Тридцать дней войны - Валериан Скворцов

В ходе боев выявились вопиющие недостатки в управлении китайскими войсками и их подготовке. Отсутствие тактической грамотности, неслаженность во взаимодействии танков, пехоты и артиллерии, которые порою не только мешали друг другу или действовали совершенно несогласованно, но и попадали под огонь друг друга, неумение скрытно сосредоточиться на направлении главного удара, плохая индивидуальная выучка и низкий боевой дух личного состава, нехватка транспорта, нежелание или неспособность командования среднего звена проявлять инициативу и самостоятельно принимать решения в изменившейся обстановке — все это стало очевидным и для пекинской верхушки.

Вьетнамские разведчики не переставали удивляться пустопорожней напыщенности перехваченных боевых приказов китайских штабов, бесконечным повторениям одного и того же: «У нас огромные людские резервы. Народ полностью доверяет нам. Сколько бы нам ни потребовалось солдат — мы завтра же будем иметь их в избытке. Вымести небо, овладеть воздухом, наказать наглецов на море и контратаковать их на земле до победного разгрома — это ваша работа!» И тому подобное. Встречались также приказы, состоявшие из одних лозунгов, приказы, по существу переписанные из поучений «заклейменного» Линь Бяо о «народной войне».

На начало марта китайская армия, кроме известных «успехов» в грабежах, насилиях и убийствах, не достигла никаких других, и прежде всего военно-политических, целей в отношении Вьетнама. Все отчетливее вырисовывался близкий крах экспансионистских замыслов Пекина. Тяжесть потерь, несостоятельность громких деклараций о быстрой победе усугубляли замешательство в китайских штабах. Что следовало предпринять? Закрепляться ли на захваченных территориях? В этом случае не избежать огромных трудностей, которые испытывает вторгшаяся армия в чужой, враждебно настроенной стране, когда она, не имея возможности наносить стремительные удары и одерживать быстрые победы, вынуждена переходить к затяжным позиционным действиям. Продолжение войны поглощало огромные материальные ресурсы. Пекин не мог не учитывать и неминуемый рост протестов против затеянной им авантюры как внутри самого Китая, так и на международной арене.

Но главным обстоятельством, тревожившим Пекин, был все усиливающийся отпор со стороны Вьетнама, чьи основные, регулярные силы только еще готовились к вступлению в войну.

Наиболее почитаемый агрессорами теоретик блицкрига гитлеровский генерал Гудериан утверждал, что из всех возможных решений во время войны самое смелое — всегда наилучшее. Для Сюй Шию таким было бы решение продолжать любой ценой углубляться во вьетнамскую территорию. Но принесло ли подобное поведение военные лавры Гудериану? Его разбили. И китайская армия с ее растянутыми коммуникациями, проходящими к тому же через горные районы, продолжай она наступление, вне сомнения, попала бы в гибельное положение.

Сюй Шию и Ян Дэчжи не могли не понимать в начале марта, что, собираясь «преподать урок Вьетнаму», сами получили таковой. Как, впрочем, и те, кто готовился потребовать от них ответа за неудачи, — министр обороны маршал Сюй Сяпцянь и председатель Военного совета ЦК КПК Гэн Бяо, а также всемогущий Дэн Сяопин. Они отдавали себе отчет в том, что военно-политическое поражение в затеянной ими авантюре не могло не ослабить их позиции в непрекращающейся борьбе за реальную власть в пекинской верхушке.

Февральские туманы, дожди и промозглость в марте сменились вдруг безветрием, палящим солнцем. Бойцы воевали в черных от пота гимнастерках. Наладился своеобразный фронтовой быт. Солдаты обзавелись буйволами из числа разбежавшихся по полям и ставших бесхозными. Сидя однажды в жаркий полдень у интендантов, среди ватных ушанок, консервных банок, в сараюшке на обочине шоссе номер 7 (в сторону Лаокая), я наблюдал караван буйволов, тащивших на плоских спинах целую роту. Снабженцы, сами довольно предприимчивые ребята, раскрыв рот смотрели на находчивого командира, возглавлявшего колонну, продвигавшуюся в сторону фронта. На следующий день они уже не дожидались часами дефицитных грузовиков — отпущенные перед боем на волю буйволы подтаскивали все необходимое на позиции.

Выработались и необходимые навыки. При артналете ложились на тропу, шоссе, в крайнем случае, рядом с кюветом. В кусты, после того как в них погибли два оператора ханойского телевидения, не бросались. Там диверсанты нередко ставили минные ловушки — именно в расчете на такие случаи. Ночью ездили только в случае крайней необходимости — засланные с китайской стороны провокаторы, переодетые во вьетнамскую форму, могли полоснуть по автомобилю пулеметной очередью, а то и швырнуть гранату.

Из иностранных журналистов в эту тридцатидневную войну погиб один — Исао Токано, корреспондент органа ЦК КПЯ газеты «Ака-хата». Это случилось в Лангшоне. Мы попрощались с ним на траурной церемонии, состоявшейся в Ханое. Ее организовали трудящиеся столицы, представители вьетнамской и иностранной прессы. Отдать последний долг журналисту пришли секретарь ЦК КПВ, генеральный секретарь Постоянного комитета Национального собрания СРВ Суан Тхюи и член ЦК КПВ, главный редактор газеты «Нян зан» Хоанг Тунг. Прилетела из Токио жена Токано. Держалась она мужественно.

Один из коллег процитировал Хемингуэя: «Писать правду о войне очень опасно и очень опасно доискиваться правды… Когда человек едет на фронт искать правду, оп может вместо нее найти смерть. Но если едут двенадцать, а возвращаются только двое — правда, которую они привезут с собой, будет действительно правдой, а не искаженными слухами, которые мы выдаем за историю. Стоит ли рисковать, чтобы найти эту правду, — об этом пусть судят сами писатели».

Возлагая венок от корпункта «Правды» к цинковому гробу погибшего коллеги из «Ака-хаты», я невольно заметил, что дипломаты из японского посольства держатся поодаль, в сторонке от прилетевших на церемонию в Ханой сотрудников газеты японских коммунистов. Токано и его политические друзья оставались для официального Токио прежде всего «красными»…

Судьба часто сводила меня на фронтовых дорогах, а то и в одной машине с чехом Вацлавом Бервидой, неунывающим, общительным и энергичным репортером до мозга костей, готовым, невзирая на зной, дождь или обстрел, с ходу отправиться за интересным материалом. Он писал для ЧТК и газет, увлекался репортажами для радио, много и хорошо снимал. Универсалами были и два венгра — Шандор Дьери и сменивший его затем Иштван Зараи. Оба проявили себя отличными товарищами. Друзья из ГДР работали вчетвером — Дитер Пфлаум, его жена, приехавший из Берлина знаток Индокитая Хельмут Капфенбергер и затем корреспондент «Нойес Дойчланд» в Париже Герхард Лео. Невозмутимо и спокойно работал во фронтовых районах подтянутый, выдержанный, корректный кубинец из Пренса Латина Франк Эччевериа.

Конечно, у каждого были свои проблемы. Мы помогали друг другу, как могли, и прежде всего транспортом. Иной раз в УАЗ или «джип» набивались вшестером-всемером. Случалось и так, что в суматохе у нас на всех оставался один переводчик. Чаще всего это был переводчик на немецкий язык — молодой, крепкий парень, сильный и выносливый. При необходимости Дитер Пфлаум переводил нам с немецкого на французский, которым владели все… Помню, как мы, усомнившись в правильности перевода, несколько раз переспрашивали, услышав необычное словосочетание — «конница на рельсах». А китайская конница действительно наступала по полотну железной дороги.

Работать в самом начале боевых действий в прифронтовой полосе Лангшопа, Каобанга и Хоангльеншона было сложновато из-за большого числа понаехавших со всего света коллег. Отдел печати вьетнамского МИД и без того не всегда был в состоянии по вполне понятным причинам — из-за неукомплектованности кадрами прежде всего — вовремя удовлетворить сделанные запросы, хотя и стремился к этому. Он принял к тому же решение подпускать зарубежных журналистов к фронту не ближе чем на 10 километров. Решение в принципе правильное. Толпа корреспондентов, числом более сотни, «вооруженная» теле- и кинокамерами, «рвущаяся» в бой, могла оказаться на прицеле у китайской артиллерии, заметь ее неприятельские наблюдатели.

Выручили коллеги из газеты «Нян зан». Они познакомили меня со своими друзьями из лангшонской, каобангской и хоангльеншонской провинциальной прессы, и я получил бесценную возможность работать с ними. Отдел печати МИД только приветствовал такое сотрудничество, поставив одно условие: всегда иметь под рукой каску. Она досталась мне немного непривычной формы — была сделана в ГДР…

От начавшейся в марте жары больше всех страдали артиллеристы. Мне пришлось в те дни провести несколько часов на огневых рубежах полка «Красная река» — примерно в 40 километрах от города Лаокая. 100-миллиметровые полевые пушки обстреливали укрепления китайцев в районе Фонгхай. Сорванными голосами выкрикивали команды офицеры. Радист на КП беспрестанно кричал в телефонную трубку цифры. Артиллеристы — кто в трусах, кто в брюках, голые по пояс, с лоснящимися от пота спинами — работали не покладая рук.