Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 1 - Ильф Илья Арнольдович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В шторм «Нормандия» напоминает пароход, качает, но в тихую погоду это просто громадная гостиница с видом на море.
Едет компания каких-то волкодавов, как видно, боксеров.
Волнение ослабело, вибрация усилилась. Шторм утих. Показывали гангстерский фильм весьма средний. Мы где-то посреди Атлантического океана. Список пассажиров туристского класса, где я мистрис.
Американский еврей. 60 лет. 8 детей. Приехал в Союз и женился на молоденькой. Теперь едет назад выписывать ее в свое Огайо. Привез в Киев 40 рубашек, 9 часов, 9 пар ботинок. «Усё роздал». Остался недоволен. Владелец ломбарда.
Вчера на концерте я был свидетелем неслыханного позора некрасивой девушки в серебряном платье. При оскорбительных усмешках она пела «Parlez-moi d’amour», ужасно. И некрасива она просто сверхъестественно.
В половине первого маяк Ambrose. Холодно. Подход к Америке. Небоскребы подымаются, как столбы дыма. <…> Отель «Принц Джордж». Прогулка. Улицы как улицы, но когда посмотришь наверх, то видишь, где ты находишься. Сатанинский город.
Вечером мы обедаем в маленьком ресторане с черепичными украшениями. Девушки вдруг заговорили по-русски. Устрицы громадные и невкусные.
Если не записывать каждый день, что видел, даже два раза в день, то все к черту вылетит из головы, никогда потом не вспомнишь. Уже плохо помню, что было вчера. Что же было вчера?
В первый раз увидел американскую дорогу. Она выстлана бетонными плитами, разделенными температурными швами. Машины катятся с карусельной плавностью, дорога так красива, что смотрел только на нее, не обращая внимания на замечательно красный осенний пейзаж.
Очень маленькие и тощие подушки в американских отелях.
Пасмурное утро в Вашингтоне. Всё обошли в этом провинциальном городе, заставленном автомобилями. Машины так шумят, будто пневматическими зубилами взламывают бетонную мостовую.
Пешеходов нет, все в машинах. У них скоро атрофируются ноги, останутся только штучки, чтобы нажимать педаль.
Текучая страна, если мы не задержимся, книги написать не удастся.
Беспомощное положение человека, не знающего языка. У него берут чемодан, пальто, шляпу, и надо давать чаевые.
Вечер на Бродвее. Человек в хитоне. Скачками понесся по улице. Другой, в набитой вещами майке и подпоясанный. Пожарные машины с воем понеслись по 42-й. Среди ужасающего движения московский извозчик с пятью седоками, один на коленях у других. Столкновение двух машин вызвало аплодисменты. Веселая толпа.
Цвет пушечного металла.
Написан фельетон «Колумб причаливает к берегу».
Ночлежный дом. Старики. Потухшие люди.
Механизированная гадалка. Развлечения. Прогулка по Ист-Сайду. Грязь.
Обед. А после него снова прием. Все незаметно здесь переходит в прием. Это у них положительно мания.
Удивительный аппарат для выпекания бубликов в масле я видел вечером на Бродвее.
В Ист-Сайде — русские конфеты, рыба, спички, выборы.
«Уличное стояние». Если бы Библии не сделали паблисити. Ответ Райнхарта: «Ей каждый день делают паблисити 25 000 священников».
Интерес повышенного типа.
Бешено летят в Нью-Йорк молочные цистерны, окаймленные зелеными огнями по борту.
Желтые рекламы на дороге. «Кто самый великий мужчина?» или «Женщина», или «Какой город самый старый?» Когда читатель привыкает, ему на таком же желтом фоне подсовывают рекламу. Придорожные стихи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Американская реклама не занимается опорочиванием продуктов конкурента.
Папа энд мама лимитэд.
Вино требует времени и умения разговаривать. Поэтому американцы пьют виски.
Механическая скрипка.
Наш серый друг стоит у обочины.
Богатый мужик. Разбогател на золотых приисках, поехал в Париж на выставку и купил самое большое зеркало в мире. Через Америку его доставили. Пришлось для него построить специальный зал. Купил несколько дюжин венских стульев и позолотил их. Писать не умел.
Переменили измерители и поехали в Чикаго. По дороге была деревушка Москва, с гаражом Москва.
Плум-пудинг имеет удельный вес камня или платины.
Тяжелые кварталы Чикаго, даже пьеса идет «Дантов ад». Это хорошо бы снять, но день ужасный, темный, ничего нельзя сделать, безобразие.
Мистер Шурли.
Нечего сказать. Устроились! Поздравляю.
Фирма, торгующая честностью. Он может быть плутом, но его товар — честность. И можно не сомневаться в том, что они всё сделают хорошо.
Ежегодный конгресс бродяг.
Санта-Роза. <…> Мы устраиваемся в «Монтезума-отель», пошли обедать в «Ориджинел Мексикан-ресторан». Такой обед нужно подавать на стол вместе с огнетушителем.
Есть вещи, которых нельзя изменить. Сапоги можно снять, но нельзя научить человека смеяться по-русски, если он не видел русских, не жил с ними — это безнадежно.
Поговорите об этом после 12 часов с вашей бабушкой.
Где живет русская женщина? В Рио-Чикито, Нью-Мексико, Юнайтед Стейтс.
Если бы на Прометея напустить клопов. Укус клопа равен по силе укусу орла.
Когда торговая палата давала банкет, пели. Банкиры встали и пели. Морган, Рокфеллер и Форд тоже пели.
Ночью летят тяжелые автобусы в Чикаго, в Канзас-Сити, в Лос-Анджелес.
Каждый человек, родившийся на американской земле, — американец.
«Карьера фанатика». Книга, найденная в пустыне Аризоны.
Пустыня до Лас-Вегаса не песчаная, а поросшая пыльными букетиками.
Хранимая богом страна.
Трон прошел сквозь зеркальное окно, как привидение. Это было в прошлом году, в магазине Крайслера. Пробил стекло лбом и порезал палец. За стекло не заплатил на том основании, что раз он пошел в окно, значит, оно так устроено, что на окно не похоже.
Миссионер и его соседка.
— Ты умеешь говорить по-французски. Переведи.
— Я не говорю по-французски.
— Но ведь ты говорила, что жила в двух часах езды от Парижа.
— Я жила в Лондоне и говорила, что оттуда можно за два часа прилететь в Париж.
Образец сервиса. При выезде из Лас-Вегаса мы запутались, подъехала полис-машина, вышел полицейский, подошел к нам штрафной походочкой, но вместо этого — указал дорогу, выехав вперед, ехал впереди нас до поворота.
Заехали на пять минут в Секвойя-парк, выбрались только поздно ночью. Снег, лед, ужас, луна, холод.