Миллион миров - Антон Александрович Карелин

— Буляша моя, ты про «Ромео и Джульетту»? Или про «Афину и Одиссея»? — уточнил начитанный квинтиллиардер. — Шедевр Шекспира или неоклассику Джерри А’Коннеля?

— Какая разница! — всплеснула ложноручками Флюола. — Главное, какое у них там было фееричное СВИДАНИЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ, его уже сто лет всем приводят в пример! Вот хочу, чтобы ты его ЗАТМИЛ, понял? Чтобы вся галактика про наше с тобой булькование ещё сто лет завистливо перевирала!

— Ну ладно, дорогая, — всем телом расплылся Ббобб. — Чего-нибудь замучу.

Солнце просвечивало насквозь, заполняло покоем и теплом.

— Мне немного лучше, — простонал Фокс, открывая глаза.

— А я больше не хочу пить, — прошептала Ана, улыбаясь рядом. — Напилась солнца.

Он привлёк её руку к себе и поцеловал. Пока пережитый страх погибнуть и потерять друг друга ещё не окончательно улёгся внутри, это было можно сделать. Ана закрыла глаза.

— Я, кажется, уже и есть не хочу, — сказал Одиссей минут через десять, весь прогретый бесцветными потоками лучей. Силы медленно заполняли всё тело, он ощущал себя батарейкой, которую заряжают от края до края.

— Я так объемся, — промурлыкала Ана, нежась в солнечных лучах. — Но здесь такой вкусный свет!

Лучи были словно горячий шоколадный поток, всё тело жадно впитывало их, утоляя голод и жажду света и тепла.

Ана села, убрав волосы за спину, и посмотрела на Фокса с нежностью.

— Какой ты хороший, — вырвалось у неё. После планеты бурь стало трудно стесняться. — И какой же будет следующий мир?

Следующий был мир-океан. Платформа стала прозрачной снизу, показывая людям глубину, а сверху закрылась непроницаемым куполом от смертоносных излучений нейтронной звезды. Всё живое на этой планете пряталось в толще вод, а суша оставалась безжизненной пустыней. «Искатель» плыл по океану, а двое людей сидели и всматривались в слоистые глубины.

Океан был прозрачен и чист, в нём кружились мириады существ, больших и маленьких, красивых и уродливых, там были коралловые пики и сумрачные долины-впадины, и провалы в полную темноту. Иногда можно было досмотреть до дна, а иногда его скрывали стаи разноцветных рыб или стада подводных левиафанов, леса водорослей или мигрирующие облака планктона.

Но чем больше Ана и Одиссей смотрели в глубину, тем меньше они понимали, что и где там находится. Всё преломлялось в слоях, было неуловимо и обманчиво, менялось в каждый момент от малейшей смены ракурса. Близкое оказывалось далёким, а далёкое близким, океан преломлял реальность множеством своих граней, непостижимый и скрытный для людей.

— «Искатель» находит планеты, которые нужны нашим сердцам, — Ана первой нарушила долгое молчание. Её опустошённые светло-серые глаза смотрели тревожно, а волосы были бело-серебристыми. Редкое сочетание, кажется, смирение и созерцание. — И по мирам, которые мы проходим, можно расшифровать нас с тобой.

Она помолчала, набираясь духу, а потом сказала всё как есть. Искренне, как только она и умела:

— Первая планета была райский сад, а мы как Адам и Ева, потому что нам с тобой очень нужно обнажение. Но мы оказались не готовы и сбежали. Вторая планета была такой потому, что мы жаждали ласки и любви, но не могли выразить её друг другу, так что нам вручили щенка. Огромного, как наша невысказанная любовь. Третья планета грянула бурей, потому что напряжение между нами так выросло, нужно было срочно его разрядить — раз не в любовь, то в выживание. Четвёртая планета напоила и накормила, вернула силы. А эта… эта показывает, что мешает нам обнажиться друг перед другом, хотя мы оба так сильно этого хотим. Знаешь, что мешает, Одиссей?

— Что? — спросил он, любуясь Аной.

— Тайны, — выдохнула она. — Океан скрывает тайны, в его глубинах столь многое, милый. Океан — это ты. Ты огромен, в тебе много жизней, а я обычный ручеёк, я даже не спустилась с гор Олимпа, вся прозрачна и неглубока.

В глазах девушки блеснула боль, ведь тяжело чувствовать себя ничтожной по сравнению с тем, кого любишь. Трудно в таком признаться. Одиссей смотрел на Ану, сжав кулаки, но не отвечал, чтобы дать ей договорить.

— Я готова открыть и отдать тебе всё. Это ты не можешь обнажиться и впустить. Поэтому наше свидание никак не подойдёт… к тому, что ты видел в будущем.

Как же она на него смотрела: взгляд Аны был сплетением силы, искренности и надежды. Юная женщина, полная нерастраченной любви, ждала его ответа. Одиссей придвинулся и взял её ладони в свои, заглянул в глаза.

— Я должен сказать две вещи. Первое: если ты прозрачный ручеёк, то может, твоей чистоты хватит на нас двоих. И второе: тайну, которая нам мешает, откроет «Искатель».

— Как это?

— У этого корабля нет формы, потому что предполагается, что мы придадим ему форму.

— Мы вместе? — Ана смотрела снизу-вверх, внимательно и серьёзно, такая близкая.

— Загадывай желание, принцесса, загадывай бережно. У нас с тобой одно путешествие в жизни.

— Одно на двоих.

Они закрыли глаза и стали представлять, каждый по-своему, но чувствуя, как их мысли переплетаются и срастаются в одно. Платформа задрожала, всё заходило ходуном. Пол под ногами стремительно разгладился в каменные плиты, лежащие странным узором, неуловимо асимметричным. Справа и слева стали возноситься колонны, стрельчатые арки — всё удлинялось, увеличивалось, росло. «Искатель» превращался в залу, дворец, храм, во что-то тысячелетнее и величественное.

— Ох, — прошептала Ана, запрокинув голову и рассматривая огромный зал. — Оно такое знакомое и моё… но при этом другое, чужое. Что это? Твои воспоминания? Так выглядел твой дом?

Одиссей на мгновение потерял дар речи. Ведь в архитектуре этого места строгие светлые колонны, волны и ступени олимпиаров объединились с сумрачными точёными линиями, готическими сводами и острыми пиками Ривендалей. Белое и серое, солнечное южное и печальное северное срослись воедино. Этот сплав кажущихся противоположностей бередил душу, он был гармоничным, но чуть-чуть несовпадающим, несходящимся. Несовершенным.

— Грядущий консул Карелис, ваш черёд отвечать!

Пухлый Карик моментально выпрямился и прекратил посылать злобно хихикающих тримпульсов в сторону красной, как роза с её герба, грядущей королевы Вектории.

Будущий консул был толстым и поистине наглым мальчишкой своей расы, в его желтых глазах не угасали ехидные и коварные огоньки. Врождённый земноводный и прирождённый дипломат, Карелис научился выластывать себя и своих подельников из любой передряги — и эта способность уже не раз пригодилась их хулиганской компании, которая любила авантюры куда