Микенский цикл - Валентинов Андрей

Послышался треск, я еле удержался на ногах – тяжелые створки медленно и нехотя стали растворяться.

Мой невидимый противник уже, конечно, не спал. Чуть пригнувшись, я прыгнул в темноту – и что-то просвистело совсем рядом, упало, со стуком покатилось по полу. Копье! К счастью, кидавший его промахнулся. Итак, драться придется всерьез – я был хорошо виден, а мой противник прятался в темном углу...

Внезапно комната осветилась – рядом со мною стояла Ктимена, держа в руках факел.

Ифимедей был в трех шагах, неподалеку от широкого ложа, устланного цветными хеттийскими покрывалами. Ванакт успел накинуть хитон, в руках его был меч, на голове блестел рогатый шлем. Он был еще не стар – крепкий мужчина чуть ниже меня ростом, широкий в плечах, без капли лишнего веса. Загорелое лицо казалось спокойным, на широких губах блуждала усмешка.

– Ага! Ты привела убийц, костлявая шлюха! – ванакт захохотал и не спеша надел на руку щит. – Интересно, чем ты станешь им платить?

Ктимена побледнела и отшатнулась. Ифимедей скользнул по мне взглядом, и вновь засмеялся:

– Ага! Самозванец! Ты вырядился в царские одежды, дурак, но от этого тебе не стать ванактом. Ну-ка поглядим, какого цвета твоя кровь!

Мои земляки любят пышные речи. Пока он изгалялся, я быстро оценил обстановку. Мужчина он крепкий, драться, кажется, умеет, но я моложе, и секира надежнее меча.

– Ну-ка, болван в царском фаросе! – Ифимедей повернулся ко мне. – Погляди на меня, прежде чем умереть!

– Это все слова! – я отбросил ненужный шит и взял «черную бронзу» двумя руками. – Много болтаешь, старик.

В его взгляде мелькнуло удивление, и я понял, что говорю на языке Баб-Или. Ифимедей еще раз посмотрел на меня, и тут, наконец, наши глаза встретились. Повинуясь какому-то наитию, я не спеша сдвинул шлем на затылок, открывая лицо.

...Послышался легкий стук – его меч упал на пол.

– Главк... – глаза ванакта стали пусты и бессмысленны. – Ты...

Да, боги любят шутить. Теперь я не удивлялся, почему богоравный Арейфоой так заинтересовался бывшим царским мушкенумом. Для Ифимедея эта шутка вышла не очень смешной.

– Главк... – голос стал еще тише. – Зачем ты?.. Ведь ты должен знать...

Я шагнул вперед, но он даже не подумал закрыться щитом. Лицо побледнело, Ифимедей пошатнулся – и без звука упал навзничь, словно невидимая стрела попала ему в сердце.

ВАВ

«Комнату заполнили воины»

Комнату заполнили воины. Мантос склонился над неподвижным телом и тут же выпрямился.

– Гадес призвал его к себе. Это суд божий, ванакт!

– Боги поразили узурпатора! – крикнул кто-то, и комнату захлестнул дружный вопль:

– Он мертв! Ифимедей мертв! Боги поразили его!

Я все еще стоял на месте, медленно приходя в себя. Боги могут поразить человека – в этом никто не сомневался. Правда, им не требуется ни молния, ни огонь. Стоит лишь даровать врагу слабое сердце. Ифимедей увидел призрак – и этого оказалось достаточно. Интересно, что значат его слова? О чем должен был знать покойный Главк?

– Слава ванакту Клеотеру! – крик вырвался наружу, отозвавшись по всему дворцу. – Слава Клеотеру! Да живет он вечно!

– Брат! – Ктимена прижалась ко мне, ее плечи беззвучно подрагивали. – Ты победил! Наш отец отомщен!..

Я погладил ее по голове, и растерянно оглянулся. Бой кончился, так и не начавшись, а что делать дальше, я совершенно не представлял.

– Пусть все соберутся в тронном зале, – послышался негромкий голос. Прет, сын Скира, стоял рядом, и лицо его на этот раз было серьезно. – Прикажи усилить караулы во дворце и у городских ворот. Пусть твой новый лавагет лично обойдет улицы и наведет порядок.

– Верно...

Я очнулся и поискал глазами Мантоса, но тот уже был рядом.

– Ванакт не нуждается в твоих советах, Прет. Я послал стражников к воротам и на улицу. Город спокоен. Скажи своему отцу, чтобы он шел домой и не показывался на глаза.

Тонкие губы Прета дернулись, но он ничего не ответил.

– В тронный зал! – крикнул кто-то, и толпа с шумом повалила из комнаты.

– Ванакт! – голос Мантоса звучал зло. – Во дворце должен быть один начальник. Я, как лавагет, отстраняю Скира и Прета от должности. Прикажи мне разоружить их людей!

Я поглядел на третьего геквета, но тот оставался невозмутим.

– Хорошо, – кивнул я. – Действуй! Но Прет останется здесь. Если его отец посмеет сопротивляться, то расплатится головой сына. А сейчас – в тронный зал!

И тут я заметил, что Ктимена исчезла. Обернувшись, я невольно вздрогнул – девушка стояла над трупом, в ее правой руке был окровавленный меч, а левая с трудом удерживала на весу отрезанную голову Ифимедея, ванакта микенского.

– Сестра!

Она оглянулась, и мне показалось, что губы царевны в крови. Рассмеявшись, Ктимена бросила меч и подняла мертвую голову обеими руками. Кровь лилась на хлену, пачкала пальцы, капала на пол.

– Смотри, брат! Ею можно играть, как мячом! – она подбросила страшный груз, подставив руки, но удержать не смогла – голова Ифимедея с тяжелым стуком покатилась по полу. Я обернулся к Мантосу, но тот, поняв меня без слов, поспешил взять царевну за плечи. Она не сопротивлялась.

– Теперь я буду убивать ее! – девушка вновь засмеялась и протянула ко мне окровавленные ладони. – Это наш день, брат! Наш самый счастливый день! Убивать! Убивать!..

– Лекарь здесь есть? – прошептал я на ухо Прету; тот медленно кивнул и вышел из комнаты.

– Мантос! Отведи царевну в ее покои и распорядись, чтобы о ней позаботились. За лекарем уже пошли.

Лавагет молча наклонил голову, но тут вмешалась Ктимена.

– Брат! – в голосе сквозило удивление. – Мы еще не убили ее! Сначала я убью эту суку! Ты же обещал...

Я уже не помнил, что обещал этой странной девушке, и на миг ощутил нечто вроде страха. Я давно разучился бояться людей – но здоровых. При виде безумца меня всегда берет оторопь, и никто не осудит за это. Хорошо, что Ктимена не моя сестра!..

И тут я понял, что ошибаюсь. В глазах Микасы и всей Ахиявы худая костлявая девица, залитая кровью собственного дяди, отныне имеет единственного родича, и этот родич – я. Вслед за этим стало ясно и другие, еще более скверное: я, как бы меня ни звали, отныне – ванакт Микасы .

...И тут пришел настоящий страх. Я не искал этой службы! Бывшего мушкенума Нургал-Сина завербовали против воли, всучив эту поганую работенку. Не я задумал переворот, я лишь «ушебти», но это знают немногие. Для большинства отныне этот залитый кровью дворец – мой, крысиная нора, называемая Великой Ахиявой – тоже моя, и отвечать за все будет один человек – богоравный ванакт Клеотер.

Да, я не искал этого, но согласившись, потерял единственное право наемника – ни за что не отвечать. «Серый коршун» может убить жреца и поджечь храм, но в ответе тот, кто ведет войска и сидит на престоле. Нургал-Сина же – нет, Клеотера! – завербовали именно в качестве Верховного Дерьмочерпия в этом мерзком сарае...

На миг меня бросило в жар, потом в холод, но затем сработала давняя привычка, много раз спасавшая в походах. Я этого не хотел, но все же вляпался, а значит надо выкручиваться. Как в той битве возле Урука, когда мы остались одни в чистом поле, а прямо в лоб на нас неслись эламские колесницы...

Я отстранил Мантоса и осторожно обнял девушку. Она затихла, что-то бессвязно бормоча и всхлипывая. Погладив ее по плечу, я обернулся и заметил в дверях Прета, а за ним – испуганного старичка в наскоро наброшенном гиматии. Оставалось вывести Ктимену и передать ее лекарю, но внезапно в коридоре послышался топот и звяканье оружия. Царевна дернулась, резко освободившись. Глаза ее вспыхнули.

– Брат! Это... Это она? Это ее привели?

Более всего хотелось, чтобы царевна ошиблась, но через мгновенье стало ясно – она права. Стражники ввели в комнату невысокую девушку, закутанную в богатое покрывало с золотой каймой. Я не успел разглядеть ее – Ктимена, словно дикая кошка, рванулась вперед.