За пределами просветления - Бхагаван Раджниш (Ошо)
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему? – спросил я.
Он ответил:
– У него такое седло – на нем очень больно сидеть. Так что его никто никогда не украдет. Я оставляю его где угодно, иду по своим делам и всегда нахожу его на месте. Люди пытались украсть мой велосипед – я знаю это, – но они возвращались и ставили его на место, потому что от него одни неприятности. Во-первых, он такой шумный, что все будут знать, кто его украл. Во-вторых, сидеть на нем очень больно, а в-третьих, у него нет тормозов, поэтому в любой момент может произойти несчастный случай.
– Но как ты с ним управляешься? – спросил я у него.
– Никаких проблем, – ответил он. – Прямо перед моим магазином растет большое манговое дерево. Я еду прямо на него; чтобы остановиться, необходимо дерево.
И вокруг особняка, в котором я с ним жил, росли очень большие, старые деревья, так что с этим действительно не было проблем.
– Все нормально, – продолжил он, – я еду в свой магазин, там есть дерево, еду домой – и там дерево. Если у вас нет очень старого дерева, вы не сможете ездить на моем велосипеде.
Просто двигайся потихоньку… шаг за шагом… и верь. Тотальное изменение обязательно случится, но не желай сразу слишком многого.
Оставайся всегда бдительным, так как ум хитер и ставит перед тобой недостижимые цели, чтобы ты постоянно торопился.
Все становится возможным, если ты двигаешься медленно, если ты делаешь много остановок в пути и не спешишь. Неважно, произойдет тотальное изменение или нет. Даже небольшие изменения в жизни драгоценны, поскольку они перерастают в тотальное изменение. Тотальное изменение – это не что-то отдельно взятое, это результат всех небольших изменений, назревшая революция, которая в тебе случается.
Так что всегда оставайся просто человеком.
В прошлом общество было сосредоточено на том, чтобы ставить перед вами недостижимые цели. Это делалось для того, чтобы унизить вас: вы не можете их достигнуть – вы чувствуете себя слишком маленькими, слишком слабыми, слишком хрупкими, у вас столько недостатков.
Я не хочу, чтобы вы думали о невозможных вещах. Я хочу, чтобы вы двигались очень медленно, изменяя небольшие кусочки своей жизни, – а это совсем нетрудно.
И однажды вы вдруг обнаружите, что произошло тотальное изменение.
Четвертый вопрос:
Ошо,
Раньше я так боялся получить удар или выставить себя напоказ. С тех пор как я нахожусь здесь и растворяюсь в тебе, я с незнакомым мне раньше нетерпением жажду этого. Мне очень хочется устранить все препятствия, покончить с ними, чтобы я мог двигаться к следующему утесу, стоящему на моем пути. Страх теперь кажется ничего не значащей старой привычкой.
Для меня ты – не знающее границ приглашение. Нет никаких преград, на которые я мог бы сослаться, чтобы дать рациональное объяснение недостатку смелости. Я благодарен тебе за то, что вокруг тебя не создана организация; во мне больше нет страха, что после получения удара от тебя люди, находящиеся у власти, могут этим воспользоваться, чтобы еще сильнее осуждать и подавлять меня или заставлять меня чувствовать себя виноватым.
Я так устал от себя, от моего «я», «я» и «я».
Это здоровое или нездоровое нетерпение?
Так обстоит дело с большинством саньясинов: если они получают удары, им это не нравится, их эго чувствует себя обиженным. Вместо того, чтобы с пониманием отнестись к этому, они обижаются, сердятся.
Если же они не получают удары, то им начинает казаться, что я не проявляю заботу о них, что я не обращаю на них внимания, что в то время, как других бьют, про них забыли. Они чувствуют себя так, как будто их не считают достаточно важными.
Так человеческий ум извлекает страдание из каждой ситуации. Если вы получаете удары, вам больно; если вас не ударяют, вам все равно больно.
Но что касается меня, я не заинтересован в том, чтобы наносить вам удары, причинять вам боль или игнорировать вас.
Для меня все в равной степени важны.
Всех вас привели ко мне одно и то же стремление, одна и та же жажда.
С твоей стороны будет очень любезно предоставить мне самому решать, когда удар необходим и когда ты его получишь, потому что удар – это исцеляющее средство, это своего рода хирургическое вмешательство.
Но не думай, что, если тебе не делают операцию, то, значит, тебя игнорируют. Если кого-то госпитализируют, а на тебя никто не обращает внимания… Нет, когда тебе потребуется операция, тебе ее сделают – каждый получит то, в чем он нуждается.
Всякий раз, когда нужен будет удар для того, чтобы помочь твоему росту, ты не останешься без него. Но если в этом нет необходимости, ненужные удары только сделают тебя твердолобым. И потом, когда придет время ударить тебя, ты уже привыкнешь получать удары…
Когда я учился в школе, я почти всегда опаздывал, потому что по пути очень многое отвлекало меня. Я всегда выходил из дома в нужное время, но я никогда не приходил вовремя, потому что по пути происходило так много всего интересного – какой-то фокусник проделывал свои трюки, и уйти было невозможно. Оставить фокусника и пойти на занятия… к какому-то глупому учителю, рассказывающему про географию.
Поэтому меня постоянно наказывали. Но скоро мои учителя поняли, что наказывать меня бесполезно. В качестве первого наказания они велели мне обойти вокруг здания школы семь раз. Я спросил у них:
– А что будет, если я обойду одиннадцать раз?
Они ответили:
– Ты с ума сошел? Это же наказание.
– Я знаю, что это наказание, – сказал я, – но я не делал сегодня утреннюю зарядку. Если это будет моей утренней зарядкой, вы ничего не потеряете. Я буду наказан, моя зарядка будет сделана, никто ничего не потеряет, все только выиграют.
В конце концов они перестали меня наказывать, поскольку это не работало. Например, они просили меня выйти из класса.
Я говорил:
– Это хорошо, я люблю свежий воздух. В классе темно и грязно, а на улице так прекрасно. И даже сидя в классе, я всегда смотрю в окно. Кому интересна ваша учеба? А там поют птицы, цветут деревья… так красиво вокруг.
Каждый день директор совершал свой обход и каждый день обнаруживал меня на улице. Как-то он спросил меня:
– Что происходит?
– Ничего, – ответил я. – Я люблю находиться на свежем воздухе, это полезно для здоровья. Вы же видите, как тут красиво.
Но он сказал:
– Я поговорю с твоим учителем. Как это он разрешает тебе проводить время на улице?
– Я не знаю, – ответил я. – Каждый день он говорит мне: «Выйди вон». Поэтому теперь я даже не спрашиваю его. Это стало уже привычкой, я просто прихожу и стою здесь.
Он спросил об этом у учителя. Тот ответил:
– Да это было месяц тому назад! Я только один раз велел ему выйти на улицу – с тех пор он больше не приходил в класс. Я думал, это будет для него наказанием, а ему это нравится. Мало того, он еще и другим ученикам внушает, что это полезно для здоровья. И они спрашивают меня: «Сэр, а можно нам тоже постоять на улице?» И что же мне теперь делать? Может быть, тоже пойти на улицу?
Все дело в том, как ты к этому относишься.
Прежде всего, не беспокойся. Если ты не получаешь ударов, возможно, тебе они не нужны или для этого еще не пришло время. А если тебя придется ударить, не обижайся, потому что на самом деле я ударю не тебя, а по твоему эго. Я всегда ударяю по эго. Это то, что является вашей болезнью, то, что должно быть отброшено.
Но предоставь это мне. Я не буду следовать твоим ожиданиям. Ты хочешь получить удар – очень сильный удар, чтобы похвастаться перед всеми: «Смотрите, какой сильный удар я получил!» В таком случае удар послужит на пользу эго. Вместо того, чтобы быть разрушенным, оно наоборот получит подпитку от удара.
Так что предоставь это мне. Это не твое дело.
Как только я почувствую, что ты нуждаешься в ударах, ты их получишь – и ты получишь их ровно столько, сколько тебе нужно. И не стоит этим хвастаться и переживать по этому поводу; просто попытайся это понять.
Это школа понимания.
Пятый вопрос:
Ошо,
Двадцать пять лет у меня ушло на то, чтобы добраться до тебя, три года – на то, чтобы побыть рядом с тобой, четыре года – на то, чтобы убежать от тебя и оказаться втянутым в любовные отношения, похожие на «американские горки». Через четыре года я вернулся к тебе, через одиннадцать лет передал тебе вопрос – а ты отвечаешь этому немецкому парню и хочешь послать меня снова в ад, к какой-нибудь «трудной» женщине. И через двадцать восемь лет, когда я приползу назад, чтобы спросить тебя: «Что дальше?» – ты, возможно, снова ускользнешь от ответа.
Ты хочешь убить меня или что-то в этом роде?
Ты прав, вопрос был твоим – по крайней мере, написан тобой, – но тот немецкий парень больше нуждался в ответе. Никакого недоразумения не было.