Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу

оправившийся от президентства и желая повторить свой триумф военного времени в деле помощи европейцам с продовольствием, Гувер выступал за схему питания оккупированных нацистами стран; Ламонт поддерживал блокаду Великобритании против такой деятельности. Когда Ламонт и Уайт посетили Гувера, они не смогли переубедить его и поклялись бороться с ним. После этого в прессе появилось сообщение о том, что Гувер неуверенно вышагивает по комнате и клянется, что объедет всю страну и будет бороться с Британией по этому вопросу. Ламонт заверил Гувера, что он не разговаривал с журналистом, и сказал, что это, должно быть, искажение информации. Даже в конце концов отношения между Ламонтом и Гувером, которые когда-то рассматривались как фаустовский пакт между Уолл-стрит и Вашингтоном, стали напряженными и ссорящимися.

Пробританские взгляды Дома Морганов привели его к конфликту с самым явным изоляционистом страны Чарльзом Линдбергом. В конце 1935 г. Линдберги переехали в Англию, надеясь обрести спокойствие, которого они лишились в Америке после похищения сына. В 1936 г. по просьбе американских военных Линдберг посетил нацистскую Германию с целью осмотра немецких авиационных заводов. В последующие поездки в 1937 и 1938 гг. он испытывал растущее восхищение немецкой авиационной мощью - восхищение, которое он выражал Стэнли Болдуину на Даунинг-стрит и в гостиных Кливдена. Линдберг настаивал на том, что война с Германией невыигрышна, разрушит американскую демократию и откроет путь для проникновения коммунистов. Когда на одном из приемов он принял от Германа Геринга орден, это укрепило в некоторых кругах подозрения, что Линдберг не только восхищался нацистами, но и симпатизировал им.

К моменту возвращения Линдбергов в Америку в апреле 1939 г. Чарльз уже окончательно уверовал в непобедимость Германии и упадок Франции и Великобритании. Осенью того же года он начал выступать по радио с речами, призывая США к нейтралитету и выступая против отмены эмбарго на поставки оружия. Иногда его выступления сопровождались расистскими намеками. Так, 13 октября 1939 г. он заявил: "Если белая раса когда-нибудь окажется под серьезной угрозой, то, возможно, настанет время для нас принять участие в ее защите, сражаться бок о бок с англичанами, французами и немцами. Но не с одними против других для нашего взаимного уничтожения". Осознанно или нет, но Линдберг впитал в себя многие нацистские доктрины. В журнале Atlantic Monthly за март 1940 г. он цинично считал, что Англия и Франция сражаются за свои владения и этику, в то время как немцы утверждают "право способной и энергичной нации на экспансию - завоевание территории и влияния силой оружия, как это делали другие нации в то или иное время на протяжении всей истории".

Во время дебатов о войне Линдберг все чаще возвращался к популизму своего отца со Среднего Запада, с его рефлекторной ненавистью к Money Trust и мрачным видением англо-американских финансов. Если младшего Линдберга могло утешить то, что он пошел по стопам отца, то для его жены ситуация была более сложной. Энн Морроу Линдберг разрывалась между своим мужем-изоляционистом и памятью о покойном отце-интернационалисте. Она всегда восхищалась партнерами Моргана, которые, по ее мнению, были "увлеченными людьми мира, сдержанными, любезными и культурными". Однажды она говорила о "целом теплом богатом мире моих отца и матери" и вспоминала идеалистические разговоры за завтраком между ее отцом и Жаном Монне, французским экономистом и дипломатом. Она дорожила воспоминаниями об отце, а после прочтения биографии Гарольда Николсона написала: "Я вдруг ощутила свое наследие, почувствовала его в себе. Оно мое".

Теперь Анна оказалась в мучительной ситуации. Ее мать считала, что Дуайт был бы благосклонен к помощи союзникам. Большинство друзей Линдбергов на Лонг-Айленде придерживались аналогичной точки зрения. У Линдбергов также было много французских и британских друзей, и как только Германия начала мобилизацию на войну в 1938 году, Энн представила себе Флорри Гренфелл, леди Астор и других, уничтоженных воздушными налетами. Тем не менее Анна разделяла упрощенные взгляды Чарльза на европейскую политику, хотя и без неприятного налета расизма. В 1940 г. она опубликовала книгу "Волна будущего", в которой рассматривала войну не как противостояние добра и зла, а как противостояние "сил прошлого" (союзников) и "сил будущего" (Германии).

Если Чарльз чувствовал себя уверенно благодаря своей идентификации с отцом, то Анну мучил призрак своего отца. Она говорила себе, что Чарльз был таким же идеалистом, как и ее отец, но это был идеализм более позднего возраста. После того как Уильям Аллен Уайт создал Комитет защиты Америки путем оказания помощи союзникам, Энн спросила себя: "Интересно, где бы стоял папа? Наверное, за комитетом и т.д. И все же он был среди этих идеалистов, очень практичный, очень практичный - это был его великий дар". Тем не менее, когда Линдберги подверглись социальному остракизму со стороны старых друзей, включая Гарри Гуггенхайма, который спонсировал трехмесячное турне Чарльза после одиночного полета, Анну преследовал призрак ее отца. Она сетовала, что "Чарльз... ...хранит память об отце", но "я совершенно одна".

Дилемма Анны обострилась 19 мая 1940 г., когда Чарльз выступил по радио с речью "ПВО Америки". К тому времени нацисты захватили Данию и наступали на Голландию и Бельгию. В речи Линдберга прозвучали угрожающие слова о "могущественных элементах в Америке", контролирующих "механизм влияния и пропаганды". Эти элементы, по его словам, хотели втянуть Америку в войну ради прибыли и в угоду своим иностранным союзникам. Банк Моргана не был назван по адресу , но слова Линдберга перекликаются с теми, которые использовались в нападках на банк со времен слушаний в Найе. На следующий день президент Рузвельт заявил министру финансов Генри Моргентау: "Я абсолютно убежден, что Линдберг - нацист".

Бетти Морроу, ныне исполняющая обязанности президента колледжа Смита (получившая академическое отличие, в котором было отказано Дуайту), была встревожена инсинуациями Чарльза. Через пять дней после выступления по радио она эмоционально пообедала с Анной в клубе Cosmopolitan. Бетти было стыдно, что Америка не поспешила присоединиться к Англии, и она сокрушенно сказала Энн: "Как они будут нас ненавидеть - ох, как они будут нас ненавидеть!" Однако, несмотря на откровенность с дочерью, Морроу чувствовала себя скованно, когда бросала вызов зятю. На следующий день после обеда она тайно написала Ламонту письмо, в котором просила его образумить Линдберга: "Я сейчас нахожусь в трудном положении... но больше всего я беспокоюсь за Анну. Она разрывается духом, и это сказывается на ее здоровье".

Взяв тон обеспокоенного дяди, Ламонт написал довольно отстраненному Чарльзу Линдбергу. Он сообщил, что не решался связаться с ним, и сослался на свою привязанность к семье Морроу. Затем