Катрин Денев. Красавица навсегда - Плахов Андрей Степанович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хочу вернуться к специфической алхимии кинематографа, позволяющей раскрывать разные лики вашего таланта…
– Еще Жак Деми внушил мне любовь к планам-сценам, длинным панорамам. Я не люблю, когда камера нацелена только не меня, я предпочитаю, чтобы она смотрела на сцену и на героев…Я смотрю на себя как на инструмент. Я стараюсь проникать в чужой мир с большей страстью, чем в саму роль.
Из киноманского прошлого
(Львов, 1968)
В глубокой юности, прогуливая лекции на мехмате, я посмотрел «Шербурские зонтики» и влюбился в белокурый экранный образ. Это было в городе Львове, в кинотеатре, который тоже назывался «Львов». Потом на наши экраны вышли «Девушки из Рошфора», потом – «Майерлинг».
Я написал девушке по имени Катрин Денев письмо и послал на вражеское Французское радио. В общем, это было послание в никуда, в потусторонний мир, в капиталистическую преисподнюю. Как ни странно, довольно скоро я получил ответ, выполненный неформально – ее размашистым почерком на тонкой бумаге с водяными знаками, с монограммой C.D. и с подписанной фотографией. Потом было еще одно письмо – и еще ответ, правда, уже машинописный.
Тогда Денев не была так знаменита. А у нас о ней знали еще меньше, чем во Франции, то есть практически ничего. Мне казалось, что это мое собственное открытие, и я со всей отпущенной мне убежденностью предрекал ей успех и славу. Так и случилось очень скоро: вчерашняя дебютантка снималась у лучших режиссеров мира, стала эталоном красоты и французского шарма. О ней теперь говорили как о «новой Грете Гарбо», хотя и по-другому загадочной, и в то же время как об универсальной актрисе, которая, никогда не повторяясь, всегда остается на экране самой собой. Это подтвердило мои догадки о том, что киноактер только тогда становится звездой, если он наделен особого рода пластической магией и чувственной реакцией на свет, на объектив кинокамеры. Прочитав литературу на сей счет, я убедился, что все это было хорошо известно до меня.
Тем не менее я сделал лихой кульбит и превратился из математика в кинокритика. Фильмы с Катрин Денев растворились в безбрежном море кинематографа. Теперь на фестивалях мне часто приходилось встречать французских звезд. Ужинал с Жанной Моро, представлял на сцене Жаклин Биссе, водил по Москве Джейн Биркин, запросто общался с Изабель Юппер. Но Катрин Денев видел и слышал только с приличного расстояния на пресс-конференциях. Излучая свойственное лишь ей сияние, она появлялась на сцене внезапно и так же стремительно исчезала за спинами бодигардов.
Мне даже не удалось лично подарить ей свою книжку – только передать через общих знакомых. Сначала через Аньес Варда, потом, для страховки, через Александра Кайдановского, который заседал с ней в одном каннском жюри. Как-то Аньес, с которой мы в очередной раз встретились в Париже, взялась представить меня Катрин на церемонии награждения «Сезарами», но именно в тот вечер мне назначили лекцию в Лилле, перенести ее было невозможно, значит – опять не судьба. И потом Аньес пыталась нас познакомить, но каждый раз по какой-нибудь причине план срывался. В этом несомненно был какой-то рок.
Лондонская богема. Ледяная маска
Белоснежка превратилась в колдунью, которая тем страшнее, что сохраняет всю привлекательность своей красоты… Когда на экране Катрин Денев, значит – недалеко безумие, ледяное и удушающее безумие. Ив Алион
Действующие лица:
Роман Поланский
Дэвид Бейли
Джейн Шримптон
Мик Джаггер
Кристиан Вадим
Жерар Лебовичи
Роже Вадим
Джейн Фонда
Микеланджело Антониони
Дэвид Хеммингс
Ричард Лестер
Джин Келли
Алистер МакИнтайр
Жерар Браш
Шарон Тейт
Хельмут Ньютон
Мэн Рей
Марчелло Мастроянни
Тони Скотт
Дэвид Боуи
Ив Сен-Лоран
Милена Канонеро
Сьюзен Сарандон
Кьяра Мастроянни
Альфред Хичкок
Луис Бунюэль
А также
Франсуаза Дорлеак
Время действия:
1962–1983
Место действия:
Лондон (Великобритания)
Париж, Рошфор (Франция)
Италия
Австрия
Фильмы:
Затмение
Молчание
Постоянство разума
Любовная карусель
Вечер трудного дня
На помощь!
Сноровка
Отвращение
451° по Фаренгейту
Тупик
Фотоувеличение
Бал вампиров
Ребенок Розмари
Жилец
Голод
Международный успех «Шербурских зонтиков» открыл перед Катрин Денев двери зарубежных киностудий.
В 1964 году, пока не заглохли отголоски каннской премьеры, она успевает сняться в Италии в фильме «Постоянство разума» по роману Васко Пратолини. Вояж в эту страну традиционен для французских актрис и иногда дает дополнительный импульс их популярности. Но, по признанию самой Катрин, ее первый заграничный опыт «оказался великим разочарованием: сюжет был прекрасным, а реализация – претенциозной»[9].
Не спасла и самая что ни на есть добротная литературная первооснова. Об этой картине тактично умалчивают биографы актрисы, как и об ее участии год спустя в скетче Рольфа Тиле «Сомнамбула» из австрийского фильма-триптиха «Любовная карусель».
Пройдет еще несколько лет – и Денев привлечет внимание крупнейших итальянских и испанских режиссеров, обретет признание в этих соседних с Францией странах. Теперь же в судьбе актрисы наступает резкий перелом. В 1965 году она снимается в первом своем англоязычном фильме «Отвращение» Романа Поланского. В августе того же года выходит замуж за молодого, но очень известного лондонского фотографа Дэвида Бейли. Лондон становится ее вторым домом.
А началось все в Париже, где Денев и Поланский оказались соседями по съемочным павильонам. Она и раньше слышала о молодом одаренном поляке, а теперь имела возможность оценить его едкое остроумие, когда он потешал ее в студийном кафе польскими анекдотами. Но когда он вдруг предложил ей сняться в Лондоне в большой роли, поняла, что и режиссер к ней давно присматривался. Он делал даже кое-какие намеки через ее импресарио Жерара Лебовичи, который немало способствовал тому, чтобы его подопечная не замкнулась в ролях инженю и расширила диапазон своих ролей. И все же замысел фильма, ради которого предстояло надолго застрять в Лондоне, был таким необычным, а Поланского Денев знала так мало, что решение актрисы быстро подписать контракт можно объяснить либо «приливом крови к голове» (с ним Катрин сравнивает интуитивный выбор фильма), либо желанием радикально сменить обстановку, место, людей, в конце концов, даже язык. Вопрос – сменить на что?
Лондон начала 60-х годов переживает особую пору расцвета, привлекая молодежь и художественную богему со всего западного мира – как еще недавно Рим и Париж. Это десятилетие биг-бита, мини-юбок и джинсов, нового молодежного стиля жизни made in England.
Главный культурный компонент этого стиля, разумеется, музыка. Целое поколение нашло себя в ритмах «Битлз», в лучах беспрецедентной славы которых плодились десятки других групп и ансамблей. За океаном, в Штатах, и даже в соседней Франции, за полоской Ла-Манша, еще только прислушивались к новым веяниям, не предполагая ни масштабов, которые примет движение хиппи, ни майских потрясений жаркого 1968 года. А четверка парней из Ливерпуля уже распевала свои завораживающие песни, в которых причудливо совмещались чистейший лиризм и «пощечина общественному вкусу», спонтанный протест и диктат моды. Главное же – в этих песнях звучала нота надежды. Надежды на мир без войн, на царство всеобщей любви и свободы, на полное – вплоть до опасной грани – раскрепощение личности.