Мидлмарч: Картины провинциальной жизни - Джордж Элиот
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Больница потерпит большой ущерб, который вряд ли можно возместить.
– Да, если оставить все по-прежнему, – ответил Булстрод, так же размеренно произнося каждое слово. – Из всех попечителей, по-моему, только миссис Кейсобон может согласиться увеличить сумму вклада. Я с ней беседовал на эту тему и высказал мнение, которое сейчас намерен высказать и вам: в новой больнице надлежит изменить всю систему попечительства, сосредоточенную до сих пор в руках немногих.
Он сделал еще одну паузу, но Лидгейт промолчал.
– Мера, которую я предлагаю, – слияние новой и старой больниц в одно лечебное учреждение, имеющее общий попечительский совет. В этом случае придется объединить и управление лечебной частью обеих больниц. Тогда сразу отпадут все трудности, связанные с добыванием средств для новой больницы; приношения местных филантропов сольются в общий поток.
Тут Булстрод вновь умолк, и его взгляд переместился с физиономии Лидгейта на пуговицы его фрака.
– Без сомнения, весьма благоразумная и выгодная в практическом отношении мера, – не без иронии ответил Лидгейт, – однако ликовать по этому поводу я, увы, не могу, ибо не успеем мы к ней прибегнуть, как мои коллеги наложат запрет на все введенные мною методы лечения, хотя бы потому, что предложил их я.
– Как вам известно, мистер Лидгейт, лично я был самого высокого мнения об оригинальных планах, которые вы с таким старанием осуществляли. Покорствуя промыслу божию, я от всей души поддерживал предложенный вами первоначально проект. Но коль скоро провидение призывает меня отречься, я отрекаюсь.
В течение этой беседы Булстрод обнаружил таланты, которые раздражали слушателя. Уже замеченные Лидгейтом путаные аллегории и порочная логика религиозных побуждений сочетались с пренеприятнейшей манерой излагать все обстоятельства так, что собеседник не имел возможности выразить свое возмущение и разочарование. После недолгого раздумья он кратко спросил:
– Что же сказала миссис Кейсобон?
– Я намеревался затронуть эту тему, покончив с предыдущей, – ответил Булстрод, основательно подготовивший всю систему аргументов. – Как вам известно, миссис Кейсобон, женщина удивительной щедрости, к счастью, располагает состоянием, вероятно, не очень крупным, но все-таки приличным. Несмотря на то, что большая часть этих средств предназначена ею для совершенно другой цели, миссис Кейсобон намерена подумать, не сможет ли она полностью взять на себя обязанности, ныне выполняемые мною в попечительском совете больницы. Но чтобы прийти к окончательному решению, ей требуется немалый срок, и я ее уведомил, что нет нужды спешить, поскольку мои планы пока еще отнюдь не определились.
Лидгейт чуть было не воскликнул: «Если миссис Кейсобон займет ваше место, больница только выиграет». Но печальное положение его собственных дел помешало ему проявить столь беззаботную откровенность. Он лишь сказал в ответ:
– Мне, очевидно, следует поговорить об этом с миссис Кейсобон.
– Да, несомненно, ей это весьма желательно. Ее решение, говорит она, будет во многом зависеть от результатов вашей беседы. Правда, разговор придется отложить: полагаю, в настоящее время миссис Кейсобон готовится к отъезду. Вот полученное мною от нее письмо, – сказал мистер Булстрод и, вынув конверт из кармана, прочел вслух: – «Я еду в Йоркшир с сэром Джеймсом и леди Четтем. Решив на месте, как распорядиться тамошними землями, я определю размеры суммы, которую смогу пожертвовать на нужды больницы». Как вы убедились, мистер Лидгейт, спешить нет никакой нужды; но я хотел заранее вас уведомить о возможных переменах.
Тут мистер Булстрод положил конверт в карман и выпрямился в знак того, что разговор окончен. Лидгейт еще больше приуныл, когда развеялась промелькнувшая было перед ним надежда, и понял, что действовать нужно тотчас же, и при этом самым решительным образом.
– Вы были весьма любезны, посвятив меня во все подробности, – заговорил он твердо, но в то же время отрывисто, словно принуждая себя продолжать. – Самое главное в моей жизни – наука, и мне нигде не удастся осуществить мои научные замыслы столь успешно, как я мог бы это сделать в нашей больнице. Но осуществление научных замыслов не всегда способствует приобретению благ земных. Неприязнь, которую в силу разных причин здешние обыватели питают к больнице, распространилась – в чем, вероятно, повинно мое рвение к науке – и на меня. Моя практика сильно сократилась, остались главным образом лишь пациенты, которые не в состоянии мне уплатить. Они мне симпатичнее других, но, к сожалению, мне самому приходится платить по счетам кредиторов. – Лидгейт сделал паузу, но Булстрод лишь кивнул, не спуская с него пристального взгляда, и он продолжил, так резко бросая слова, будто кусал стрелку горького лука: – У меня возникли денежные затруднения, с которыми я не сумею справиться, если только кто-нибудь, кто верит в меня и в мое будущее, не одолжит мне денег, не требуя иных обеспечений. Я приехал в Мидлмарч с весьма скудными средствами. У меня нет надежд на наследство. После женитьбы мои расходы оказались гораздо более значительными, чем я предполагал вначале. В настоящий момент для того, чтобы расплатиться с долгами, мне нужна тысяча фунтов. Иными словами, такая сумма избавила бы меня от опасений, что мое имущество будет распродано с молотка как обеспечение самого крупного моего долга; она помогла бы мне уплатить и другие долги, а остаток мы смогли бы растянуть на некоторое время, пользуясь нашим скромным доходом. Как я выяснил, о том, чтобы мой тесть предложил мне в долг такую сумму, не может быть речи. Вот почему я посвящаю в свои обстоятельства единственного, кроме мистера Винси, человека, который, по-моему, до некоторой степени заинтересован в том, чтобы я не разорился.
Лидгейту противно было слушать самого себя. Тем не менее он высказался и сделал это недвусмысленно. Мистер Булстрод ответил, не торопясь, но и без колебаний.
– Я опечален, хотя, признаюсь, не удивлен вашими словами, мистер Лидгейт. Меня с самого начала весьма удручил ваш альянс с семьей моего свойственника, которая всегда отличалась расточительными наклонностями и которой я неоднократно оказывал помощь, благодаря чему ей удалось сохранить положение в обществе. Мой вам совет, мистер Лидгейт, впредь не связывать себя обязательствами и, прекратив опасную игру, просто объявить себя банкротом.
– Не так-то это приятно, – поднимаясь, желчно сказал Лидгейт, – и к тому же вряд ли благотворно повлияет на мою будущность.
– Да, это испытание, – согласился мистер Булстрод. – Но испытания суть наш земной удел и способствуют исправлению наших пороков. Я искренне рекомендую вам обдумать мой совет.
– Благодарю, – ответил Лидгейт, не вполне ясно сознавая, что говорит. – Я отнял у вас слишком много времени. Всего хорошего.
Глава LXVIII
Добру какое выбрать одеянье,
Коль взял его покров Порок нагой?
Коль Зло, Притворство, Темные Деянья
Во имя цели трудятся благой?
Событий совокупностью могучей
И сводной картою всех дел людских
Доказано, что как ни правит Случай,
Но путь прямой надежней остальных.
Ученый Опыт с твердостью ступает,
Очами мудрости вселенской зря,
Но спотыкается, куда идти не знает
Обман, бредущий без поводыря.
Дэниел, «Музофил»Новые планы, о которых Булстрод обмолвился в разговоре с Лидгейтом, возникли у него после того, как он прошел через тяжкие мытарства, начавшиеся в день распродажи имущества мистера Ларчера, когда Рафлс опознал Уилла Ладислава, а банкир предпринял тщетную попытку исправить содеянное им зло, в надежде отвратить от себя карающую длань божественного провидения.
Он убежден был, что Рафлс, если жив, не замедлит возвратиться в Мидлмарч, и не ошибся. В канун Рождества Рафлс вновь появился в «Шиповнике». Булстрод, оказавшийся в то время дома, перехватил его и помешал познакомиться с остальными членами семьи, тем не менее сопутствующие визиту обстоятельства представили в сомнительном свете хозяина и встревожили его жену. Рафлс вел себя еще более необузданно, чем при первом посещении: вследствие неумеренных возлияний он неизменно пребывал в состоянии возбуждения и ни малейшего внимания не обращал на попытки его образумить. Он выразил желание пожить в поместье, и Булстрод, поразмыслив, пришел к выводу, что это меньшее из двух зол, ибо было бы гораздо хуже, если бы Рафлс появился в городе. Он продержал его весь вечер в своем кабинете, затем проводил в спальню, а незваный гость резвился, наблюдая, сколько хлопот доставляет он своим визитом надменному и респектабельному богачу, и игриво выражал свое удовольствие по поводу того, что его приятель Булстрод наконец-то получил возможность расквитаться за услугу, некогда ему оказанную. За шумным каскадом шуток скрывался тонкий расчет – Рафлс хладнокровно ожидал, когда банкир, стремясь избавиться от своего мучителя, выбросит ему изрядный куш. Но он перегнул палку.