплер даже стал есть дурианы в гараже вместе со своим малайским адъютантом. Он очень любил этот экзотический фрукт, но жена не позволяла приносить его в дом, поскольку дуриан пахнет, как «гнилая дыня и лук или жидкий заварной крем, который пропустили по газопроводу»[2590].

Однако Темплер был консерватором в душе. Он придерживался общепринятых норм, хотя (как и его учитель фельдмаршал Монтгомери) производил потрясающее впечатление. Представитель метрополии выглядел, как старший офицер, был стройным, спину держал прямо, лицо у него было узким, а усы — в стиле последних лет империи, «настолько тонкие, что их едва ли можно было заметить»[2591]. (Они являлись полной противоположностью пышным усам, которые все еще предпочитали султаны, их усы напоминали рога черного буйвола, «вывернутые и смотревшие вниз, подобно ручкам гоночного велосипеда»)[2592].

Но Темплер не боялся своих начальников, а в дальнейшем буквально подрался с министром обороны Дунканом Сэндисом. Он выводил из себя и заводил подчиненных — например, привычкой тушить сигареты в их стаканах с шерри. Высоким голосом Темплер произносил фразы в ритме стаккато, полные сквернословия, чтобы они лучше усваивались. А еще он тыкал офицерской тросточкой в тех, к кому обращался.

Это был динамичный человек, хотя и казался поразительно понятливым и сообразительным. Как сказал его начальник полиции, «почему-то ожидаешь, что солдат будет тупым»[2593]. Темплер фактически перевернул страну, уволил некомпетентных чиновников, улучшил разведку и поднял моральный дух. Он улучшил условия в китайских «областях переселения», изменил их названия на «новые деревни». В результате одну или две из них стали сравнивать с лагерями отдыха, а не с концентрационными лагерями.

Он давал большие награды информаторам и перебежчикам, использовал больше бронемашин, чтобы избежать засад, и вертолетов, чтобы проводить молниеносные рейды. Темплер начал пропагандистскую войну, используя радио, мобильные кинотеатры и самолеты с громкоговорителями. Жители Куала-Лумпура были поражены, услышав женский голосок из облаков, напоминающий звон серебряного колокольчика, объявляющий на китайским: «Мировой коммунизм обречен»[2594].

Темплер раздал миллионы брошюр и листовок, среди них — девяносто тысяч фотографий с коронации королевы Елизаветы II. Хотя он и поддерживал малайскую культуру, казалось, представитель метрополии считал, что нацию можно спасти распространением женских институтов и молодежных движений. Он с энтузиазмом относился к слетам бойскаутов, восторгался ими и часто сам носил форму скаутов. Верховный комиссар пытался барабанным боем усилить верность и преданность, используя оркестр Колдстримской гвардии, хотя ему говорили, что китайцы «скорее предпочитают шум, а не гармонию»[2595].

Темплер был грубым и неутонченным, энергичным и безжалостным. Он презирал все академическое, не доверяя мужчинам, которые используют масло для волос. В Кингс-хаузе, который представлял собой некую пародию на павильон для игры в крикет у Тюдоров (даже с флагштоком), он любил танцевать латиноамериканский танец конгу. Но каждый раз, когда он вел за собой танцующих, часовой отдавал салют, а само здание было окружено колючей проволокой. В связи с этим пресса язвительно шутила: «Верховный комиссар переселился».

Колючая проволока могла стать символом правления Темпле-Ра, потому что завоевание им малайских сердец и умов — это миф. Да, он успешно использовал убеждение, но в большей мере полагался на принуждение и использование силы. Даже те, кто им восхищался, признавали: этот человек руководил полицейским государством[2596]. Критики заявляли, что не было «никакой человеческой деятельности от колыбели до могилы, за которой не надзирала бы полиция».

Темплер наложил тоталитарные ограничения на новые деревни. Он яростно ругал сообщества и общины, коллективно их наказывая, призывал китайцев на службу в полицию. Это стало таким оскорблением, что в результате больше новобранцев получила Малайская коммунистическая партия, а не полиция. Как считалось, ситуация в его тюрьмах оказалась «хуже, чем то, что пережили задержанные при японском режиме»[2597].

Он не испытывал никаких угрызений совести насчет тактики, используемой во время ведения военных действий в джунглях, даже применял химическое оружие — дефолианты. По словам Чин Пена, «если кто-то и использовал методы террористов, так это он»[2598]. Наверняка Темплер предоставлял свободу действий своим силам, среди которых были гуркхи, охотники за головами из народа дьяков и жители Фиджи, происходящие от каннибалов. Некоторые из них заявляли, что стали шотландцами «путем поглощения»[2599].

Весной 1952 г. это привело к скандалу. «Дейли уоркер» опубликовала серию фотографий с трофеями, на самой печально известной был изображен улыбающийся командир Королевской морской пехоты, который держал две отрубленных головы китайцев, причем одна из них была женской. Правительство вначале заявило, что фотографии поддельные, но потом признало их подлинность. Уайт-холл тоже частным образом признал, что снимки стали бы доказательством военных преступлений, если бы малайский конфликт не считался просто чрезвычайным происшествием. (И это была одна из причин оставить его именно таковым).

Но Темплера не смутили и не запугали откровения. Он сказал, что партизанская борьба была неприятным делом, а обезглавливание необходимо для идентификации. Практика прекратилась, однако суровые меры продолжались. В 1956 г. начальник оперативного штаба заявил: «Несмотря на угрюмое и враждебное население, мы очень хорошо продвигаемся вперед, выжимая людей самыми мощными и суровыми методами»[2600].

К тому времени коммунисты уже ждали поражения. Сотни сдались, расширялись так называемые «белые территории», очищенные от мятежников и освобожденные от ограничений. Плантаторы, 7 процентов которых лишились жизни, теперь могли свободно перемешаться по большей части трех тысяч каучуковых поместий страны. Чин Пен отступил в Таиланд и даже предлагал заключить мирное соглашение, хотя его условия были отвергнуты (в частности — легализация Малайской коммунистической партии).

Но, хотя Малайя стала свидетельницей одного из самых крупных имперских сражений, предпринятых метрополией, к краху восстания привела не столько сила британцев, сколько слабость партизан. Чин Пен получил поддержку лишь меньшинства китайцев, которые сами были разделены на конкурирующие сообщества. Их часть, например, давно утвердившиеся и говорящие на английском языке иммигранты, оставались верными короне. Почти все малайцы враждебно относились к коммунистам — не в меньшей мере потому, что их собственные кампонги (поселки) чахли и томились в бедности, а государство тратило деньги на китайские «новые деревни». Малайские крестьяне и рыбаки иногда убивали вооруженных партизан, которые заходили на их территорию.

Тем временем политический альянс между малайцами, китайцами и индусами, похоже, был готов мирным образом привести Малайю к «мердеке» (независимости), делая революцию ненужной. Это межрасовое согласие удивляло. Дато Онн не только не смог превратить Национальную организацию объединенных малайцев в национальную партию, которая сменит британцев, но уйдя с поста руководителя, не сумел сам создать такую партию. Однако его преемник на посту главы Национальной организации объединенных малайцев, туанку Абдул Рахман, брат султана Ке-даха, обладал большей гибкостью, остротой ума и наблюдательностью. Вначале он настаивал, что Национальная организация объединенных малайцев — это малайская и мусульманская организация. Так этот политик достиг сближения и взаимопонимания с Малайской китайской ассоциацией и Малайским индийским конгрессом. Альянс строился на успехе организации на местных выборах, а в 1955 г. была достигнута победа на выборах в Федеральный Законодательный совет с подавляющим большинством голосов.