Чернильная смерть - Корнелия Функе

Почему они привели его к ней — сюда, к могиле ее покойного мужа? Может быть, Виоланта решила закрепить за собой награду, обещанную за голову Перепела, раньше, чем на нее заявит права Зяблик?

— Есть у него шрам? — Она не сводила глаз с его лица. Один из солдат нерешительно шагнул к Мо, но тот уже сам закатал рукав, как это сделала девочка в деревне прошлой ночью. След борьбы с собаками Басты, давно, в другом мире, Фенолио перенес его в свою повесть, и теперь Мо иногда казалось, будто старик собственноручно намалевал ему этот шрам бледными чернилами.

Виоланта подошла к нему. Тяжелая ткань платья шуршала по каменному полу. Она сунула руку в вышитый кошель у пояса, и Мо ожидал, что оттуда появится берилл, о котором рассказывала Мегги, но Виоланта достала настоящие очки. Отшлифованные стекла, серебряная оправа — судя по всему, за образец были взяты очки Орфея. Найти мастера, способного отшлифовать такие линзы, наверняка стоило большого труда.

— В самом деле. Легендарный шрам. Предательский знак. — Глаза Виоланты казались больше за стеклами очков. Они не были похожи на глаза ее отца. — Значит, Бальбулус был прав. А ты знаешь, что мой отец в очередной раз повысил награду за твою голову?

Мо опустил рукав.

— Я слышал об этом.

— И все же ты пришел, чтобы увидеть рисунки Бальбулуса. Это мне нравится. Значит, правда то, что поется в песнях: ты совсем не знаешь страха и даже любишь опасность.

Она внимательно разглядывала его, словно сравнивая с рисунками Бальбулуса. Но когда он открыто встретил ее взгляд, Виоланта покраснела, то ли от смущения, то ли от гнева, что он смеет прямо глядеть ей в лицо. Мо не мог решить, какое из этих предположений верно. Она вдруг круто повернулась, подошла к саркофагу своего мужа и провела рукой по каменным розам — бережно, словно желая пробудить их к жизни.

— Я на твоем месте поступила бы точно так же. Мне давно кажется, что мы похожи. С тех самых пор как я впервые услышала от комедиантов песню о тебе. Беды в этом мире множатся, как мошки над прудом, но с ними можно бороться. Я выкрадывала золото из казны, когда о тебе здесь еще никто не слышал. На новую богадельню, на приют для нищих, на устройство сирот… И я сумела повернуть все так, что в краже заподозрили одного из управляющих. Они в любом случае все заслуживают виселицы.

С каким вызовом она выставила подбородок, снова повернувшись к нему лицом! Почти как Мегги. Виоланта казалась одновременно очень старой и очень юной. Что она задумала? Собирается выдать его своему отцу, чтобы на вырученные деньги кормить бедняков и купить, наконец, вдоволь пергамента и красок для Бальбулуса? Все знали, что она заложила свое обручальное кольцо, чтобы оплатить ему кисточки. «А что, неплохая идея, — подумал Мо. — Продать шкуру переплетчика за новые книги».

Один из солдат все еще стоял у него за спиной. Двое других охраняли дверь. Другого выхода из склепа, видимо, не было. Трое. Всего трое…

— Я знаю все песни о тебе. Я велела их записать.

Глаза за стеклами очков были серые, до странно светлые. Заметно, что они плохо видят. Ничего общего с неподвижными глазами Змееглава. Должно быть Виоланта унаследовала их от матери. Книга, замкнувшая в себе смерть, была переплетена в той самой комнате, где поселили когда-то опальную жену Змееглава с некрасивой маленькой дочкой. Помнит ли Виоланта эту комнату? Наверняка.

— Новые песни сложены не очень искусно, — продолжала она. — Но это искупается рисунками Бальбулуса. С тех пор как мой отец посадил Зяблика хозяйничать в нашем замке, Бальбулус работает в основном по ночам, а я держу новые книги у себя, чтобы их не продали, как всю остальную библиотеку. Я читаю их, пока Зяблик пирует в большом зале. Я читаю вслух, чтобы заглушить шум: пьяный ор, глупый смех, плач Туллио, которого опять травят… И каждое слово наполняет мое сердце надеждой — надеждой, что в один прекрасный день в этот зал придешь ты, прихватив с собой Черного Принца, и вы перебьете их всех. Одного за другим. А я буду стоять рядом, по щиколотку в их крови.

Солдаты Виоланты и бровью не повели. Они, похоже, привыкли к таким речам своей госпожи. Виоланта шагнула к нему.

— Я велела искать тебя с того самого дня, как услышала от людей моего отца, что ты скрываешься по эту сторону Чащи. Я хотела найти тебя раньше, чем они, но ты умеешь оставаться невидимым. Наверное, тебя прячут феи и кобольды, как об этом поется в песнях, а кикиморы лечат твои раны…

Мо не выдержал и улыбнулся. На мгновение Виоланта показалась ему ужасно похожей на Мегги, когда та рассказывает какую-нибудь из своих любимых историй.

— Чему ты улыбаешься? — Виоланта нахмурилась, и Змееглав глянул на Мо из ее светлых глаз.

Осторожно, Мортимер.

— Я знаю, ты думаешь — она всего лишь женщина, почти девочка, у нее нет власти, нет мужа, нет солдат. Да, большинство моих солдат лежат мертвыми на Змеиной горе, потому что мой муж поторопился выступить войной против моего отца. Но я не глупа. Я сказала: Бальбулус, распусти слух, что ищешь нового переплетчика. Может быть, на эту приманку мы поймаем Перепела. Если он действительно таков, как описал его Таддео, он придет только ради того, чтобы взглянуть на твои рисунки. И когда он окажется здесь в замке, моим пленником, как прежде он был пленником Змееглава, я спрошу его, согласен ли он помочь мне убить моего бессмертного отца.

Виоланта насмешливо улыбнулась, перехватив быстрый взгляд, брошенный Мо на солдат.

— Не беспокойся! Мои солдаты мне верны. Люди моего отца убили их отцов и братьев.

— Вашему отцу уже недолго оставаться бессмертным.

Слова вырвались у Мо против его воли. «Дурак, — обругал он сам себя. — Ты что, забыл, с кем говоришь, только потому, что в ее лице что-то напомнило тебе Мегги?»

Виоланта улыбнулась.

— Значит, правда то, что сообщил мне библиотекарь моего отца, — сказала она так тихо, словно мертвецы в склепе могли ее подслушать. — Когда мой отец почувствовал себя плохо, он подумал сначала, что его отравила одна из служанок.

— Мортола. — Каждый раз при этих звуках Мо видел перед собой ружейное дуло.

— Ты ее знаешь? — Похоже, Виоланта тоже не любила произносить это имя. — Мой отец велел ее пытать, чтобы она назвала яд. Она не призналась, и тогда он бросил ее в тюрьму, глубокий застенок под замком, но в один прекрасный день она исчезла. Надеюсь, она погибла. Говорят, это она отравила мою мать. — Виоланта расправила складку на платье, словно говорила о качестве шелка, а не о смерти матери. — Как бы то ни было, сейчас моему отцу известно, по чьей вине он гниет заживо. Таддео вскоре после твоего ухода заметил, что книга стала странно пахнуть. Потом страницы вздулись. Застежки некоторое время скрывали это как ты, вероятно, и задумал, но вскоре они уже с трудом удерживали доски переплета. Бедный Таддео чуть не умер со страха, когда увидел, что творится с книгой. Таддео был единственным, кроме моего отца, кто знал, где спрятана книга, и имел право к ней прикасаться… Он знает даже три слова, которые нужно туда вписать! Любого другого мой отец казнил бы за такое знание. Но он доверяет старику больше всех на свете, может быть, потому что Таддео много лет был его учителем и часто защищал отца, когда он был еще ребенком, от моего деда. Кто знает! Таддео, конечно, ничего не сказал отцу о состоянии книги. За такие новости тот и старого учителя велел бы тут же повесить на месте. Поэтому Таддео тайком зазывал в замок каждого переплетчика, какого мог отыскать от Непроходимой Чащи до моря, а когда выяснилось, что ни один из них ничего сделать не может, он по совету Бальбулуса велел переплести еще одну книгу, на вид неотличимую от первой, чтобы показывать отцу, когда тот пожелает ее видеть. А отцу тем временем с каждым днем становится хуже. Сейчас это уже всем известно. Дыхание у него вонючее, как гнилая вода в болоте, и его постоянно знобит, словно он уже ощущает ледяное прикосновение Белых Женщин. Какая месть, Перепел! Бесконечная жизнь в бесконечных страданиях. Не похоже на замысел ангела, скорее — очень умного дьявола. Так кто ты — ангел или дьявол?

Мо не ответил. «Не доверяй ей!» — подсказывал ему разум. Но, как ни странно, сердце говорило другое.

— Так вот, мой отец долгое время подозревал только Мортолу, — продолжала Виоланта. — Он даже отвлекся от поисков Перепела. Но в конце концов один из переплетчиков, к которым обращался Таддео, рассказал отцу, что происходит с книгой, — наверное, в надежде получить награду за донос. Змееглав велел его казнить — ведь никто не должен был знать, что его бессмертие под угрозой; но новость быстро распространилась. Сейчас, кажется, по ту сторону Чащи не осталось в живых ни одного переплетчика. Всякий, кто безуспешно пробовал спасти книгу, оказывался на виселице. А Таддео отец велел бросить в подземелье. «Пусть гниет так же медленно, как я», — сказал он при этом. Не знаю, жив ли он еще. Таддео стар, а застенки Дворца Ночи убивают даже молодых.