Проснуться живым - Ричард Пратер

На экране появился общий план церкви, потом его сменила автостоянка, на которой все еще было несколько машин и где слонялись сорок — пятьдесят человек. У входа находился полицейский автомобиль с открытыми дверцами и мерцающей красной лампой на крыше.

— Большинство свидетелей, — продолжал Кайл, — заявляют, что в машине сидели двое, некоторые — что только один, а некоторые — что четверо или пятеро. Один свидетель утверждает, что в машине вообще никого не было, но это тот старый джентльмен, который видел красный мотороллер, и полиция не принимает в расчет его показания.

На экране возник общий план церковной лестницы, в середине которой виднелись двое мужчин: один с микрофоном — несомненно Кайл, а другой — тореадор в сверкающем золотом костюме, иначе говоря, Фестус Лемминг. Камера медленно приблизилась, фигуры увеличились в размере, после чего голос Кайла торжественно возвестил:

— Пастор Лемминг отказывается — повторяю, полностью отказывается — от своего первоначального заявления, что у него есть причины полагать, будто на него покушался Шелдон Скотт, который действовал как агент Эммануэля Бруно, хорошо известного создателя весьма противоречивого снадобья, именуемого эровитом.

— Снадобья! — с возмущением повторил доктор Бруно. Какая разница, подумал я, как словоохотливый корреспондент называет эровит? Куда важнее, что он упомянул меня и Бруно. Правда, Лемминг отказался от своего заявления…

Больше док ничего не сказал. Он склонился вперед и уставился на экран, опустив локоть на колено и подпирая рукой подбородок.

— Мистер Скотт, — продолжал корреспондент, — не новичок в насилии — он местный частный детектив, чьи подвиги не раз привлекали всеобщее внимание. Не только полиция, но и многие граждане выразили полную уверенность в честности и надежности мистера Скотта. Обвинение пастора Лемминга было сделано сразу же после попытки убийства, когда он был потрясен и расстроен. Сейчас к вам обратится непосредственно из Уайлтона, штат Калифорния, Фестус Лемминг, самый святой пастор церкви Второго пришествия.

На экране появились тощая физиономия, узкие плечи и верхняя часть золоченой груди Лемминга с пуговицей в виде рубинового креста на воротнике его кольчуги.

— Дети мои, — со вздохом заговорил он. — Дети Господа Всемогущего. Я глубоко признателен за предоставленную мне благословенной телекомпанией Эй-би-си возможность отказаться от своих слов, произнесенных в тот момент, когда я еще не оправился от едва не ставшей роковой встречи со смертью, здесь, у гостеприимно распахнутых дверей моей церкви Второго Пришествия, в Уайлтоне, штат Калифорния.

Лемминг выпрямился во все свои пять футов с тремя-четырьмя дюймами и слегка вскинул голову.

— Я глубоко сожалею о своем неразумном предположении, будто меня пытался убить Шелдон Скотт, действуя как агент Эммануэля Бруно. Да, я сожалею! Я не знаю человека или людей, участвовавших в покушении. Повторяю: я их не знаю. В качестве частичного оправдания моего греховного недомыслия могу только сообщить, что менее чем за час до попытки убийства мистер Шелдон Скотт удалился из этого Дома Божьего… — он описал рукой дугу, словно включая в это понятие не только церковь, но и всю Южную Калифорнию, землю и небо, — после того как прервал службу, шокировав и расстроив паству, состоящую из пяти тысяч… «Прибавил добрую тысячу», — подумал я.

—..или шести тысяч душ, и пригрозив мне, да, пригрозив мне… телесным повреждением. Я вспомнил об этом, кода смертоносные пули просвистели мимо моей головы. Это была ошибка, о которой я сожалею, но человеку — повторяю, человеку — свойственно ошибаться. У меня нет никаких доказательств этого утверждения, и потому я публично от него отказываюсь! Повторяю: я сделал это неразумное и предосудительное заявление и совершил свойственную человеку ошибку только из-за недавнего разговора с мистером Шелдоном Скоттом и его угроз, а также из-за…

А также из-за чего?

Фестус оставил этот факт болтаться в воздухе.

Мне это показалось ловким ходом, хотя и не пробудило симпатии к Леммингу. Что еще, кроме моего опасного присутствия и моих угроз, побудило его выдвинуть преждевременное обвинение? Несомненно, что-то серьезное, хотя он об этом и не упомянул. Учитывая настойчивые повторения того, что человеку свойственно ошибаться, и старательное подчеркивание слова «человек», можно предположить, что имелось в виду нечто, человеку не свойственное, а может, вообще не имеющее к нему отношения. Маленькая птичка? Большая птица? Или нечто еще большее?

Фестус не стал ничего объяснять — он предоставил догадываться об этом слушателям.

— Ну, он изжарил мою птицу, — произнес я вслух. — Точнее, моего гуся.

Бруно и Дру промолчали.

После многозначительной паузы Фестус заговорил вновь:

— Повторяю: я глубоко сожалею о своем опрометчивом заявлении.

Еще не окончив фразы, он обернулся влево, где стоял Джонни Кайл, на языке у которого явно вертелся вопрос.

Когда камера немного отступила, обеспечив обоим место на экране, Кайл осведомился:

— Вы утверждаете, пастор Лемминг, что мистер Шелдон Скотт угрожал вам телесным повреждением? Это серьезное обвинение.

— Да! И от этого обвинения, сэр, я не откажусь — не откажусь ни за что! — Голос Фестуса вновь стал громовым, когда он повернулся и устремил в камеру взгляд сверкающих глаз. — Шелдон Скотт явился в церковь во время моей проповеди, накинулся на меня во время хорала, отвлек от моей паствы и заявил, что действует в качестве агента Эммануэля Бруно — этого воплощения зла! Он сказал, что если я не прекращу свою деятельность против Эммануэля Бруно и его нечестивого эровита, то…

— Да, пастор?

— Я колеблюсь — он не говорил, что убьет меня. Да, не говорил. — Тонкие губы скривились в улыбке, такой же теплой, как последний уголек от вчерашнего огня в камине. — Тем, кто знает мистера Шелдона Скотта, незачем объяснять, что он изъясняется весьма причудливо… Если повторить его слова точно, то он сказал, что сломает мне руки, ноги и шею — да, и шею! — каждую по крайней мере в одном месте, если не в нескольких.

Джонни Кайл не мог произнести ни слова. Ну, может, и мог, но не произнес.

— Я был близок к тому, чтобы почувствовать страх, — признался Фестус. — Мистер Шелдон Скотт — крупный и сильный мужчина… широкоплечий и мускулистый до неприличия.

Камера еще немного отодвинулась назад и, будучи не в состоянии лгать, продемонстрировала, каким маленьким и хрупким выглядит Фестус Лемминг рядом с Джонни Кайлом, чей рост составлял примерно пять футов одиннадцать дюймов, а вес — сто семьдесят фунтов. Можно было легко вообразить, как бы он выглядел рядом с таким «широкоплечим до неприличия» монстром, как я.

— Да! Я бы почувствовал страх в присутствии этого человека, живущего насилием, если бы не знал, что меня защитят семь тысяч членов моей паствы, а также…

— Он снова это проделал, — заметил я.

— Насколько я понимаю, пастор Лемминг, одна из пуль, предназначавшихся вам, ранила вашу прихожанку?

— Да. К счастью, рана легкая — очень легкая. Шок подействовал на нее сильнее раны. Крови почти не было…

— Вы должны отдать должное этому парню, — промолвил я. — Еще бы — вам не удастся спасти три миллиона душ всего за семь лет, если вы не знаете свое дело. Думаю, я недооценил…

Я умолк, услышав, как Фестус произнес «мисс Уинсом».

— Мисс Уинсом, — сказал он, — задержалась позже других прихожан, чтобы обсудить со мной некоторые ее обязанности. Она — одна их самых усердных, достойных и преданных членов Церкви Второго пришествия. Я знаю, что не должен иметь среди прихожан любимцев, но… Мы стояли у входа в церковь, когда грянули выстрелы и пули просвистели мимо моей головы. Одна из них легко ранила ее в левый бок. Но эта пуля, нацеленная в меня, могла поразить ее юное сердце! Могла убить ее! Могла разорвать мягкую плоть, проникнуть в невинную грудь…

— Да-да, пастор. С ней все в порядке, не так ли?

Я подумал, что, по крайней мере, одна из пуль не могла просвистеть мимо головы Фестуса, если она оцарапала мисс Уинсом левый бок.

— Да, благодарение Богу, — ответил Лемминг. На этой возвышенной ноте закончилось интервью с Фестусом Леммингом.

В моем стакане оставалось примерно на полдюйма бурбона с водой. Я опустошил его и заметил:

— Да, теперь этот парень достанет меня благодаря Реджине.

Дру наконец повернулась ко мне:

— Кому?

— Реджине Уинсом — девушке, о которой только что говорил Лемминг.

— Вы ее знаете?

— Познакомился с ней этим вечером в церкви, когда угрожал Леммингу «телесным повреждением». — Я сделал паузу. — Но теперь, по крайней мере, я знаю, что этот парень ко всему прочему еще и лжец. Что, возможно, делает его еще более опасным.