Знаки - Роман Воронов

решеток ограды, мастиф же, подобно новичку, впервые увидевшему «удар Лемана», распахнул челюсть от удивления и злости – обидчик снова ускользнул от него.

Бесполезно описывать потрясенную психику пса, до вечера обшаривавшего церковную ограду в поисках подходящей щели или иного слабого места. Кузнецы, ковавшие ее, получили за работу щедрое вознаграждение и благословление Святейшего, строители же, уронившие при монтаже одну секцию по причине дурного настроения вследствие обильного возлияния, были преданы анафеме в назидание сменившим их, те же, с испуга, сделали свою работу весьма достойно. Булли-кутта ближе к полуночи вернулся в родную конуру, по пути разорвав от отчаяния крысу средней упитанности, случайно подвернувшуюся ему, и, улегшись на подстилку, стал монотонно грызть свою кость, задумчиво поглядывая на луну.

С того самого дня Кот проникся невероятным уважением к приютившим его стенам из чугуна и Божьей Благодати и решил остаться под их двойной сенью. Утром двери храма распахнулись, и народ повалил валом, кто венчаться, кто крестить, кого понесли отпевать, но, в основном, за дарами к Богу (в обмен на маленькие свои).

Перед входом, на ступенях, которые, как позже выяснил Кот, именовались папертью, обитали специальные люди, приходившие сюда раньше остальных, но никогда не заходящие внутрь. Они занимали места, частенько ссорились и побивали друг друга из-за того, кому где быть, и целый день сидели сиднем, бормоча нехитрые заклинания и проливая слезы, которые выдавливали из глаз без всякой на то причины. Приходящие к Богу и проходящие мимо убогих давали им деньги и еду. Все называли этих людей попрошайками. Коту понравилась такая жизнь, сиди, мяукай, ничего не делай, и тебя кормят. Здорово, решил он. Понаблюдав пару дней за периметром, рыжая бестия убедился, что собак внутрь не допускают, птиц, гадящих на купола и образа, не стреляют, а кротов, буравящих мягкую землю свежих могилок, не травят, что же касается наличия класса кошачьих, он полностью отсутствовал, нулевая конкуренция.

Кот осторожно подошел к мужику, который каждое утро заматывал один глаз грязной тряпкой и искусно подгибал правую ногу, будто ее не было вовсе, и сел рядом. Убогий лениво посмотрел на него, затем почесал холку своей клешней, от которой несло так, что знакомые Коту по свалкам мухи побрезговали бы садиться на нее, но ничего не сказал. Так Кот был принят в клан попрошаек.

Ему подавали в основном дети и возрастные дамы. Когда какая-нибудь седовласая особа с напудренным лицом, напоминавшим маску Горгоны (ее Кот видел на театральной афише), останавливалась возле «чудесного рыжего милашки» и начинала ковыряться в своей мешковатой, бездонной сумке, одноглазый безногий вонючка нажимал отсутствующей ногой на хвост, и, вдохновленная душераздирающим воплем Кота, Горгона отламывала кусок булки потолще и отсыпала убогому монет сверх обычной меры.

Так проходили дни, Кот научился «делать глаза», менять интонации от жалобных до требовательных, разорвал, для имиджа, левое ухо и повыдирал на теле шерсть клоками. Его товарищ по ступени и партнер по бизнесу намотал на переднюю лапу лоскут мерзко пахнущей тряпки, коих в его арсенале имелось несчетное количество, и вдвоем они неплохо зажили, вызывая жгучую зависть и неприкрытое раздражение соседей.

В один из таких бесконечных, едва отличимых друг от друга дней Коту, дремавшему под мелким дождиком во время службы (уходить нельзя, процедура обращения потенциальных кормильцев к Богу вот-вот закончится, и они двинут обратно, а часов котам иметь не положено), поставили под нос миску с молоком. Это было что-то новенькое. Рыжий попрошайка удивленно приоткрыл один глаз, взглянуть на благодетеля (конфеты, яблоки и хлеб уже не лезли в пасть, а мясные деликатесы большая редкость на паперти, местный приход был нищеват), им оказался высокий мужчина в черной рясе.

– Мяу, – выдавил из себя Кот, что значило – «ты кто?»

Вместо обычных в таких случаях «у ты какой мордашка», «кушай, глупенький» или «что вылупился, наглая морда» от высокого прозвучало:

– Я Священник этого храма.

Кот повернулся к убогому партнеру, не с ним ли разговаривает высокий. Сосед сидел с закрытым веком и сопел под редкими каплями, словно запыхавшийся мопс.

Нет, человек смотрел именно на Кота.

– Не стыдно тебе?

– Мяу-у-у, – снова муркнул Кот, имея в виду на сей раз – «чего?»

– Попрошайничать, – человек продолжал спокойно беседовать с животным, явно понимая далеко не простой и совсем не распространенный среди людей кошачий язык.

Кот жадно прильнул к миске, опустошил ее до половины и, глядя прямо в глаза священнику, проголосил:

– Мур-мур-мур, – типа, а какие у меня варианты?

На что последовал ответ доброго человека:

– Поживешь у меня. Как тебя называть, рыжий?

– Мяу.

– Хорошо, пусть будет Кот.

Он подхватил одной рукой Кота, другой – миску и, не перекрестившись (а нечем), вошел в храм.

Священник жил бедно: маленькая келья, стол, стул и узкая кровать – вот все убранство его хором, хотя нет, еще книги, стопками стоящие на полу (одно удовольствие задирать лапу). Труды по богословию, философии, истории сталагмитами тянулись к потолку, отбрасывая дрожащие причудливые тени от единственного источника света – парафиновой свечи.

«Ретроград», – подумал Кот и, недовольно мяукнув, спрыгнул с рук хозяина столь утлого жилища, укрывшись под кроватью. Выбрав место у ножки, все они были привинчены к полу, он еще раз мяукнул (живет как в тюрьме) и заснул.

Священник оказался странным человеком – то ли аскеза повлияла на его психическое здоровье, то ли обет безбрачия, Кот так и не решил, но ясно было одно – Святой Отец немного чокнутый. Несмотря на всеобщий прогресс и сексуальную революцию в обществе, он все еще ждал Мессию, причем не где-то, а среди своего прихода. Каждое утро, открывая дверь и выпуская Кота на паперть, Священник напутствовал его словами: – Смотри в оба, не прогляди, – а вечером, впуская его в свою полутемную резиденцию, спрашивал: – Ну как, видел?

Кот, всякий раз в ответ однозвучно мурлыкал, в первом случае это значило – «и не надейся», во втором – «ага, даже двух». Священник абсолютно спокойно реагировал на кошачий сарказм, завершая утреннюю беседу фразой: – Возверуй, и надежда не обойдет тебя, – а вечером, поглаживая рыжего упрямца по голове: – Нам бы и одного, ибо из двух один будет Антихрист, и поди разбери, кто из них кто.

Кот забивался под кровать, где его уже ждала миска с теплым молоком, а хозяин садился за книги и проводил в этом занятии долгие ночные часы, изредка истово крестясь от прочитанного, а иной раз и чертыхаясь, после чего снова крестясь, еще более ожесточенно.

Да, он был чудной, но его вера в Мессию являлась столь высокой и