Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание - Лаврентий Берия

В этой книге я и нашёл ответ на вопрос – что же это за Абрамов такой? Оказалось, что Виктор Михайлович Абрамов, которому в 1951 году исполнилось 43 года, был проектировщиком и строителем высотного здания у Красных ворот. Он применил там крайне дерзкий новаторский способ временного укрепления грунта-«плывуна» под фундамент, попросту заморозив его. Огромное здание строилось с расчётным отклонением от вертикали (своего рода аналог Пизанской «падающей» башни), а после размораживания грунта должно было медленно качнуться (!) в обратную сторону и занять строго вертикальное положение. Только инженер может понять всю самобытность этого замысла, но только, как я догадываюсь, инженер-строитель (лично я – инженер-зарядостроитель, что означает нечто иное) может в полной мере понять всю рискованность идеи Абрамова. Однако всё закончилось блестяще.

Так вот, оказывается, 14 апреля 1951 года, накануне Первомая, Берия приглашал Абрамова к себе, чтобы дать задание: на здание у Красных ворот надо установить к празднику шпиль с пятиконечной звездой.

Позднее Абрамов вспоминал, что беседа была доброжелательной и корректной, без намёка на угрозы и «больше походила на просьбу человека, который действительно хочет сделать людям подарок к празднику».

Абрамов встречался с Берией неоднократно и никогда никакого страха не испытывал. Когда он услышал «шокирующие истории о Берии», был ими «немало удивлён».

Хорошо знавший В.М. Абрамова И.И. Чигирин сообщает, что Виктор Михайлович рассказывал: «В общении Берия был человеком вежливым, деловым, без вельможного барства. Но был очень пунктуален и требователен в выполнении решений. Не можешь что-либо выполнить в срок – доложи, скажи, чем требуется помочь».

При этом Лаврентий Павлович хорошо читал строительные чертежи, с лёта вникал в строительные проблемы, и, как инженеры, они разговаривали на одном языке.

Догадываюсь, что общение с незаурядным строителем доставляло Берии, с его неутолённой жаждой проектировать и строить дома, истинное и редкое удовольствие, что и отразилось в записи в его дневнике.

Интересна и судьба другого участника эпохи, тоже переплетённая, хотя и не прямо (возможно, впрочем, и прямо), с судьбой Л.П. Берии.

Демьян Михайлович Овечкин родился в Путивле в семье рабочего в 1912 году. По окончании Путивльского механического техникума работал на Харьковском заводе имени Фрунзе. В 1937 году по окончании Харьковского механико-машиностроительного института – на Харьковском тракторном заводе (ХТЗ), затем в Сталино (Донецк) главным механиком на шахтах.

В 1939 году Овечкин мобилизован на работу в НКВД – это был «бериевский призыв» в «органы» профессионалов из числа молодой советской технической интеллигенции.

После окончания Московской высшей школы НКВД Овечкин был направлен на оперативную работу в Белоруссию, а с 1941 года переведён в Главное управление аэродромного строительства НКВД СССР, затем – в ГУ шоссейно-дорожного строительства, руководил рядом номерных строительств.

С 1943 года – в центральном аппарате – старший инженер отдела по борьбе с детской беспризорностью. Неожиданный, а возможно, и закономерный поворот в биографии.

В марте 1946 года Д.М. Овечкин был назначен начальником отделения в новом 9-м Научно-техническом управлении НКВД СССР, которое руководило работой немецких специалистов в атомной проблеме. Начальником ГУ был А.П. Завенягин, а заместителем по научной части – А.И. Лейпунский.

С 1952 года Овечкин работал главным инженером лаборатории «В» (будущий Физико-энергетический институт) и затем ФЭИ до 1980 года.

Умер в 1982 году.

Вот как написал о нём А.А. Бакулевский, работник ФЭИ с 1955 по 1989 год, в своём очерке, опубликованном в сборнике «Физико-энергетический институт: летопись в судьбах» (под ред. А.В. Зродникова / ГНЦ РФ-ФЭИ им. А.И. Лейпунского. Обнинск: ГНЦ РФ-ФЭИ, 2006):

«Прежде всего Демьян Михайлович был человеком всецело преданным своей работе, он был абсолютно бескорыстен и честен. Его поступки, решения и повседневная работа полностью исключали какую-либо выгоду для себя, какие-либо признаки карьеризма или что-либо не приносившее пользу делу…

…При первых контактах с ним бросалась в глаза некоторая грубоватость в обращении с подчинёнными, иногда излишняя нетерпимость в техническом споре. Иногда эти особенности характера оказывались в какой-то мере напускными. Со временем, после частых контактов с ним – убеждаешься, что вся эта вспыльчивость и некоторая неуравновешенность была вызвана или пережитым, или переживаемым стрессом, или характерным для него энергичным стремлением добиться лучшего результата для дела. Вскоре начинаешь замечать, что Демьян Михайлович по-настоящему ценит и уважает человека, с которым недавно говорил резковато. Так себя обычно ведут люди искренние и откровенные, не признающие дипломатических выкрутасов».

Это сказано об одном из инженеров-чекистов «бериевского набора», но это же можно сказать и о том, кто призвал Овечкина на работу в НКВД, – о самом Берии.

Конечно, Берия как человек неотделим от Берии – государственного деятеля. Слишком рано на его плечи был взвален груз ответственности и за большие дела, и за судьбы тысяч, десятков тысяч и миллионов сограждан, чтобы он формировался как просто добренький или заботливый к людям человек в житейском смысле этих понятий. Недаром он вспоминал в дневнике слова Ленина о том, что хочется людей жалеть, а приходится бить палкой по голове.

Берия был человечен не в последнюю очередь потому, что это помогало ему в его державной работе – в Закавказье, в Москве. Но успехи Берии как государственного деятеля и организатора были не в последнюю очередь обусловлены тем, что он был человечен.

Иногда это можно понять от, так сказать, противного…

Скажем, послесталинская эпоха оставила нам некие любопытные документы – письма сына Сталина, Василия Сталина, к Хрущёву и в ЦК. Вот, например, я читаю письмо Василия в ЦК КПСС от 19 января 1959 года. Впрочем, фактически это тоже было письмо к Хрущёву.

Напомню, что к тому времени Хрущёв прочно утвердился в высшем руководящем кресле, отправив на политический эшафот, в политическое забвение или прозябание таких соратников Сталина и своих бывших коллег, как Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов, Сабуров, Первухин, Косыгин. Василий же Сталин с 1953 года сидел во Владимирской тюрьме и психологически был давно сломлен.

Василий был натурой сложной, с комплексом как привлекательных, так и не очень привлекательных качеств. Читать его письма в ЦК и к Хрущёву – малоприятное занятие, слишком уж в них сквозит желание «подсюсюкнуть» «дорогому Никите Сергеевичу». С политической точки зрения письма Василия Сталина выдержаны полностью в духе хрущёвских трактовок событий и лиц – очень уж хотелось Василию обрести свободу, распорядиться которой по-умному он, когда его Хрущёв всё же освободил, так и не сумел.