Птица Феникс - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Здрасьте, - сказал Петрухин, присел на край стола и взял сигарету.
- Ну что? - спросил Купцов заинтересованно. Прежде чем ответить, Петрухин прикурил и выдержал паузу.
- А что? - сказал он весело. - Есть! Потек Саня, потек...
- Ну не тяни кота за хвост, Дима. Назвал конкретных людей?
Петрухин покосился на Бодулю, но Купцов сказал:
- Можно говорить. Это друг Кости, АВТОРИТЕТНЫЙ человек.
Петрухин выпустил колечко дыма и смотрел, как оно тает в воздухе. Бодуля, как зачарованный, тоже смотрел на это колечко.
- Назвал,- сказал Дмитрий.- Назвал двух человек: некто Митрофан и некто Бодуля.
- Ага... а кто такие? - заинтересованно спросил Купцов и подмигнул Бодуле: вот, мол, видите? А вы спрашивали: есть ли результат?.. Вот он результат-то.
- Пока не знаю, но это уже совсем не вопрос.
- Простите,- решительно поднялся Бодуля. - Простите, мне нужно выйти. Вспомнил, что оставил в машине "дипломат"... Боюсь, украдут.
- Да не беспокойтесь, - ответил Петрухин, - здесь же охраняемая стоянка.
- И все же, - сказал Бодуля и повернулся к двери. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел Зеленцов. В руках тарелочка с бутербродами.
- Ты куда, Евсеич? - спросил он. - Сейчас примем по каплюхе.
- Э-э... я на минуту. Забыл в машине "дипломат".
- Херня все это,- уверенно сказал Костя, животом вталкивая Бодулю обратно в кабинет. Со стороны все это выглядело естественно, непринужденно и даже весело: вот случайно или почти случайно встретились несколько мужиков... Все примерно одного возраста, жизнью битые... И решили чуток выпить. Просто так, без особого повода... Ну что тут скажешь? Бывает... Вроде и не дело - в рабочее-то время, но да уж...
- Херня все это, - сказал Костя. - Щас я охранника вызову, и он принесет, а мы тем временем уыпьем уодка... ее, сэр?
- Да я лучше сам,- попробовал Бодуля.- У нищих слуг нет, Матвеич...
- Херня, - отрезал Зеленцов и втолкнул-таки Коровина в кабинет. - Да ты и не нищий, Евсеич. Ты уважаемый человек, наш деловой партнер.
Теперь бытовая ситуация с предполагаемой выпивкой уже не казалась такой естественной и безобидной... Неожиданно проявилось скрытое напряжение. Бодуля опустился на стул, снял очки. За темными стеклами прятались, как оказалось, маленькие, бесцветные и невыразительные глазки под безволосыми бровками. Кожа вокруг глаз была воспаленной, красноватой.
Зеленцов поставил тарелку с бутербродами на стол, потер с довольным видом руки и сказал:
- Ну, щас мы ва-аще... А кстати, Дима, как успехи с тверским парнишкой?
- Все путем, - ответил Петрухин. - Приму с вами соточку и пойду продолжу...
Он взял бутерброд с розовым ломтиком рыбы и откусил сразу половину.
- А конкретно назвал какие-то фамилии? - спросил Зеленцов.
- Нет... Два погоняла назвал: Митрофан и Бодуля.
В кабинете стало очень тихо. Только чавкал Петрухин, и за дверью, в коридоре, цокали дамские каблучки... Стало очень тихо. Зеленцов медленно обернулся к Бодуле. Бодуля вскочил.
- Сядь! - сказал Зеленцов и толкнул его в грудь.
- А дайте-ка я еще бутербродик съем, - облизываясь, произнес Петрухин.
* * *
Конечно, Бодуля сразу заявил, что все это ложь и провокация. И его внимательно выслушали. И Петрухину, и Купцову, и Зеленцову подобного рода заявления во всех мыслимых и немыслимых вариантах были очень хорошо знакомы. Подавляющее большинство задержанных обязательно говорили о том, что произошло недоразумение, ошибка, роковая случайность, стечение обстоятельств... Или же: ущемление прав личности, человеческого достоинства, прав человека... Или же: произвол, глумление, провокация, рецидив 37-го года. И, разумеется: "Я это так не оставлю!"
Бодуля, конечно, пошумел. Его выслушали, и он довольно быстро скис.
- Что, - спросил он, - вам от меня надо?
- Митрофан, - сказал Зеленцов. - Дай показания на Митрофана.
- Ну ты че? Ты смешной какой-то...
- Ты тоже, - ответил Петрухин. - Что ты жмешься, Бодуля? Заказ-то ведь от Митрофана поступил... так? Расскажи - и все тип-топ.
- Не знаю ничего, - внаглую лепил Бодуля. - Коньячку плесни, Костик.
- Пей. А обслужишь себя сам - слуг-то, как ты говоришь, у нищих нету.
Бодуля налил себе недорогого, но хорошего дагестанского коньяка от Шилкина, выпил... Он лихорадочно пытался сообразить, что делать, но ничего путного в голову не приходило. Оставалась испытанная тактика: все отрицать, гнать дуру, прикидываться "скорбным на голову", но избегать конкретных ответов на вопросы.
Бодуля выпил, закусил сигаретным дымом и сказал:
- Я ничего говорить не буду, я устал...
- Можно взбодрить,- сказал Петрухин.- Один тверской парнишка тоже кобенился, кобенился: ничего не знаю, ничего не помню, все забыл... Но я к нему подошел творчески - и ведь все вспомнил. Взбодрить?
- Не надо,- ответил Купцов.- Давай-ка, Бодуля, попробуем по-другому. Не хочешь говорить - не надо. Но пойми, что это в твоих же интересах. Ты рассказываешь на видеокамеру о том, как дело было, - и все. Ты свободен, потому что больше нам не нужен... нам нужен Митрофан.
- А кому я вообще буду нужен, ежели Мит-роху сдам?
- А в зоне кому ты нужен?
- А ты что - прокурор, что зоной меня пугаешь?
- Нет, я не прокурор. Но если общего языка не найдем, то бумаги мы отдадим в прокуратуру. И вот тогда ты в зоне. Надолго.
- Ты это бакланам впаривай. Нет у вас против меня ничего, кроме слов этого желторотого. Трое бывших ментов рассмеялись.
- У тебя, Бодуля, адвокат есть? - спросил Купцов.
- Есть, - оживился вдруг Коровин. Он даже удивился: как это он забыл про адвоката-то?. Наверно, потому, что здесь все-таки не ментовка. Потому, что он видел избитого и закованного в наручники человека и Петрухина с резиновой палкой в руках. - Есть у меня адвокат.
- Давай-ка пригласим его сюда, и он оценит ситуацию. А потом даст тебе совет: отмазывать Митрофана или спасать свой организм.
Адвоката вызвали, и уже через полчаса он был в "Фениксе". Адвокат оказался седым и тощим мужиком лет пятидесяти с сильной дальнозоркостью. Глаза, увеличенные толстыми плюсовыми линзами, выглядели по-совиному огромными. Купцов за пять минут изложил ему ситуацию и в заключение прогнал пленку с признаниями Крушинникова.
- Вот эту кассетку и присовокупленные к ней прочие документы мы сегодня же отдадим в прокуратуру. Как вы думаете, господин адвокат, сколько времени ваш клиент пробудет на свободе? - спросил Купцов.
Адвокат все понял, попросил возможности поговорить с клиентом приватно. Им, разумеется, разрешили... Через четверть часа Бодуля "давал интервью" перед объективом видеокамеры.
Петрухин:
Вот, собственно, и все - финал... Или финиш? Не знаю, как правильно сказать... Надо будет спросить у Ленчика, он у нас интеллектуал. Ну, в общем, мы "взяли интервью" у Бодули. В присутствии его адвоката - господина Розинера Бориса Ефимовича. Борис Ефимович засвидетельствовал, что показания его клиент дает добровольно, побуждаемый глубоким раскаянием...
От раскаяния Бодуля врезал несколько полтинников коньяку и хотел еще шмальнуть косячок, но Костя сказал: "На хер. Нечего тут притон устраивать".
Бодуля, конечно, попытался впарить нам свою версию, но мы привели Крушинникова. И Саша Ки-рюшу поправил... Вот так. Но он - Бодуля - в общем-то, и сам все уже понял, да и гражданин Розинер ему отсоветовал лапшу вешать. Поэтому мы записали нормальное интервью и с Крушиннико-вым и с Бодулей. Крушинникова мы после этого отпустили. Костя послал кого-то в Апрашку, где Сане купили турецкого шитья "адидас", я выдал ему двести рублей на дорогу. Он спросил:
- А... что дальше?
- Дальше... дальше вали в свою Тверь. Сиди тихо. Больше не балуйся,
- А как же ЭТО? - спросил он, кивая на огонек свечи под стеклянным колпаком.
Мы стояли в холле "Феникса" у дверей черного стекла с золотой птицей, объятой пламенем... Видимо, из-за тонировки стекла улица казалась мрачной и безжизненной... Там, за стеклом, был яркий солнечный день, но из холла все это выглядело по-другому. И даже алые розы в вазе казались черными.
- А как же ЭТО? - спросил убийца Крушинников. Я не знал, что ему ответить. Я повернулся к Леньке. А Ленька пожал плечами и сказал слова, которые я тогда не понял:
- Это - беда во всем, что делается под солнцем, ибо участь для всех одна. Потому-то осмеливаются люди на зло, И пока они живы, в их сердцах безумье, А после этого - к мертвым*
* Купцов цитирует Екклесиаст, гл. 9.
...Я признаюсь; ничего не понял. И Крушинников тоже. Он побледнел и посмотрел на Леньку со страхом. Думаю, что он уловил только слова: "А после этого - к мертвым", - и принял их за приговор... Он побледнел и быстро распахнул дверь... На пару секунд улица предстала такой, какой она и была на самом деле: солнечной, яркой, живой. Но дверь закрылась, и снова навалились сумерки. В сумерках убийца миновал свечу - душу Людоеда - и пошел в сторону Невского. На свободу, на свободу... Мы с Ленькой смотрели ему вслед. - И пока они живы, - пробормотал Ленчик, - в их сердцах - безумье...