Тени Пост-Петербурга - Андрей Дьяков

Глеб непроизвольно вздрогнул, когда бледная, скользкая от слизи рука ухватилась за бортик ванны. Безгубый рот тритона шевельнулся, исторгнув тихий вздох-сипение, веки приоткрылись, и на пришедших уставились два огромных фосфоресцирующих зрачка.

Остроухий деликатно подтолкнул Тарана к краю странного ложа, заставил снять противогаз и присесть на корточки. Когда сталкер оказался в доступной близости, рука немощного медленно потянулась к человеку. Дрожащие ледяные пальцы, едва касаясь кожи, пробежались по лицу. Таран стоически перенес неприятную процедуру, с настороженностью ожидая дальнейших действий уродца, но тот так же медленно убрал руку, снова издав тяжелый вздох.

Тогда тритон-проводник, отозвав сталкера, пригласил на его место Дыма. Геннадий едва успел скорчиться в три погибели, как обитатель ванны отверг и его. Настала очередь Глеба.

На этот раз карлик долго ощупывал лицо юного гостя и, наконец, накрыл его лоб всей пятерней. Мальчик не успел испугаться внезапных перемен в ощущениях, лишь почувствовал, как в голове зарождаются невнятные образы, затопляя сознание потоком чужих эмоций и воспоминаний.

Размытые, искаженные барьером из стеклопластика силуэты людей в белых халатах, яркий свет операционной, ледяная поверхность хирургического стола, утомительные часы муштры в бассейне-полигоне, осточертевшие за годы заточения мины, взрывные устройства, таймеры…

И во главе всего этого – чувство острого одиночества. Жирной полосой проходя через все воспоминания, оно обрывалось внезапно, когда мир вдруг начал содрогаться и корчиться в агонии несколько бесконечно долгих часов. В результате безумной тряски сорвало крепления одной из секций подводного вольера, и путь к свободе, в манящие морские глубины, оказался свободен.

Лишь тогда «Образец № 8» узнал о том, что были, оказывается, и другие подопытные особи. Целый выводок вырвался из заточения в тот роковой день… День, ставший концом для одного вида и положивший начало новому. Так появилась Стая.

Минуты утекали одна за другой, но Глеб оставался недвижим, нависнув над экзотическим ложем Старейшего. Глаза мальчика были закрыты, веки подрагивали, а губы изредка шевелились, проговаривая про себя непонятные слова. Таран уже порядком забеспокоился и с вопросом во взгляде уставился на проводника, но тут сын шевельнулся, выходя из транса, и, едва не кувырнувшись на спину, неуверенно поднялся на ноги.

Рука уродца исчезла в воде, а сам он засипел еще прерывистее, видимо истратив на телепатический контакт все силы. Остроухий требовательно указал на выход, и визитерам пришлось спешно ретироваться.

– Ну? Что было-то? – нетерпеливо поинтересовался сталкер, едва они переступили порог каморки и вышли в коридор.

– Пообщались, – коротко ответил Глеб, не успевший толком отойти после знакомства с Восьмым.

– Мысленно? – уточнил Геннадий. – Хм… Не наблюдал в тебе раньше таких талантов…

– Думаю, Глеб тут ни при чем, – сталкер всучил пребывавшему в рассеянности пареньку фонарь. – Тот гаврик в маринаде – телепат. А ребенка выбрал, как наиболее восприимчивого к внушению.

– Конечно, ведь взрослый ни в жизнь не поверит во всю эту сверхъестественную дребедень, – хмыкнул Дым.

– Восьмой – не просто телепат, – заговорил, наконец, паренек. – Он один из первых… ити…

– Ихтиандров? – догадался Таран.

– Точно, ихтиандров, – закивал Глеб. – Я толком не понял, что это за место, где он родился, но там еще до войны дельфинов дрессировали. Прикрепляли к спинам какие-то штуковины, которыми они должны были корабли подрывать.

– Слышал я про боевых дельфинов, – обронил сталкер. – Только всегда считал это дело бесперспективным. Любая нештатная ситуация, и такой минер спасует. Мозги-то все ж рыбьи…

– Поэтому дельфинов в итоге и заменили пловцами! Только не настоящими людьми, а…

– … искусственно выведенными, – закончил Таран. – Гребаная генная инженерия в действии…

– Да. Так и появился Восьмой. Он – один из первых подопытных.

– Первый блин – комом… – пробурчал Дым.

– Вот-вот. Его оставили в лаборатории, потому что мысли читать умел.

– Этот побочный эффект, считай, спас ему жизнь.

За разговором путники преодолели большую часть обратной дороги. Впереди, из-за изгиба арочно-потолочного байпаса, доносился плеск воды. Они приближались к главному каналу.

– Этот Восьмой что-нибудь еще рассказал про лабораторию? Где ее искать?

– Она больше не существует. Давно обрушилась из-за подземных толчков. – Глеб услышал, как отец чертыхнулся, и поспешил его успокоить: – Но нам туда и не надо. Я спросил про «Алфей». Старейший никогда этого названия не слышал. Зато рассказал про некий святой источник, куда тритоны регулярно наведываются за целебной водой. Она, как же это… «вымывает из тела грязь».

– Грязь? – заинтересованно переспросил Таран. – Уж не радиацию ли он имел в виду?

– Я тоже так подумал. Восьмой пообещал, что нам покажут этот храм. Если мы захватим с собой подарок для Подземника.

– Подношение для их божка? Занимательно… Надеюсь, от нас не потребуется человеческая жертва? – Дым скорчил кровожадную гримасу, а затем громогласно рассмеялся.

Раскатистый бас Геннадия заставил проводника испуганно вздрогнуть и съежиться. Мутант успокаивающе поднял руку и подмигнул Остроухому, мол, не нервничай, не укушу. Тот перестал недоверчиво озираться, зашлепал босыми ногами по лужам конденсата к причальной стенке.

– А это, – Глеб указал на излучавшие зеленоватое свечение сферы под водой, – детский питомник! Восьмой рассказал.

– Икринки будущих тритонов? – ахнул Дым. – Невероятно! Сдается мне, скоро на нашей матушке-Земле новые хозяева народятся.

– Кто знает, может, они этого более достойны? – Таран отстраненно наблюдал за игрой отраженных поверхностью солнечных бликов, расписавших арочный свод причудливыми, сменяющими друг друга узорами. – Мы-то свой шанс давно профукали. Жирный такой шанс. Длиною в несколько тысячелетий…

Возле лодки путешественников уже поджидал приготовленный тритонами сюрприз – целая гора брезентовых тюков и обшарпанных баллонов со сжатым воздухом.

– Водолазное снаряжение? – с недоумением уточнил Таран, осматривая маски, шланги, щелкая пальцем по шкалам кислородных манометров. – Из этого добра даже можно собрать несколько пригодных комплектов! Только на кой оно нам?

– Чтобы попасть в храм Подземника, – пояснил Глеб. – Тритоны знают только один путь – водный. И если мы готовы им воспользоваться, нас проведут. Уж не знаю чем, но Восьмому мы понравились. Вот и расщедрился на подарок. Тритоны, оказывается, все побережье вокруг Владивостока вдоль и поперек излазили. У них тут целые склады всякого барахла хранятся.

– А выживших они не встречали? Ты ведь спросил об этом?

– Конечно, спросил, – Глеб запнулся, понурил голову. – В округе никого, кроме Стаи…

Паренек украдкой поднял глаза на отца. Тот стремительно мрачнел, сраженный дурной вестью. В этот раз даже бремя командира не помогло Тарану сохранить оптимизм, ведь поиски, на которые было потрачено столько сил, ради которых принесено столько жертв, до сих пор не дали никаких результатов…

Сколько раз за время длительного путешествия они вглядывались в горизонт, манящий, таинственный и суливший избавление от поразившей мир порчи? И вот, спустя многие тысячи километров смертельно опасного пути, всего один шаг, одна зацепка отделяла экспедицию от полного провала. Единственная ниточка, если и не способная привести к «Алфею», то хотя бы вселяющая в изведенный неудачами отряд крохи надежды. И тем страшнее было сделать этот последний шаг, сознавая, что там, за горизонтом, может не оказаться ровным счетом ничего…

Сталкер все еще медлил, когда Глеб, шагнув вперед, выудил из кучи баллон поцелее, крутанул ржавый вентиль. Клапан зашипел, стравив порцию кислородно-азотной смеси.

– Полторы атмосферы, судя по шкале. Сгодится ведь? – паренек деловито отставил баллон в сторону, взялся за следующий.

Преодолевая оцепенение, Таран подключился к сортировке.

– Гена, не стой истуканом! Грузи добро.

Мутант скептически покосился на емкости с облезшей от времени краской и со вздохом полез в лодку.

– Что, снова селезенка сигналит? – Сталкер ухмыльнулся, заметив, как насупил брови гигант.

– На этот раз она просто вопит, командир. Лезть под воду со снаряжением, простоявшим без дела двадцать с лишком лет, – это не просто глупость. Это безумие.

– Именно поэтому я отправлюсь туда один, – в голосе Тарана проявились железные нотки. – Глеб, тебя это в первую очередь касается. На этот раз ты останешься в экраноплане. И даже не пытайся меня уговаривать.