Лис и Александра (СИ) - Ростов Олег

Эмиль прыснул, но потом взял себя в руки. У Александры был бешеный взгляд:

— Да Лис, ты настоящий скот и животное!

— И я тебя обожаю, солнышко! Ну, так как, будем отжимать или отворачиваемся?

Обе красавицы выбрали созерцание местности, находящейся в противоположной от нас стороне. Быстро отжав плавки, я оделся. Эмиль с Хоттабычем, еще возились со своим бельем, я же тихо подошел к Александре и встал у нее за спиной. Она ничего не заметила. Я видел, чувствовал, как ее колотит от злости.

— Скот, сволочь, животное, чудовище, — тихо, чуть не плача говорила она.

— Ты, забыла еще мужланом меня обозвать, — шепотом сказал я ей на ухо. Она подпрыгнула от неожиданности. Резко развернулась и застыла. В ее глазах стояли слезы.

— Александра, не вздумай пнуть меня в интимное место. Пожалуйста. — Да, в такую можно влюбиться. Жаль, что я не принц, первый раз в жизни, я пожалел, что не отношусь к дебильной средневековой аристократии. Придвинулся к ней. Она прижала руки к своей груди. Глядела прямо мне в глаза. Я склонился:

— Саша, настало время первого урока.

— Какого урока?

— Ты забыла? У нас сделка! — правой рукой прижал ее к себе. Ее руки оказались зажаты между моим и ее телом. Левую руку я аккуратно положил ей на затылок. Наклонился еще и прикоснулся к ее губам. Сначала слегка, потом больше, закрыв их в итоге полностью. Она держала губы плотно сжатыми. Все ее тело было натянуто как гитарная струна. Тронь чуть и лопнет. Понял, что так ничего не получится. Стал целовать ей лицо, едва касаясь губами ее кожи. Кончик носа, щечки, ушки, глаза. Я ощущал губами ее чудные огромные ресницы. Почувствовал вкус слез. Поцеловал уголок рта. Постепенно напряжение ее стало отпускать.

— Чуть приоткрой рот, любимая. — Тихо прошептал ей, так, что бы кроме нее никто не услышал. Она приоткрыла. Теперь это был уже нормальный, полноценный поцелуй, с моей стороны конечно. Чуть прикусывал ей губы, верхнюю, нижнюю. Потом целовал опять уголок рта. Правый, левый, опять губы. Она уже сама прижималась ко мне. Глаза оставались закрытыми. Оторвался от губ. Она потянулась ко мне. Опять приник к ее губам, как к чистейшему источнику. И понял, что нужно прекращать. А то, что-то самого начало штормить.

Сердце застучало так, что, кажется, его слышно на десятки метров вокруг. Кровь ударила в голову, зашумело в ушах, стало жарко. Жар разливался по телу волна за волной. Хотелось целовать ее все дольше и дольше и не только губы, лицо, а всю. Отстранился. Она потянулась. Глаза оставались закрытыми.

— Саша, — прошептал ей, — все, солнышко.

Какое-то время она еще тянулась ко мне. Потом начала приходить в себя. Распахнула глаза. У нее на лице возникло выражение обиды, как будто ее лишили сказки, хорошей доброй сказки.

— Еще, — умоляюще прошептала она.

Я отрицательно покачал головой. Постепенно жар уходил, сердце успокаивалось. Нормально, а то еще немного и точно начал бы раздевать ее. Больше самоконтроля боец!

— Нет, Саша. Ознакомительный урок закончен. Нам нужно уходить. Мы и так задержались здесь. Нужно идти.

Она закрыла лицо руками. Я посмотрел на своих остальных подопечных. Они глядели на нас во все глаза.

— Что смотрим? Цирк бесплатный нашли? Все, выстраиваемся в походный ордер. Первый Эмиль, за ним Хоттабыч, потом Алиса, следующая Александра. Я замыкающим. Все, пошли.

Принцесса справилась, хотя я и опасался. Рванули с места в карьер. «Стечкин» уютно устроился в кобуре, на боку болтался тесак. Шпагу герцога закинул за спину. Ну, не улыбалось мне, что бы эта железяка колотила меня по бедру. Так же тащил небольшой мешок, в который я собрал всю оставшуюся после неудачников еду. Даже полштофа вина было, не все уроды вылакали. Бежали рысцой долго. Начало всходить солнце. Уходили в лес все дальше и дальше. Вел нас Эмиль. Куда он ведет, не понимал. Главное, подальше от брода.

Я не могла понять Лиса. В нем жило как будто два человека. Один был хам и грубиян, которому нравилось унижать меня. Я видела и чувствовала, как ему доставляло удовольствие это. Второй, как будто пытался извиниться за содеянное. Еще во дворце, когда он расправился с Маликорнами и их людьми, он тут же наговорил мне ужасные вещи. И я ничего не могла ему ответить, так как находилась в его руках.

Но, увидев мои слезы, его как будто подменили. Он даже приобнял меня, пытался утешить, извиниться. А потом поцеловал в лоб. Никогда еще ни один мужчина не прикасался так ко мне. Даже руку мне целовали только тогда, когда она была облачена в перчатку. Я не могу сказать, что испытала в тот момент. В его словах было столько теплоты, что я потянулась к нему — не телом — душой, сердцем. Но прошло совсем немного времени и, он опять стал прежним. И я сразу подверглась еще большим унижениям, будто он пытался отыграться на мне за свою минутную слабость. И в подземелье, когда мы вышли к тайной сокровищнице моей семьи, он опять унизил меня, рассуждая во весь голос — стоит ли брать меня в жены и, если стоит, то я должна буду нарожать ему кучу детей. Что я могла ему сделать? Ничего. Даже призрачная стража, охраняющая сокровища, оказалась бессильна против него. А он смеялся и надо мной и над ними. Простым смертным, да и не только им, найти сокровищницу в подземном лабиринте было невозможно. Подходы к ней охранялись запутанным лабиринтом и магическими ловушками, поэтому я не боялась показать ее Алисии, Эмилю, магу-недоучке и Лису. И когда ОН, открыв сундук, взял оттуда горсть золотых, мне показалось, что я увидела в его глазах алчность. Я поняла, что Лису не обязательно иметь поводыря. Он с легкостью найдет сокровищницу. Осознание этого и те унижения, которым я опять подверглась, заставили меня опять заплакать. Это было единственное, чем я могла ему ответить. И Лиса опять как будто подменили. Я ощутила его руки, которые держали мои плечи. Его голос, он стал успокаивать меня. Даже пообещал, что, когда доставит меня в Цитадель, то исчезнет, и я забуду его, как кошмарный сон. А алчность в его глазах мне просто показалась. Для него золото не имело ценности. Даже когда я предложила ему взять плату за мое сопровождение, он согласился, только взять не золотом, а поцелуем! Он сказал, настоящим поцелуем, который женщина дарит любимому мужчине. Но как я могу так расплатиться? Я никогда ни кого из мужчин не любила. Я не знаю что это. Но он сказал, что научит меня! То есть он будет меня целовать?! Хотела ли я этого? Да, наверное, хотела, но только что бы меня касался не тот Лис — грубиян, хам и настоящее животное. А другой. И если для этого нужны слезы, они будут. И еще, я решила хоть раз смутить его. Возможно ли это? Я попыталась, когда мы выбрались за пределы города. Наш вид с Алисией, когда мы, наконец, выбрались из колючих кустов, был ужасен. Вся одежда пришла в полный беспорядок. А на правой ноге колготы у меня вообще порвались. Я уже не говорю про царапины, которые покрывали нежную кожу моих рук, даже на лице была пара царапин. Решила, сделать вид, что не замечаю. Пусть посмотрит на меня, тем более идти я планировала прямо перед ним. Вот только поздно поняла, что попалась в его ловушку. Он как будто, ждал этого, и я опять подверглась унижению, пусть и не такому как раньше, но все же. Он сказал, что ничего интересного во мне нет, что я костлява и от меня даже комары шарахаются. Потом была ночь. Мне снилось что-то хорошее, из прежней жизни.

Я проснулась от того, что кто-то держал мою ногу. Это был Лис и он был обнажен! Практически полностью! Только небольшой кусок материи был на его бедрах. Тут же увидела обнаженных по пояс Эмиля и этого, Хоттабыча. У меня началась паника. Неужели он, Лис, решиться на такое грязное насилие надо мной и моей Алисией? Но Лис опять посмеялся, сказав, что путь свободен, а я не о том думаю и что бы даже не мечтала о нем! Мне хотелось заплакать. Я ударила его ногой, которую он продолжал держать в своих руках. Потом были мертвые солдаты герцога, охранявшие брод через реку. Это он их всех убил. Я смотрела на него. Высокий, сильный, двигается на самом деле как большой и хищный кот. Его совсем не смущало, что мы с Алисой смотрим на его обнаженное тело. А на берегу, он подхватил меня на руки, что бы перенести через реку. Что я почувствовала? Впервые обнаженный мужчина, держал меня на руках и прижимал к своему телу. А я обнимала его, касаясь его кожи. Наши головы были очень близко друг к другу. Я ощущала его дыхание. Чувствовала, как бьется его сердце. Его большие и сильные руки держали меня очень осторожно, нежно, как будто он боялся навредить мне, причинить боль. От него шел жар. Этот жар стал передаваться мне. Мне было стыдно, я хотела, чтобы он отпустил меня и в тоже время, чтобы не отпускал. А когда он опустил меня на землю, сделав шаг назад, мне стало грустно, мне хотелось, что бы он обнял меня, прижал к себе. Я даже отвернулась, чтобы он не видел мое лицо. А потом, я опять подверглась чудовищному унижению. Хотя, я, наверное, сама была виновата— спровоцировала его на грубость. Он потребовал, что бы мы с Алисией отвернулись, так как им нужно было выжать мокрое белье. Почему я так поступила, не знаю. Я отказалась отворачиваться. В ответ услышала, что он снимет свои плавки, это он так назвал то, что было одето на нем, и я собственноручно выжму их. А вид настоящей мужской красоты, это он имел ввиду свои мужские чресла, станет мне наградой, и мне будет что вспомнить, когда выйду за какого-нибудь принца, которого он сравнил с насекомым. Сказать, что я была в ярости, это значит, ничего не сказать. Но кроме нее, я чувствовала боль в душе. Почему он так со мной? Все не может простить мне эту вазу? Я отвернулась. Но долго переживать он мне не дал. Лис подошел ко мне сзади тихо, что я не услышала его. Зато он слышал все те эпитеты, которыми я его награждала. И на ухо тихо предложил еще один оскорбительный эпитет, которым я его могла наградить. От неожиданности, я чуть не ударила его. Он стоял уже одетый. На лице была улыбка, но не наглая, язвительная, а просто улыбка. Он сказал, что настало время для первого урока. И прижал меня к себе. Потом он меня поцеловал. Я замерла и сжалась. Да, я знаю, что мужчины и женщины целуются. Сама замечала иногда в переходах дворца, как некоторые мои придворные делают это, когда думают, что их никто не видит. Мне всегда было интересно, как это и что ты чувствуешь?! Но сама попробовать и ощутить этого я не могла, до тех пор, пока не выберу себе мужа по достижении восемнадцати лет. А до этого момента никто из мужчин не мог коснуться моих губ под страхом потери головы.