Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор - Колин Генри Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пасмурная атмосфера лондонского октября и полное изнеможение, следствие неослабевающей боли в горле, почти сподвигли меня улететь на самолете обратно в Нью-Йорк, когда удача наконец-то мне улыбнулась. В книжной лавке в Мейдстоуне я повстречал отца Энтони Картера, кармелита и издателя небольшого литературного журнала. Он встречался с Макеном в 1944 году, за три года до смерти писателя, и позже посвятил целый номер его жизни и творчеству. Я доехал с отцом Картером до его монастыря близ Севеноукса, и, ведя малолитражный «Остин» на степенной скорости тридцать миль в час, он долго беседовал со мной о Макене. Наконец я полюбопытствовал, не знает ли случайно отец Картер, общался ли Макен с какими-либо тайными обществами и занимался ли черной магией? «Очень сомневаюсь», — ответил монах, и сердце у меня упало. Еще один ложный след… «Думается, он нахватался всяких-разных преданий в родных краях, в Мелинкурте. Там же когда-то находилась римская крепость Иска Силурум».
— Преданий? — переспросил я с деланой небрежностью. — Каких таких преданий?
— Да право — все то, что он описывает в «Холме грез». Разные там языческие культы и тому подобное.
— А я думал, это чистой воды вымысел.
— О нет. Он мне как-то намекал, что своими глазами видел книгу, расписывающую всевозможные ужасы в краю Уэльса.
— Где же? Что это за книга?
— Понятия не имею. Я не особо вслушивался. Кажется, он познакомился с этой книгой в Париже — или, может, в Лионе. Но я помню, как звали человека, показавшего ему этот фолиант. Стаислав де Гуайта[252].
— Гуайта! — не сдержавшись, воскликнул я, и водитель от неожиданности чуть не вырулил на обочину. Отец Картер посмотрел на меня с мягким упреком.
— Именно. Он был связан с какими-то нелепыми чернокнижными обществами. Макен делал вид, что воспринимает всерьез весь этот вздор, но я уверен, он просто меня дурачит…
А Гуайта между тем входил в каббалистический круг Булана и Наундорфа. Еще один кирпичик лег в основание здания…
— А Мелинкурт — это где?
— В Монмутшире, кажется. Где-то под Саутпортом. Вы хотите туда наведаться?
Я не видел смысла отрицать очевидное: ход моих мыслей был более чем понятен.
Священник не произнес больше ни слова до тех пор, пока машина не притормозила в тенистом дворике перед монастырем. И лишь тогда оглянулся на меня и кротко обронил:
— На вашем месте я бы не ввязывался.
Я буркнул что-то уклончивое, и тему мы оставили. Несколько часов спустя, уже в отеле, я вспомнил его замечание — и весьма ему подивился. Если священник полагал, что в отношении «языческих культов» Макен его просто-напросто дурачит, тогда зачем предостерегать меня? Неужто он на самом деле в них верил, но предпочитал держать язык за зубами? Конечно же, католикам полагается верить в существование сверхъестественного зла!..
Перед тем, как лечь, я пролистал гостиничный справочник «Брадшо». Поезд в Ньюпорт отходил с Паддингтона в 9:55, с пересадкой в Кайрлеоне в 2:30. В пять минут одиннадцатого я уже устроился в вагоне-ресторане, попивая кофе и следя, как унылые, закопченные дома Илинга сменяются зелеными полями Мидлсекса — весь во власти душевного волнения, глубина и незамутненная чистота которого были мне внове. Я не в силах этого объяснить. Могу лишь сказать, что интуиция мне подсказывала: на этой стадии моих изысканий начало происходить что-то важное. До сих пор я пребывал в некотором унынии, несмотря на все многообещающие загадки рукописи Войнича. Возможно, причиной тому стало смутное отвращение к содержанию текста. Я — романтик не хуже любого другого; полагаю, что большинство людей в глубине души разумно романтичны — но, наверное, вся эта болтовня о черной магии показалась мне отвратительной чушью, принижающей человеческий интеллект и его способность к эволюции. Однако ж тем серым октябрьским утром я почувствовал что-то еще: вот так, наверное, у Ватсона волосы вставали дыбом, когда Холмс будил его со словами: «Игра началась, Ватсон». Я по-прежнему не имел ни малейшего представления, что это за игра. Но уже начал осознавать, словно бы по странному наитию, всю ее серьезность.
Когда мне прискучило любоваться пейзажами, я достал из сумки «Путеводитель по Уэльсу» и два тома Артура Мейчена (в одном — избранные рассказы, в другом — автобиография «Дальние дали»). Под влиянием второй книги я уже предвкушал, что Мейченова часть Уэльса окажется страной поистине волшебной. Как пишет он сам: «То, что мне посчастливилось родиться в самом сердце Гвента, я всегда буду считать величайшей своей удачей». Его описания «загадочного кургана», «гигантского вздыбленного вала» Каменной горы, густых лесов и петляющей реки наводили на мысль о ландшафте из снов и грез. А ведь Мелинкурт на самом деле — это легендарный престол короля Артура; именно там происходит действие Теннисоновых «Королевских идиллий»[253].
В «Путеводителе по Уэльсу», купленном в букинистической лавке на Чаринг-Кросс-Роуд, Саутпорт описывался как провинциальный ярмарочный городок «в окружении пышного великолепия холмистых гряд, лесов и лугов». У меня было полчаса на пересадку, так что я решил пройтись по улицам. Десяти минут мне хватило. Какими бы уж прелестями он ни обладал в 1900 году (дата выпуска «Путеводителя»), сейчас это типичный промышленный город: на горизонте — силуэты подъемных кранов, и поезда и корабли возвещают о себе оглушительными гудками. Я выпил двойного виски в отеле напротив вокзала — моральной поддержки ради: кто знает, не ждет ли меня сходное разочарование в Кайрлеоне? Но даже это не смягчило впечатления от унылого, осовремененного городишки, в котором я оказался час спустя, по завершении недолгой поездки через предместья Саутпорта. Над округой главенствовала чудовищная громадина из красного кирпича; я предположил в ней психиатрическую больницу — и не ошибся. А честертоновский «бурноропщущий Уск»[254] явился моему взгляду мутным и грязным потоком, что под дождем, ливмя лившим с грифельно-серого неба, смотрелся еще более невыигрышно.
В половине четвертого я зарегистрировался в непритязательной гостинице без центрального отопления, оглядел цветастые обои у себя в спальне — хоть один реликт 1900 года! — и решил прогуляться под дождем.
Пройдя по главной улице ярдов сто, я обнаружил гараж с написанным от руки объявлением: